Биография

• Рукопись из архива Музея современного искусства «Гараж»

  «Лучше всего составить свою автобиографию из тех состояний, какие называются вдохновением или неадекватными состояниями, по примеру древних мифов. Мать и отец — краткая предыстория моего рождения; факты на день рождения: 12 октября 1969 года — день образования Молдавской ССР, то есть одьяволизация румынской земли, если соглашаться с таким утверждением, что эпоха советская — эпоха дьявольская. Отец мой был зачат во время Второй мировой войны от пленного румынского фашиста. Впервые свастика встречается именно в Трансильвании. Оттуда же, из Трансильвании, родом граф Влад, он же Дракула, вампир. 12 октября 1969 года стартует космический корабль с тремя космонавтами, их командир — Владислав Волков. В честь этого меня называют Владиславом. Экипаж при приземлении погибает от разгерметизации. Владислав Волков уходит в вечность, а я остаюсь жить с его именем. К тому же 12 октября 1969 года был тот уникальный девятый день лунного календаря, когда луны на небе не присутствовало из-за полного затмения. Без параллелей, но для справки: в такой же день по лунному календарю, с тем же совпадением — безлунием — родился Иосиф Виссарионович Сталин. Это всё дьявольское, или демоническое, или злое связывается мною с отцом, с его мужской частью моего существа. Мать же моя, наоборот, сама святость и невинность. Простая русская женщина с Волги хотела дать мне имя Денис, почти Дионис, и в этот день рожать меня не хотела, весь ее организм этому противился, пришлось делать кесарево сечение, и на всю жизнь ее тело осталось в чудовищных шрамах этих тяжелых родов. Позже в моем детском сознании мать и отец будут неразрывно связаны с тоталитарными идолами добра и зла — Мэрилин Монро и Адольфа Гитлера. И я, соответственно, ощущаю себя в некоем пограничном состоянии, совмещая и то и другое начало».
  Владислав Мамышев-Монро. Автобиография на оборотах листовок «Матерь мира Мария Дэви Христос Мессия и Спаситель». 1990-е (рукопись из архива Музея современного искусства «Гараж». Фонд Владислава Мамышева-Монро. Стр. 1–2)

• Нина Мамышева. «Воспоминания»

  «Вспоминаю, с чего началось его «художество». С детского сада. Передо мной поздравительные открытки, которые Владик сам рисовал. Была среди них особенно удачная, даже воспитательница сказала: «Сохраните обязательно, будет художником, поверьте». Это было к 8 Марта, и там так подобраны краски, что она говорит: «В будущем вспомните мои слова, он обязательно станет художником». Их еще никто не учил, всего три годика ему было, первый раз кисточки взяли в руки. А эта — «Слава комсомолу», «Дорогая мама, с великим праздником…». И в каждой: «Обещаю хорошо учиться и иметь отличное поведение».
  Нина Мамышева. «Воспоминания» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 178)

• Ирина Кулик. Проект «Современники»

  «— Каким было ваше первое произведение современного искусства?
  — Первое произведение? Скорее всего то, что я маму свою расцарапал, как я потом расцарапывал фотографии. Ей сделали кесарево сечение — скорее всего благодаря какому-то невероятному моему поведению у нее в животе, и я ее как бы разорвал. Ну это, конечно же, шутка. На самом деле первое, что я помню, — это открытка какая-то, «С днем рождения, дорогая мама!», естественно, с аппликациями».
  Ирина Кулик. Проект «Современники» (ММОМА, расшифровка видеоинтервью, 2013)

• Расклад «Полония»: театральные опыты Владислава Мамышева-Монро

  «Мне, как ученику литературной школы, было, конечно, западло читать книги — такой сапожник без сапог. У меня была задача — не прочитать ни одной и сдать все на «отлично». Может, это и определило мою талантливость. Я абсолютно пустой сосуд, который может легко поместить в себя сущность другого человека».
  Расклад «Полония»: театральные опыты Владислава Мамышева-Монро (21 декабря 2012 года, архив Фонда Владислава Мамышева-Монро; http://rollingstone.ru/social/interview/14981.html)

• Нина Ивановна Мамышева, из письма, архив Фонда Владислава Мамышева-Монро

  «1983–1984 года — учился в школе № 9, затем мы переехали в п. Тайцы, и он учился в сельской школе (1984–1985 года). Все верно, учительница литературы рекомендовала перевести его в литературную школу, так как он превращал ее уроки в диалог. Так и сказала, что у нее нет такой возможности готовиться к урокам литературы и его вопросы все время ставили ее в тупик, короче, мешал».
  Нина Ивановна Мамышева (из письма, архив Фонда Владислава Мамышева-Монро)

• Денис Теклин. «Воспоминания одноклассника»

  «…мы с Владиком учились вместе в школе номер девять Василеостровского района. Это была обычная школа, но с химическим уклоном. Там учились обычные дети. <…> Мы часто оставались на продленке. Владик вел там литературные уроки. Гоголь и Достоевский, Гончаров и так далее преподавались в те годы в хорошем объеме. На этих «уроках» мы весело отбывали время. У Владика была великолепная от природы память, он все запоминал с ходу — стихи, песни, тексты. Прочитав его сочинения, учительница литературы Юлия Борисовна и директор школы рекомендовали маме Владика перевести его в специальную литературную школу. Все, кто его знал, отмечали, что разговорная речь Владика была классической литературной. <…> Несмотря на грамматические ошибки и разные словечки, он был носителем живого великорусского языка. Все стенгазеты в классе выпускал только Владик, вел литературный кружок, позже играл в народном театре. Наша школа была очень мирной. Не было никакой жестокости, никто никого не обижал. У Владика была манера: подойти к человеку и начать рассказывать ему какую-то историю: «Ты помнишь это…» — и понеслось. Эта привычка, контактность, музыкальная жестикуляция сохранялись у него со школы. <…> …он стал собирать фотографии Мэрилин Монро, вырезки из газет, ее биографии. Он ходил в библиотеку на улице Кима, ездил в центральную библиотеку. Он вспоминал в «Фейсбуке», как его там поймали. Вырезки он аккуратно вклеивал в один из альбомов. Второй был посвящен членам Политбюро. Тогда он их еще не расцарапывал. Владик писал, что собирает фотографии Мэрилин Монро потому, что она похожа на его маму — такая же красавица. Он рос без отца, и для него этот женский образ служил идеалом. Конечно, потом он образ Монро переиграл по-своему. С возрастом он узнал, что этот образ не был таким уж светлым. Владик был увлечен ее жизнью, читал о ней буквально все, что находил. Еще в школе он знал и про ее связь с Кеннеди, и про Карибский кризис. Портреты членов ЦК он собирал отдельно, и тогда зарождалось то, что впоследствии превратилось в «дорисовки».
  Денис Теклин. «Воспоминания одноклассника» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 288–290)

• Владислав Мамышев-Монро. «Куда я попал? Где мои вещи?»

