Выставка вошла в параллельную программу биеннале современного искусства Manifesta 10.
Отличительная черта творчества Владислава Мамышева-Монро заключается в полном совпадении искусства с жизнью. Мастер перевоплощения, сделавший этот жанр основой своего творчества, художник превратил свою жизнь в перформанс. Можно сказать, что он критически пересмотрел идею истории, претерпевшей столь кардинальные изменения во время Перестройки. Начало его творчества не просто совпало с этой радикальной революцией, но и отразило время перемен. Он стал первым критиком нарождающегося на постсоветском пространстве гламура и культа звезд. Он исполнял одновременно роль и сказочника, и сказочного героя. В таком переплетении так называемый вымысел и так называемая реальность то и дело меняются местами. Задача выставки показать, как художник, примеривший на себя столь полярные образы, смог наглядно показать, как меняется под влиянием быстрых политических, технологических и эстетических перемен сама идея субъекта в современном мире.
(Кураторы Олеся Туркина и Виктор Мазин о Владиславе Мамышеве-Монро. Photographer.ru, 6.06.2014)
- Это первая большая выставка после смерти художника. Как и когда возникла идея ее устроить и какие стадии проходила концепция?
Виктор Мазин: Наша выставка напрямую со смертью Владика не связана. Для нас он принадлежит к сонму бессмертных, и вообще художник жив всегда в своих произведениях. Возможно, Вы знаете, что мы делали еще самые первые выставки Владика, и эта — одна из выставок в череде. Она начала готовиться давно, и, если быть честным, изначально планировалась не выставка, а книга. При жизни Владика мы затеяли вместе написать о нем книгу, а издавать ее собирался Пьер Броше (идея жива по сей день). Последняя наша встреча с живым и здоровым художником состоялась в кафе рядом с Новым Музеем, и мы в очередной раз говорили о книге. Когда Владика хоронили, было очень много предложений и идей сделать выставку, написать книгу, собрать архив — на эту тему говорили многие люди. Прошло больше полугода после его смерти, когда нас пригласил основатель Нового Музея Аслан Чехоев. Зная нас, он предложил написать книгу и сделать выставку, которую так обещали многие. Это предложение совпало с нашим желанием, и мы с радостью сказали «да».
Олеся Туркина: Выставка делалась в напряженные сроки: в конце сентябре поступило предложение от Аслана Чехоева, а открывается выставка в начале июне, то есть у нас было немногим больше полугода. Сработала харизма Владика, и стали происходить какие-то невероятные вещи: вдруг приходил человек со словами «Мне Владик 25 лет назад подарил эту работу». Будут представлены многие работы, которых вообще никто не видел. Откликнулись все известные российские и зарубежные коллекционеры: Елена Селина и XL-галерея, Владимир Овчаренко и галерея «Риджина», Пьер и Аннушка Броше, и многие другие. В процессе написания книги и работы над выставкой мы обнаружили интервью, которое брали у Владика 10 лет назад, забыли о нем и вдруг нашли на диктофоне его голос, два часа интервью.
В.М.: Это ведь здорово, что самые разные люди, друзья Владика, коллекционеры, директора музеев — все люди, с которыми мы разговаривали, пошли навстречу, ни один человек не отказался. Есть крупные коллекции, а есть друзья, к которым мы относим и себя, и у друзей работ не так много. Елена Селина предоставила нам абсолютно все, при том, что они с куратором Антонио Джеуза готовят большую выставку Мамышева в ММСИ. Мы, кстати, сразу договорились о сотрудничестве между петербургской и московской выставками: важно представить наследие Монро объемно.
- Какова судьба наследия? Известно, что для управления наследием Тимура Новикова или Георгия Гурьянова специально созданы фонды, а как будет с Мамышевым?
В.М.: Его наследие кажется неисчерпаемым. Наш подход к выставке изначально заключался в том, что собрать все мы никогда не сможем. Во-первых, работы Мамышева-Монро тиражны. Во-вторых, будучи добрым, открытым человеком, он дарил свои работы направо и налево. Для нас очень важно представить различные аспекты его творчества. Принципиально важно показать его самые первые работы, его позднюю живопись и, конечно, «расцарапки». Когда мы писали книгу, то в голову пришла мысль, что есть кладоискатели, а есть «кладосеятели», и Владик оставил на планете Земля очень много кладов, которые иногда обнаруживаются. Так, был обнаружен чемоданчик с работами Владика у Ксении Новиковой, в архиве Тимура, и Олег Котельников назвал его «Сундук мертвеца». Владик оставил Тимуру этот «клад» давным-давно, когда уезжал в Москву. Другой «клад», портфель с документами и работами, Владик оставил у Сергея Бугаева Африки. Работы из этих «тайников» будут на выставке. Владик умер, но дело его живо. Работы прибывают.