  «Сначала было «Дело». «Дело девятиклассника Владика Мамышева, учащегося средней школы № 27 по кличке Гитлер, предводителя неофашистской молодежной организации Василеостровского района». Так значилось в «деле», но к действительности никакого отношения это не имело, как и инкриминируемые мне сотрудниками Комитета государственной безопасности действия: организация фашистских сборищ, шествий с штандартами и автоматами по Невскому проспекту в окружении таких же «двойников» Геббельса, Гиммлера, Геринга и прочих на 9 Мая. Пищей для таких безумных фантазий у вполне серьезных людей из комитета послужило письмо родителей одного из моих одноклассников, к которому прилагались фотографии меня в гриме Адольфа, мои карандашные рисунки — портреты Адольфа Гитлера анфас и профиль. Фотографий, рисунков как факт я и не отрицал и не собирался, но все остальное… Больное воображение сотрудников КГБ только подхлестывалось моим невозмутимым спокойствием по поводу совершенных «преступлений». Неосознанная, но целенаправленная работа над ярким историческим образом была для меня чисто художественным увлечением, полным находок и откровений. Разве не откровение — обнаружить в своей внешности черты сходства с интересующим тебя объектом и ощутить на себе весь комплекс субъективных переживаний, вызванных непосредственным детским восприятием чужого как своего и своего как чужого! На подобные рассуждения майор КГБ Соболев реагировал как-то неадекватно, с чувством рассказывал мне историю про то, как его дедушку немцы забили прикладами в 44-м на Ладоге. Причем ставя это печальное событие в вину мне, Владику Мамышеву, он невольно подтверждал небесполезность моих экспериментов, в которых я был уже не я, а Адольф Гитлер — фюрер Третьего рейха. Фашистских же целей при этом я не преследовал. По моим соображениям, германский фашизм 30–40-х годов с его жестокостью, бесчеловечностью и авантюризмом стал лишь пьедесталом для возвышения и увековечивания в истории глубоко символичной персоны Адольфа Гитлера, так же как американский кинематограф 50–60-х годов стал пьедесталом богини любви и красоты XX века, на который и взошла Мэрилин Монро. Но ничего этого тогда, учась в 9-м классе, я не понимал и не отдавал себе отчета в том, что делаю.
  Гитлер по причине субъективности идеологии гуманизма являлся запрещенной темой. Но тем не менее он проникал всюду, насколько я помню, с самого детства. Через советские кинофильмы про войну, через боевые листки Кукрыниксов, через изобличающие произведения других художников соцреализма, через военно-патриотическую литературу, периодическую прессу, анекдоты. Еще в младшей группе детского сада мои ровесники любили повторять: «Внимание, внимание! Говорит Германия: сегодня утром под мостом поймали Гитлера с хвостом». Чуть позднее: «22 июня ровно в 4 часа Гитлер сварился в кастрюле — так начиналась война!» Этой постоянно поступающей информации о Гитлере мне вполне хватало, чтобы по невидимым волнам, связывающим нас всех в пространстве и во времени, подключиться к его субъекту, проникнуть в сущность. Не хочу сказать, что я этого хотел или мог этого не делать. Это было независимо от моего желания, словно важное задание, которое не обдумывают. Задание, данное Богом? Гитлером? Шизофренией? Это не важно, главное, что я его выполнил. Теперь я могу спокойно и субъективно ощущать себя Адольфом Гитлером, а благодаря внешнему сходству, щедро отпущенному мне природой, — вообще быть им при наличии такой душевной или профессиональной потребности. Школьное «Дело» Гитлера для меня закончилось-таки через год. Это был первый год перестройки в стране. Меня исключили из школы, чтобы не исключать из комсомола по просьбе моей матери, видного работника партаппарата».
  Владислав Мамышев-Монро. «Куда я попал? Где мои вещи?» (Кабинет 5. — СПб.: Группа исследования современного искусства, 1993. Стр. 52–53)

• Беседа в Сен-Тропе. Олви Матур — Владислав Мамышев, 26 июля 2004 года

  «Олви Матур: Мы сейчас ведем разговор не для нас. Это, конечно, звучит странно, но разговор направлен куда-то в будущее, к читателю, навострившему уши из грядущего. Потому и возникает все время вопрос о начале. Читатель любит начало. С чего все началось? <…>

  Владислав Мамышев: Это, конечно, не очень политически корректно, но первый образ, который у меня появился, — а это было советское время, и я явился в нем, в этом образе, советскому обществу, в том числе и КГБ, — это был образ Гитлера. Когда я учился в 9-м классе 27-й школы, литературно-исторической, нам Вениамин Каверин преподавал литературу раз в неделю, и мы были воспитаны в духе свободы, потому что в других школах могли спокойно учиться математике или чему-то еще, просто не замечая ничего вокруг, а у нас были такие привилегии… Отсюда эта непонятная свобода, ощущение вседозволенности. Я, перевоплотившись в Адольфа Гитлера, раздавал фотографии своим одноклассникам, а они послали их в КГБ, и мной занималось какое-то «управление», это было в 1986 году.
  <…>
  О.М.: Почему все-таки Гитлер? Почему именно он?
  В.М.: Потому что… понимаете… это вечный вопрос: курица или яйцо? Кто важнее для человека — его папа или мама? Вот в моем случае получается, что первоначально все-таки отец. Я как бы ассоциировал его с Гитлером, с очень нехорошим человеком, с человеком, который поступил нехорошо.
  <…>
  — Вы упомянули, что ваши соученики послали в КГБ ваши фотографии в образе Гитлера. Что в результате случилось? Вас выгнали из школы?
  М.-М.: Да, меня выгнали из школы, мной занималась госбезопасность…
  О.М.: А что вам говорили? Вас вызывали на допросы?
  М.-М.: Да, вызывали на допросы, это было громкое дело в Ленинграде. В 1986 году уже задыхающийся режим искал каких-то врагов…
  О.М.: Да, громкое ленинградское дело «Мамышев — Гитлер». Режим отчаянно ищет врагов и жертв.
  М.-М.: Да, и жертв. Так перед закатом Третьего рейха фашисты посылали на амбразуру детей из гитлерюгенда. Так и коммунисты в СССР последними своими врагами объявили детей. Если помните, была такая целая серия якобы неофашистских организаций, возникающих в школах, была мифология неофашистского течения… Гнев огромной тоталитарной машины обрушился на детей, у которых еще молоко на губах не обсохло».
  Беседа в Сен-Тропе. Олви Матур — Владислав Мамышев, 26 июля 2004 года (К 12 Кабинет Ш. Картины мира V. — СПб.: Скифия-принт, 2014. Стр. 185–188)

• Из интервью Александру Шейну для фильма «Тимур Новиков. Ноль-объект»

  «Мама была партийная работница, идеальная, не фальшивая, помогала людям. Ее задача состояла в том, чтобы старым большевикам, передовикам производства выбивать квартиры, специальные блага, деньги, поездки в хорошие санатории на лечение. Я, конечно, не был таким слепым, как моя мама. Я грезил сделать партийную карьеру. И вот когда в КГБ человек, похожий на нынешнего губернатора Петербурга Полтавченко, пришел как-то в нашу школу, нашли мой рисунок с автопортретом в образе Гитлера. Придумали какую-то телегу, что я — член нацистской организации, и меня — человека, преданного этой партии и всем этим структурам, — прогнали; КГБ меня уже за своего не считало, я для них стал никто. Я на все плюнул. Меня выгнали из школы, исключили из комсомола…
  А.Ш.: А какой был мотив у всего этого?
  В.М.-М.: Во время уроков я рисовал карикатуры на учителей, они пользовались невероятным успехом, я рассылал их по партам. Раз нарисуешь, два, три, а дальше скучно — не вызывает уже такого ажиотажа, а хочется быть звездой и дальше… И поэтому я начинал что-то придумывать. И вот однажды я посмотрел на свою фотографию: так ее поставил, по-другому — и вроде похож на Гитлера… Слегка пририсовал усики и челочку — копия получилась. Всем это понравилось! Поскольку школа была привилегированная, кто-то из родителей нашел этот рисунок и решил стукануть. В КГБ пришла телега, что я член общесоюзной тайной фашистской организации, «фюрер», который собирается сколотить в школе местную страшную ячейку с далеко идущими планами. <…> Я оказался выброшенным из этой структуры, что для меня было страшным разочарованием. Ужасно! Я чуть не плакал. И что делать?»
  Интервью Александру Шейну для фильма «Тимур Новиков. Ноль-объект» (2013, впервые опубликовано в каталоге «Архив М» (М.: ММОМА, 2015). Стр. 326)

• Нина Ивановна Мамышева. «Воспоминания»

  «Еще в школе мы обсуждали образ Адольфа Гитлера, которого Владик сперва рисовал, а не изображал. Он у него долго не получался. Владик много литературы перевернул, так много перечитал о нем, но никак не мог схватить что-то важное. Ходил ссутулившись в костюме перед зеркалом. Я говорю: «Нет, он вроде бы не так ходил». Владик пришел в литературную школу уже под конец восьмого класса. 27-я школа, а там все супер-пупер, одаренные ученики. А он — обыкновенный парень. Ну начитанный, но он все-таки влиться был должен в коллектив. Хорошо рисовал. И вот один ученик попросит: «Нарисуй вот этого». — «Пожалуйста!» — «Нарисуй Наполеона!» — «Извольте!» — «Меня нарисуй» — готов портрет. А Гитлера и никак. Владик им заболел, все тетради были изрисованы. Девочка, которая сидела с ним за одной партой, Наташка Овсянникова, аккуратно собирала эти рисунки. У них такая дружба была! Ее папа донес куда следует, и нас с Владиком арестовали. В тот год 60 лет Монро отмечали. За нами пришли двое в серых костюмах, а на стенах в придачу шестьдесят портретов Мэрилин Монро развешаны. Это было в девятом классе. <…> Его исключили из комсомола и выгнали из школы. Меня всюду протащили, по всем комиссиям по делам несовершеннолетних. В бюро райкома честили: «Как вы могли, как такое можно было допустить? Он рисует Гитлера!» А я ведь и до сих пор не понимаю, почему нет? Гитлер — он же был, куда же деваться? Его же не вычеркнуть, не вымарать из истории. «Как вы могли? Вы, секретарь парторганизации такого крупного предприятия! Какая близорукость!» Мы с Владиком как-то вместе этого не понимали — и я не понимала, и он. <…> Нас выгнали из десятого класса. Он пошел на работу».
  Нина Ивановна Мамышева. «Воспоминания» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 182–184)

• Владислав Мамышев-Монро. «Куда я попал? Где мои вещи?»

  «Какая-то неведомая сила меня тащила в кинотеатры на фильм «Некоторые любят погорячее», который вдруг обрушился повсеместно на советский кинопрокат 1986–1987 годов под названием «В джазе только девушки». Он шел буквально во всех кинотеатрах одновременно и по очереди в течение года, и где бы я ни оказывался по той или иной жизненной необходимости, в любом районе города и пригородах я мог пойти в кино и в ущерб учебе, работе, семейным обязанностям поглазеть на свою «страсть» — Мэрилин Монро. В период происходящего тогда со мной полового созревания многие относили эту мою страсть к разряду мощных сексуальных потрясений. Мама даже водила меня на прием к врачу-психиатру для корректировки моего либидо. Врач-психиатр, как и ребята-ровесники, спрашивал меня, не дрочу ли я на фотографии Монро? Такая постановка вопроса буквально ставила меня в тупик. Уж что-что, но не секс интересовал меня в этой женщине. Иногда я думал, что это мама моя, иногда — что бог мой. Дела, важнее Мэрилин Монро, перестали для меня существовать. Все мое время поглощало посещение киносеансов «В джазе только девушки» (единственного в советском прокате фильма с участием Мэрилин Монро) или проникновение в самые разноплановые городские библиотеки с целью найти хоть какую-то информацию (книги, фотографии, статьи в прессе) про Монро и похитить для домашнего визуального изучения. Остановить меня не могло ничто и никто. Даже скандал в Публичной библиотеке, где я был пойман за вырезанием из газет и опозорен через городскую газету «Смена», как гнусный вор-панк «с овечьим, бессмысленным выражением во взгляде», не положил конец моей одержимости. Чего только я не натворил в этом захватившем меня потоке, какими только принципами и приличиями я не поступился! Страшно и вспомнить! Это была бездна, в которую я полетел, сжигая мосты».
  Владислав Мамышев-Монро. «Куда я попал? Где мои вещи?» (Кабинет 5. — СПб.: Группа исследования современного искусства, 1993. Стр. 53–54; коллаж с факсимиле статьи в газете «Смена» опубликован в каталоге «Архив М» (М.: ММОМА, 2016). Стр. 55)

• Беседа в Сен-Тропе. Олви Матур — Владислав Мамышев, 26 июля 2004 года

  «О.М.: И с не обсохшим на губах молоком вы попали со школьной скамьи в армию… Но ведь сначала появилась Она, Мэрилин Монро?
  М.-М.: Да, Монро. Вы же знаете, она была моим сексуальным увлечением…
  О.М.: А сколько вам было лет, когда вы ее полюбили? Это же было не в 1986 году, а раньше?
  М.-М.: Да, раньше. Мне было пятнадцать лет.
  О.М.: Но тогда вы еще не перевоплощались в ее образ?
  М.-М.: Нет, я даже представить себе не мог, что я, угловатый, некрасивый подросток… Нет, это было за гранью моего понимания — перенести образ возлюбленной на себя! То есть я, понимаете… Мама моя обращалась к психиатру, чтобы проверить меня на нормальность, потому что я даже не хотел думать ни о каких девочках, моих ровесницах, я грезил лишь Мэрилин Монро, рисовал только ее… И вот… только лишь из-за того, что у меня так печально сложилась судьба: меня выгнали из этой привилегированной школы, я стал рабочим, не успел поступить в институт, и мне пришлось идти в армию — вот только лишь из-за этого, благодаря этому я и стал Мэрилин Монро».
  Беседа в Сен-Тропе. Олви Матур — Владислав Мамышев, 26 июля 2004 года (К 12 Кабинет Ш. Картины мира V. — СПб.: Скифия-принт, 2014. Стр. 188)