О.Т.: Вместо каталога мы сделали книгу, которая вместе с выставкой – наш вклад в изучение наследия Владика. Мы работали в сотрудничестве с его мамой, Ниной Ивановной Мамышевой, которая как наследница вошла в фонд художника, созданный вместе с XL-галереей, главной галереей художника. Такая структура гарантирует четкое подтверждение авторства всех работ. Все сведения, которые нам удалось найти за это время, по тем или иным причинам не вошедшие в выставку или книгу, мы с радостью передадим фонду. После смерти работы Монро значительно выросли в цене, и растут не по дням, а по часам. Только сегодня я разговаривала с Еленой Селиной, которая вместе с Михаилом Каменским делала предпоказную лекцию на Sotheby's, - один из коллекционеров Владика выставляет на аукцион его работы. До этого прошел очень удачный аукцион Vladey. Наверное, это можно назвать признанием.
- Все это искусство очень живое, часто оно выражалось в перформансах. Удалось ли вам как-то передать атмосферу начала 1990-х годов, чтобы эти вещи были живы сейчас? Ведь это одна из основных проблем для поколения, которое сейчас переживает музеефикацию.
О.Т.: Работать с художником-перформансистом и сложно, и легко, а Владик всю свою жизнь превратил в перформанс. Он так и говорил, что для кого-то искусство, а для него это сама жизнь. Конечно, мы показываем фотографии, видео перформансов, костюмы, но есть определенный момент: фактически Владик был концептуальным художником эпохи 90-х годов, но его концептуализм был наполнен другим содержанием в отличие от концептуализма 1960-х и 1970-х , ведь Владик — герой перестройки. Он стал своего рода перевертышем, и показал всем нам, как человек живет между различными идентичностями. Эта множественность, которую мы демонстрируем, и стала его концептуальным приемом. Как нам кажется, задача этой выставки не только в том, чтобы показать роль и значение Владислава Мамышева-Монро в истории искусства. Владик сложный художник, но вообще-то он художник для всех и каждого, поскольку ставит вопросы «Кто ты такой? Где ты живешь? В какое зеркало ты смотришь?». Эти вопросы делают его выставку очень живой и важной не только для профессионалов, но и для любого зрителя.
В.М.: Каким способом представить художника после смерти как живого? Это опасное дело Франкенштейна. Задокументировать Владика тотально и затем реанимировать, к счастью, не удастся. Он никогда не был озабочен своим архивом. Например, от первого зарубежного перформанса не осталось никакой документации. Мы устроили его вместе с Владиком и Юрисом Лесником на фестивале перформансов в Хельсинки в 1991 году, и сохранилась только одна фотография, которую удалось добыть чудовищными трудами. От перформансов Владика вообще мало что осталось, и для него это не было важно. Он всегда жил дальше. На нашей выставке нам бы хотелось переставить акценты в его творчестве. Монро слишком медиатизированная фигура, и это не очень здорово. Все знают, что это «какой-то мальчик, который переодевался в тетенек». Превратить Мамышева просто в drag queen категорически не хотелось. Это человек, который посвятил свою жизнь всему многообразию искусства. Важны его рисунки, живопись, работы в технике «расцарапки». Словом, нам бы хотелось сместить акцент с медиа-звезды перевоплощений на концептуального художника во всем его многообразии.
- Сейчас Монро, все время упоминаемый в связи с Тимуром Новиковым, оказывается художником «поверх барьеров» и разделения на «Новых художников» и «Новую Академию», его не коснулись идеологические разногласия. Есть несколько способов истолкования, какой ближе вам?
В.М.: Владик всю жизнь осмыслял свое творчество. Он прекрасно умел говорить и много писал. Мне, как многолетнему редактору журнала «Кабинет», Мамышев-Монро, с первого дня участвовавший в работе журнала, интересен потому, что он рефлексивный художник. По его собственным словам, принадлежа сердцем «Новой Академии», он воплотил в себе двух людей — Тимура Новикова и Илью Кабакова. Проще всего будет назвать Монро постконцептуальным художником, который сочетает изобразительность (на чем настаивал Тимур) с фундаментальными идеями об идентичности человека. Этот вопрос начинает уже мерцать как психоделический, и на него отвечают в принципе абсолютно не похожие друг на друга художники — «Медгерменевтика» и Мамышев-Монро.
О.Т.: Я бы применила для описания работ Владика понятие Павла Пепперштейна «психоделический реализм». Будучи связаны с реалистической традицией, они всегда представляют перевернутый образ.
В.М.: Владик идет путем Сократа, который сказал: «если хочешь познать мир, познай самого себя». Владик пропускает весь мир через себя и возвращает его нам в другом состоянии.
- Вы рисуете образ весьма серьезной духовной работы, из которого можно вылепить, учитывая обстоятельства смерти, трагического художника. Будет ли выставка Владислава Мамышева-Монро веселой или грустной, зритель будет плакать или смеяться?
О.Т.: Нам памятен образ Владика — человека, который с хохотом мог говорить о самых трагических вещах. На этой выставке зритель должен порадоваться и уйти в возвышенно-веселом состоянии, а потом, вернувшись домой, глубоко задуматься.
В.М.: Владик все делал как будто легко, но на деле — на пределе, там, где трагедия сходится с комедией.
(Павел Герасименко. «Владик оставил на планете Земля очень много кладов». Art1.ru, 02.06.2014)