• Владислав Мамышев-Монро. Красота в изгнании

  «Мой папа был очень жестокий человек, он нас бросил, когда мне было 12 лет. Он был садист, ловил в деревне какого-нибудь пенсионера-ветерана, который косил траву, и, зная идеально немецкий язык, представлялся фашистом и кричал на старика по-немецки. Он этих бедных крестьян доводил до истерики. Поэтому папа у меня ассоциировался с Гитлером. А мама была очень красивой блондинкой, очень похожей на Мэрилин Монро… И когда у меня началось половое созревание, лет в 14, я увидел фильм «В джазе только девушки». Я узнал свою маму в Мэрилин. Мама — Мэрилин Монро, папа — Гитлер; это мои основные ассоциации, которые я переложил на себя. Поскольку это мои родители, я должен воплотить их в идеальном виде. Впервые в 8-м классе я переоделся в Адольфа Гитлера, а в 9-м — в Мэрилин Монро. Поразительно, что я одинаково неотличимо был похож и на Гитлера, и на Мэрилин Монро. Если взять портреты этих личностей, мы понимаем, что они максимально противоположны, как минус и плюс в батарейке, как полная противоположность добра и зла».
  Владислав Мамышев-Монро. Красота в изгнании (интервью для сайта fraufluger.ru, 3 ноября 2011 года, четверг, 15:00. http://www.fraufluger.ru/persons/vladislav_mamyishev-monro_krasota_v_izgnanii.htm

• Из интервью Александру Шейну для фильма «Тимур Новиков. Ноль-объект»

  «Я тогда работал киоскером в киоске возле [гостиницы] «Прибалтийской» (когда меня выгнали из школы, надо было учиться в школе рабочей молодежи, поэтому сначала я работал токарем на заводе, но это было невыносимо, и я сбежал, а мама устроила меня киоскером). Ко мне приходила девочка — Лена Радио, она была до этого девушкой Виктора Цоя, очень крутая среди стиляг. Она мне показала новую форму приобретения красивой одежды: не у фарцовщиков, а в комиссионных магазинах. Это было невероятно! [Александр] Петлюра обзавидовался бы тому, что было в питерских комиссионках: костюмы 1930–1940-х годов, портфели, красивейшие ботинки с острыми носами, что-то такое совсем немыслимое, заоблачное. Мы с Леной Радио забирали всю выручку и шли по комиссионкам. Мне было всегда интересно, как на меня смотрят, кто смотрит. Кто на меня не смотрит — был не интересен».
  Интервью Александру Шейну для фильма «Тимур Новиков. Ноль-объект» (2013, впервые опубликовано в каталоге «Архив М» (М.: ММОМА, 2015). Стр. 327)

• Нина Ивановна Мамышева, из письма, архив Фонда Владислава Мамышева-Монро

  «В 1986 году пошел работать учеником токаря в ремонтно-механический цех завода им. Радищева Ленкожобъединения и учился, окончил в 1986 году вечернюю среднюю школу № 8 Василеостровского района Ленинграда.
  Еще учась в литературной школе, занимался в народном театре при ДК «Выборский» и после исключения из литературной школы продолжал там заниматься. Это я к тому, что учиться на токаря ему было в тягость…
  Он приходил на работу, ставил на станок роль очередной пьесы и репетировал, если что-то было непонятно, шел в туалет и сидел там, пока не разберется. А в это время начальник цеха, брызгая слюной, выколачивал его оттуда, заставлял писать объяснительные записки. И так продолжалось около года, а срок обучения ограничен: 6 месяцев. Но так как я работала на другом предприятии этого же объединения, то сроки обучения продлевались и продлевались. Терпение начальника лопнуло, он пригласил меня в цех, посмотреть, как мой сын осваивает рабочую специальность. Затем собрали комиссию с участием корреспондента газеты «Смена», на которой разбирали его нежелание приобретать рабочую профессию и статью о том, как Влада поймали в читальном зале Публички за вырезанием из газет заметок о Мэрилин Монро. В 1987 году уволился и пошел работать в газетный киоск, где наработал большую недостачу. Конечно, мы ее погасили».
  Нина Ивановна Мамышева (из письма, архив Фонда Владислава Мамышева-Монро)

• Нина Ивановна Мамышева. «Воспоминания»

  «Владик работал на заводе учеником токаря. О нем вышла статья в «Смене». Опять было разбирательство, меня вызвали в партком. Журналист приехал на предприятие, выяснял, как можно было в библиотеке вырезать из журнала портрет Монро. Секретарь, председатель профкома, начальник цеха занялись вопросом, почему у Владика такие «модные» брюки… А у нас одни брюки были с ним на двоих. Фирменные брюки, вельветовые. «Бананы». Много всяких застежек-молний и сеточка. И вот он, значит, такой пришел. «Он у вас в таких брюках!» Я говорю: «А сам-то сидишь в каком виде? Вон у тебя виски выбриты. А судьи кто? У нас с ним одни на двоих брюки, и те заметили! <…> С работы он уволился. Почему? Прошло полгода, надо сдавать квалификационные экзамены, а он, поскольку занимался в народном театре, приходил к станку, ставил роль и учил ее. Ходил вокруг станка, декламировал. Один раз он в туалете просидел двадцать минут, второй. «Живот болит». — «Пиши объяснительную». У него за шесть месяцев набралась огромная пачка объяснительных записок. Начальник мне говорит: «Забирай его, я больше не могу». Пришлось забрать. Он ушел с предприятия, пошел работать в киоск, газеты продавать — растрата. Потому что весь Васильевский, все его знакомые, и школа, и мы здесь жили… Короче говоря, в долг давал газеты и прочее — хоть три копейки, но набежала задолженность».
  Нина Ивановна Мамышева. «Воспоминания» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 184, 189)

• Костя goldtv (Митенев). «Монро начинается…»

  «…Радио рассказала мне, что познакомилась с Владиком у киоска «Союзпечать». Он там работал. Просто она уже знала, что после работы Владик забирал всю мелочь от выручки и отправлялся гулять с девушками по «мороженицам». При этом она закатывала глаза, выговаривая: «Представь, этот чел покупает нам винище, а сам не пьет и не курит!» Потом я много раз встречал Влада в разных местах: у рок-клуба, во Дворце молодежи на Петроградской, в подворотнях и подъездах вокруг «Владимирской» и, конечно, у «Сайгона». Он неизменно улыбался во весь рот, был одет, как ярмарочный клоун на грязной вечеринке, и абсолютно, ну вот абсолютно не реагировал на приколы и шуточки, которыми его щедро поливали со всех сторон реальные парни — панки и индустриалы первой волны».
  Костя goldtv (Митенев). «Монро начинается…» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 204–205)

• Из интервью Александру Шейну для фильма «Тимур Новиков. Ноль-объект»

  «Вместе с моей первой любовью и другой одноклассницей мы издавали журнал, откуда и пошла вся эта история с КГБ, Гитлером, журнал моего имени — «М.В.Ю.», рукописный».
  Интервью Александру Шейну для фильма «Тимур Новиков. Ноль-объект» (2013, впервые опубликовано в каталоге «Архив М» (М.: ММОМА, 2015). Стр. 327)

• Журнал DE I / DESILLUSIONIST № 1

  «Когда-то в детстве на питерской помойке я нашел рукописный альбом стихов и рисунков некоего поэта Леденева. Там были и фривольные изображения девушек, сродни какому-то детскому дурачеству, и упражнения в словесности… В принципе мой журнал основывается именно на впечатлениях от этого альбома».
  «Я учился в литературной школе в Питере. Мы себя считали невероятно элитарными детьми, гениями. Ничего при этом не читали, но все время что-то писали сами. И вот мы с моей соседкой по парте решили издавать рукописный журнал имени меня, «М.В.Ю.» — Мамышев Владислав Юрьевич. Работа со стихами, фотографиями и рисунками занимала почти все свободное время.
  А потом я так втянулся, что уже и в армии издавал его, и после армии, став художником. Везде, где я жил, выходил этот журнал. Как правило, в одном экземпляре. Иногда я делал 10–20 копий на принтере. Журналы эти очень ценились среди коллекционеров. Все они сейчас находятся в коллекциях в Нью-Йорке, Париже, Питере и Москве. Я даже иногда жил за счет своего журнала, если пьянствовал. Так сказать, душа моя меня кормила. Например, в 97-м году я продал очередной выпуск «М.В.Ю.» в бархатной обложке с вышивкой оголтелой нью-йоркской миллионерше и коллекционерше Бэс Рудин-Дивуди (Bath Rudin-Divudi) за семь тысяч долларов.
  Сейчас, к сожалению, журнал выходит нерегулярно. Я вот прошлым летом, живя в Дюссельдорфе, подумал о том, что по следам всех моих публикаций надо, наверное, издать многотомник…» Журнал DE I / DESILLUSIONIST № 1, 2005. Стр. 112 (http://www.deiz.ru/data/01/12.html)

• Письма Владислава Мамышева-Монро Тимуру Новикову

  «Искра божья, заложенная в каждом, вспыхивает ярким чудесным пламенем при встрече с прекрасным. Прекрасное, высокое может облачаться в совершенные идеальные формы наподобие античных статуй, а может осветиться в какой-нибудь примитивной почеркушке деревенского художника. Не исключено попадание этого прекрасного и в другие формы. Венец творения — человек, и если этот человек несет в себе особо мощный заряд прекрасного, то он это прекрасное куда хочешь принесет, и в облик свой, и в расцарапку. Я же не в пустыне Сахара живу, а среди людей. И люди мне говорят свое большое человеческое спасибо за встречу с «М.В.Ю.»-журналом. Да, вы правы, детскость в этом журнале и в расцарапках моих присутствует. Это прекрасно, когда детство не покидает человека никогда. Я не лезу на первые планы, не лезу в герои, хотя имею для этого все данные и возможности, поэтому не делаю глобальных и эпических произведений. Мой путь дарения прекрасного людям — это путь принесения им персональной радости, которую они получают при интимном процессе перелистывания самодельных страничек моего детского и восторженного журнальчика. Если человечество — единый организм и мы все — это один человек, то каждый смотрит на другого, как в зеркало, и радуется радостному, детски девственному отражению. Я не одержим идеей захватывать пространство. Я этим переболел. К тому же все пространство я и так ощущаю своим как единственную данность. Мне не надо ни с кем бороться за власть, эта власть ожидает меня божественным промыслом как ответственность и долг. Поэтому я спокойно расцарапываю фотокарточки и занимаюсь прочими пустячками, способными развеселить и порадовать любого без исключения человека. В отношении этих пустячков не возникает споров о вкусе, потому что отсутствуют претензии. Это набор понятных с детства ассоциаций, объединяющих людей, соединяющих человеческие сердца. Корысти в этом нет никакой. И конкуренции в этом добром деле я ни для кого не представляю. Отречение от славы, от почета, от пафоса в моем случае — это самопожертвование».
  Письма Владислава Мамышева-Монро Тимуру Новикову, 1997 год (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 218)

• Владислав Мамышев-Монро. «Самохвалистика»

  «Самохвалов — современный божественный покровитель искусств и наук, своеобразный Аполлон наших дней. Именно своеобразный. Для каждого он предстает в своем новом образе. Образ моего Самохвалова имеет те же черты, что и у меня. Это мой небесный, идеалистический двойник. Самохвалов пришел к Тимуру и Африке в других обличьях, и мы их тоже можем разглядеть во всех деталях. Символ, культ нового времени в искусстве, да и не только, — самохвалистика. Я, модный современный герой, занимаюсь исключительно самохвалистикой. В этом вопросе я добился вершин. Это и мой «М.В.Ю.»-журнал, и мои голографические портреты в различных ипостасях, и альбом «Я». Оттачивание техники художественных приемов происходит у меня под этим девизом: хвалить себя самого. Сам себя не похвалишь, никто не похвалит. Эта истина стала особенно очевидна в последнее время».
  Владислав Мамышев-Монро. «Самохвалистика» (машинопись, 1994–1995, архив Музея современного искусства «Гараж»; Фонд Владислава Мамышева-Монро, впервые опубликовано в каталоге «Архив М» (М.: ММОМА, 2015). Стр. 86–87)

• Из интервью Александру Шейну для фильма «Тимур Новиков.

  «В том числе такой проект — это «Поп-механика», которая состояла из разных частей, там были творческие группы. Одну вел такой известный автор Сергей Чернов — перформансист, сложные штуки делал; отдельно (уже откровенная коммерческая фарца) Кирилл Миллер и «Лаборатория экспериментального моделирования». Группа «ЛЭМ» — это были я, Света Петрова и ее муж. Потом начали присоединяться красивые модные девушки, андерграундные. Все это было рискованно, всегда на грани фола, потому что абсолютно нелегально: если что, могла приехать милиция и забрать. Бывало, мы разбегались по подъездам, нас забирали, но эта жизнь меня очень сильно затянула. Я понял, насколько она прекрасней, узнал всю подноготную той выдуманной реальности, того заоблачного олимпа Политбюро ЦК КПСС — я понял, какая это чушь. А.Ш.: Что делали? Какой продукт был у «ЛЭМ»?
  В.М.-М.: В основном это авангардная мода с перформансами. Я, допустим, в образе Мэрилин Монро — у меня такая водосточная труба, она из меня поднималась вверх, из этой трубы валил дым… Это было абсолютной бредятиной по отношению к общеизвестным человеческим образам, тем более показам мод.
  А.Ш.: А где вы их устраивали? Какие это года?
  В.М.-М.: 1985–1987-й, в странных кафешках и ДК, сквотах — «НЧ-ВЧ» и на улице Воинова [ныне — Шпалерная], ДК Ленсовета, Дворец молодежи, на больших сценах, когда «Поп-механика» начала функционировать».
  Интервью Александру Шейну для фильма «Тимур Новиков. Ноль-объект» (2013, впервые опубликовано в каталоге «Архив М» (М.: ММОМА, 2015). Стр. 327)

• Нина Ивановна Мамышева. «Воспоминания»

  «Потом, еще до армии, со Светланой Петровой схлестнулся. Такая была «Лаборатория экспериментального моделирования» — в скобках — «одежды». Там они из велосипедных покрышек, спиц, деталей от телевизора мастерили наряды. Мне запомнился один: девушка голая, а на нее надета рама от телевизора с увеличительным стеклом и ручкой, как у шарманки. Девушка крутит ручку, линза ходит вверх и вниз и увеличивает части ее тела. Это было в СКК, оттуда меня увезли на машине — мне было плохо, потому что меня посадили рядом с огромными усилителями. Из них раздавались такие слова: «Наш путь там! Наша цель там!» Только что перестройка началась. «Мы идем кто туда, кто обратно!» Пародии на коммунистические лозунги, перевертыши такие. Как бы идет демонстрация, а потом, значит, показ этих мод. Треуголки, буденовки, шаровары, и вдруг у кого-то между ног красная рука. Владик там как артист занят был, манекенщик. Они все делали сами, и шили, и клеили, и выступали».
  Нина Ивановна Мамышева. «Воспоминания» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 188–189)

• Светлана Петрова. «Все что было, то вошло»

  «Как мы познакомились, я уже толком не помню. Мне кажется, это было в конце 1986, либо в начале 1987 года. Предполагаю, что нас познакомил авангардный художник-модельер Сергей Чернов, который делал прекрасные фантастические костюмы для «Поп-механики». Владик благодаря своей фактурной внешности тогда был у него моделью. В те времена у меня сотоварищи родилась идея делать русский «от кутюр», оригинальную высокую моду. Главное в настоящей высокой моде — крой и отшив, традиции мастерства, ручная работа, месторасположение ателье. Ничего этого у нас не было. Пошить что-то мы могли, особенно Сергей Чернов, у которого было профессиональное портновское образование, а вот с кроем дело обстояло хуже. Материалов не было, в ход шло все благо- (купленное в магазине или с рук, найденное, выпрошенное, подаренное) и неблаго- (упертое из гибнущих совковых учреждений) приобретенное. Мы с моим мужем Питом Петровым разрабатывали теорию, согласно которой на человека можно было надеть все, что угодно. Мы оба были философами по образованию. В те времена мы оставили философию, изложенную в понятиях, ради философии, выраженной в вещах и формах. Согласно нашей идее, авангардный костюм должен строиться по принципу поэтической метафоры — в нем сочетаются несочетаемые предметы и формы, встречаются совершенно несовместимые с человеческим телом материалы. Я создавала чулки из водосточных труб, бюстгальтер из аккордеона, нижнюю юбку из громкоговорителя. Весной 1987 года я стала художественным руководителем неформального объединения молодежи «Лаборатория экспериментального моделирования» <…> Больше всего тогдашние показы «ЛЭМ» походили на мини-фестивали моды от прет-а-порте до авангарда за десять минут. Тусовка в Ленинграде была маленькая, и все тусовщики, любившие выпендриться, сразу оказывались в моделях. Так стали моделями Владик Мамышев, Дима Бабичев, Сергей Нельсон, Наташа Иванова и веселая компания видных парней из Военно-медицинской академии…»
  Светлана Петрова. «Все что было, то вошло» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 238, 239)

• Владислав Мамышев-Монро. «Куда я попал? Где мои вещи?»

  «В 1987 году меня забрали служить в армию. Событие куда менее значительное, чем мое «задание», и поэтому даже на космодроме Байконур, где проходила моя служба, преград я не находил. И вот субъективизм мой созрел до того, чтобы поместить в себя Мэрилин Монро. И, о боже, я вновь обнаружил свое поразительное сходство как и с Гитлером, так и с Монро. Не откладывая дело в долгий ящик, солдат Мамышев находит какие-то тряпки на своем боевом посту художника и ведущего театрального кружка в детском клубе, обдирает с головок детских куколок-блондинок все волосы и воспроизводит на себе этот неповторимый образ. Я — Мэрилин Монро! Рядом приятель фотограф, мы делаем несколько снимков, вскоре снимки находит замполит Клочков. Толстый томик моего нового «Дела», начатый замполитом, перекочевывает в психиатрическое отделение госпиталя, откуда меня уже врачи отправляют домой, под самую Пасху 1989 года, как непригодного к службе».
  Владислав Мамышев-Монро. «Куда я попал? Где мои вещи?» (Кабинет 5. — СПб.: Группа исследования современного искусства. 1993. Стр. 54–55)

• Из интервью для сайта fraufluger.ru

  «…когда я служил в армии на космодроме Байконур, это было ужасное место, там совершенно ужасная природа и погода, и общество было чудовищное. Тем не менее там были ни с чем не сравнимые вещи, видимо, это было связано с космосом, в который оттуда был прямой вход. Это меня накачивало; как велосипед накачивают насосом, так меня накачивали все эти два года пребывания поблизости от взлетающих ракет…»
  Владислав Мамышев-Монро. Красота в изгнании (интервью для сайта fraufluger.ru, 3 ноября 2011 года, четверг, 15:00. http://www.fraufluger.ru/persons/vladislav_mamyishev-monro_krasota_v_izgnanii.htm)

• Из интервью Александру Шейну для фильма «Тимур Новиков. Ноль-объект»

  «В армии я придумал себе должность, чтобы не спать в казарме, — заведующий детским клубом. Там пустовал одиннадцатикомнатный дом, и мне его выделили под детский клуб, где я спал, жил, занимался детишками, рисовал. И вот когда во взрослом клубе крутили фильм «Асса», я просто офигел; ведь с Африкой я дружил еще до армии и тут вижу — у них такое происходит, а я черт знает где, в Казахстане на Байконуре… Дай-ка, думаю, что-нибудь такое сделаю, чтобы превзойти их всех. У меня были в этом детском клубе куколки с паричками — я отодрал эти парички, налепил их себе на голову, елочные игрушки вставил в уши, содрал занавески, гуашью сделал тон, нарисовал брови, ресницы, губы. Получилась Мэрилин Монро — такая, что вообще невозможно отличить! Взял портрет Горбачёва, который у меня предназначался для наглядной агитации, перерисовал его под индийскую женщину с красной точкой во лбу. Все это, чтобы это отправить моим летописцам-одноклассницам, которые выпускали журнал, чтобы они, в свою очередь, отнесли его на тусовку и показали кому-нибудь. Но этого я не дождался. Мой друг-фотограф, который делал мои фотографии в образе Монро, вообще офигел: типа ты чего это? зачем это все? Мне дорогого стоило убедить его расслабиться и просто сделать фотографии. И мне однажды куда-то надо было срочно побежать, и я оставил все эти артефакты, лежащими у себя на столах, а тут приходит замполит — у него новая какая-то идея… Мы заходим в мою обитель, он смотрит, и первое, что видит, — Горбачёв, разрисованный под индийскую женщину, потом видит мои фотографии… «А-а, все понятно, что в клубе происходит, — интерьеры узнаваемые. Так, Мамышев, что за бабу вы притащили в детский клуб? Откуда?» Я говорю: «Товарищ подполковник, это не баба — это я…» Все меняется. Из нормальной жизни, которую я себе организовал своими способностями, все превращается в полный ад. Меня отправляют в казарму, где я вообще никогда не был, я сразу терплю наезды сослуживцев — меня же ненавидели, поскольку я жил своей жизнью и никуда не ходил. И тут я понимаю, что это конец. У них была идея отправить меня в психушку, чтобы проверить, — так я оказался не осенью 1989 года в Ленинграде, а весной, потому что меня комиссовали. Врачи в психушке были прекрасные, сразу сказали: «Мамышев, вы хотите домой? Вы умный человек?» Я говорил, что нет, ведь главное — не расколоться. «Ну раз вы не колитесь, то пока вы нам не разрисуете весь госпиталь картинками, мы вам ничего не закроем». И я рисовал Мэрилин Монро со шприцем — огромные картины, потом ее же, говорящей «Хлеб всему голова», в столовой госпиталя. Когда закончил, уехал в Ленинград. Тогда я понял в душе, что могу быть моей Богиней, а Мэрилин Монро была моей Богиней все это время. Я понял: на Гитлера был похож, это да, но на Монро — тоже!!!»
  Интервью Александру Шейну для фильма «Тимур Новиков. Ноль-объект» (2013, впервые опубликовано в каталоге «Архив М» (М.: ММОМА, 2015). Стр. 327–328)

• Беседа в Сен-Тропе. Олви Матур — Владислав Мамышев. 26 июля 2004 года

  «М.-М.: Фотографии я начал делать в армии. Мои первые фотографии в образе Монро сделаны именно там.
  О.М.: Как же вам удалось сделать их в армии? Откуда взялся фотограф?
  М.-М.: Фотограф? Клубный фотограф Юра Пыльнов. Он где-то в Туле, наверно, до сих пор живет.
  О.М.: А сохранились эти армейские фотографии?
  М.-М.: Буквально одна или две. Я их пачками рассылал своим друзьям в Ленинград. У кого-то они, наверно, хранятся, потому что, когда меня выгоняли из армии… я же с треском из нее вылетел… через психиатрическое отделение…
  О.М.: А как этот вылет случился?
  М.-М.: Ну я разрисовал портрет Горбачёва, превратил его в индийскую женщину… И обычно я такие вещи прятал, убирал. Одиннадцать комнат одноэтажного деревянного дома. Это то, что я себе выторговал в борьбе за место под солнцем у замполита…
  О.М.: Неплохие привилегии. Это как художнику?
  М.-М.: Как художнику, и как ведущему театрального кружка, и прочее. Я придумал себе должность директора детского клуба.
  Тогда приехал новый замполит, который не знал еще порядков в части, и я к нему сразу же пришел. Он был весь заидеологизированный, совершенно проперестроечный, принялся все менять, ломать старое и строить новое, а я на этой волне, конечно, сразу же нашел к нему ключик. Я сказал: «Почему у взрослых в нашей части, на Байконуре, есть клуб, огромный, шикарный клуб, а у детей нет? Это жестоко по отношению к детям. Если мы сейчас уже должны думать о человеке, о социализме с человеческим лицом, то с детей это все и должно начинаться». Вот мне и дали этот одиннадцатикомнатный дом, деревянный одноэтажный, пустовавший, и я там себя чувствовал как настоящий помещик. В общем, я там совсем расслабился и однажды оставил все на столе разложенное — только что сделанные фотографии мои в виде Мэрилин Монро, а портрет Горбачёва повесил на стену. И я, выходя, закрываю клуб, а ко мне бегут помощник замполита с секретарем комсомольской организации: «Мамышев! Давай к тебе на пять минут!» Они хотели то ли выпить у меня, то ли что. И я не мог им отказать. И забежав сразу в мою комнату, они увидели фотографии и сразу узнали на них помещение клуба: «Мамышев, что за блядь ты сюда притащил?» Я сказал, что это не блядь, это я. И вот после этого у меня началась действительно невыносимая жизнь. Меня вернули обратно в отряд, я должен был спать со всеми в казарме, ходить на зарядку и дожидаться какого-то еще разбирательства. Я понял, что разбирательства я не дождусь, и в эту же ночь совершил самовольный побег из части, после чего, я знал, последует отправка в психиатрическое отделение на обследование, и если меня признают нормальным, то пошлют в дисбат на два года, и еще там дополнительно… Но терять мне было нечего, вернуться обратно к солдатам, которые меня ненавидели за то, что у меня такие привилегированные условия, для меня это было все равно, что подписаться под собственным самоубийством. И я пошел ва-банк.
  О.М.: И как вы доказали психиатрам, что не годны для дисбата?
  М.-М.: Мы просто договорились. Ирина Алексеевна, врач, прекраснейшая, умнейшая женщина, сказала мне: «Мамышев, ну чего вы хотите? Домой поехать? Или что?.. Что вы вообще перед нами дурочку ломаете?» Я сказал: «Я хочу дослужить до конца, Ирина Алексеевна». Она сказала: «Хорошо. Тогда вы должны нам нарисовать то-то и то-то, и еще просили из инфекционного отделения».
  О.М.: И что вы им рисовали?
  М.-М.: Ну как обычно, Мэрилин Монро. На огромных кусках оргалита.
  О.М.: Вы расписали палаты сюжетами из жизни Мэрилин Монро?
  М.-М.: Не то чтобы из жизни Монро. Мне давали лозунг, который я должен был проиллюстрировать. Например, «Хлеб всему голова». Я рисовал крестьянку, которая держала в руках каравай хлеба, и все ее пышные формы и выражение лица говорило о том, что хлеб всему голова. Но лицо у нее было Мэрилин Монро. Или там «Воин, будь бдителен». Я рисовал воина на КПП при входе в госпиталь, но у него было лицо Монро, очень бдительной, вплоть до бровей, сведенных домиком… Все это осталось там, служит, наверно, до сих пор новым призывникам.
  О.М.: В каждом образе — Монро. Так она проникла на территорию Советской армии и стала распространяться. А в госпитале вы провели четыре месяца, и потом вас все-таки комиссовали?
  М.-М.: Да. С диагнозом «психопатия на почве сексуальной патологии».
  О.М.: Это что, в результате врачебного осмотра к такому выводу пришли или заметили присутствие Монро во всех образах? Откуда диагноз?
  М.-М.: Просто по договоренности: мне ставят диагноз после того, как я заканчиваю оформительские работы. Мое желание дослужить до конца было истолковано Ириной Алексеевной практически буквально. Меня комиссовали за два месяца до законной демобилизации».
  Беседа в Сен-Тропе. Олви Матур — Владислав Мамышев. 26 июля 2004 года («Кабинет Ш: картины мира», 2014. Стр. 191–193)

• Из интервью Наталье Костровой для сайта «Афиша-город» «Это не блядь, это я».

  «— Ты в казарме жил, как все?
  — Первые два месяца в учебке все обязаны быть в казармах. Но у меня была специальная учебка — в главном штабе при космодроме Байконур. К нам приезжали The Rolling Stones, Франсуа Миттеран, Михаил Горбачёв! Они все наблюдали за запуском шаттла «Энергия» в 1988 году. Более того, когда такие гости приезжали, нас переодевали из формы в спортивные костюмы, разрешали ходить вразвалку, а не строем. И просили еще, если какой-нибудь иностранец или журналист спросит, кто вы такой, отвечать не «рядовой Мамышев», а «младший научный сотрудник Мамышев». Потому что у нас космос мирный, а то, что им занимаются военные, секрет.
  — Что, и дедовщины на Байконуре не было?
  — Была, конечно. Стоны, крики в казармах стояли, как эхо в фильмах Хичкока. Но меня-то любили. Даже не знаю, как тебе это передать: солдаты очень ценят фотокарточки и портреты и все вещи, связанные с дембельскими альбомами, хранят всю жизнь. Конечно, мне повезло, что я избежал дедовщины. В какой-то момент я по блату перебрался в другую часть. Там сразу же пошел к замполиту и сказал: «Товарищ замполит, посмотрите на офицерских детей. У них нет своего клуба. Но есть пустующее здание, в котором я буду детишек рисованию учить и театральный кружок у них вести». Мне разрешили.
  — Много у тебя детей в учениках числилось?
  — Человек пятнадцать по 14–16 лет. Мне было с ними очень весело, мы ставили мюзикл «Золушка», в котором пели всякие песни советской поры: «Возьми меня, олень, в свою страну оленью», «Нежность» и песни моего любимого певца Юрия Гуляева «Все, что мне видится, все, что мне слышится, все, чем живется». И все было бы ничего, но выходит фильм «Асса», и я смотрю, а там все мои друзья: и Сергей Курёхин, и Тимур Новиков, и Африка. А что я? А я черт знает где, вообще за миллион километров. Я марширую по Байконуру, а они там живут полной цельной жизнью! В стране перестройка, свобода! Я стал думать, что ж такого сделать, чтобы убить всех наповал? И сделал. Содрал занавески, изготовил из них платье в стиле Монро; головы у всех кукол поотрывал, скрепил как-то булавкой, и получилось что-то типа паричка. Шишечки новогодние повесил на уши; гуашку разбодяжил, нарисовал стрелки, губы, брови и… вызвал фотографа из главного штаба. Он чуть с ума не сошел. Ругаться начал. Ну я доказал, как мог, что это все не для него, а только ради фотографий. Серия, к сожалению, сгинула где-то в недрах военной психиатрии.
  — Но почему Монро, а, скажем, не Элизабет Тейлор?
  — Не знаю почему. Но именно она помогла мне раньше времени покинуть армию, пускай и через дурдом. Случилось так, что пришел замполит и увидел фотографии: «Мамышев, что это за б…дь?» А я отвечаю: «Это не б…дь, это я». Ну потом они еще нашли портрет Горбачёва, перерисованного под индийскую женщину, ну и отправили в дурдом. На самом деле Монро — копия моей мамы в юности. А я на маму похож. Вообще, вот только когда переодеваешься, ты чувствуешь сущность человека. Я, например, никогда не замечал в Монро сексуальности и воспринимал ее только как библейского голубя. Быть perfect не было для нее корыстным желанием. Я за глаза причисляю ее к великомученицам, павшим жертвой неошовинистского общества, которое относилось к женщине, как к скоту. Больше скажу, я не один поклоняюсь этому культу. Вообще монроведов очень много. Энди Уорхол — пусть уж он извинит меня, это нигде особо не афишируется, — так же, как и я, на Монро был повернут. И тоже в нее переодевался. Найди его фотографии — обхохочешься».
  Владислав Мамышев-Монро. Из интервью Наталье Костровой для сайта «Афиша-город» «Это не блядь, это я». 11 марта 2013 года (https://daily.afisha.ru/archive/gorod/archive/monroe-polonius/)

• Из интервью Валентину Барышникову. Радио «Свобода», 5 августа 2012 года

  «Валентин Барышников: Почему именно Монро стала первым персонажем ваших перформансов?
  Владислав Мамышев-Монро: Это личная история. Моя мама невероятно была похожа на Монро в молодости. Поэтому, когда в кинотеатрах показали фильм Some Like It Hot (в советском прокате — «В джазе только девушки»), я просто автоматически переключился с мамы на эту более улучшенную версию. Мама была партийным работником, а Монро была уже абсолютно божественным созданием.
  В.Б.: Почему вы стали перевоплощаться в этот образ?
  В.М.-М.: Мной завладела абсолютно, как и многими миллионами граждан нашей планеты, любовь к этой потрясающей женщине. Я бы никогда не решился, может быть, переложить этот образ на себя. Просто так сложились обстоятельства. Это был 1987 год, все мои друзья-художники в Питере тогда как раз снимались в фильме «Асса», а я ушел служить в армию. Я служил на космодроме Байконур. Это было очень скучно и очень далеко. Поэтому я от нечего делать, служа в армии, находясь в помещении детского клуба, который был отдан в мое распоряжение, решил удивить своих друзей-авангардистов в Питере, сделав фотографии в образе Монро. Их случайно нашел замполит. Таким образом, меня, благодаря Монро, даже раньше времени выслали из армии.
  Это был скандал. Отправили проверяться в психиатрическое отделение, и я на полгода раньше оказался дома и очень активно включился в художественную деятельность именно с этим светлым образом на щите. Тогда Сергей Курёхин, Тимур Новиков, искусствоведы из Русского музея были счастливы, что появился такой отчаянный человек, потому что это совпало с их чаяниями. Все так удачно сложилось. Я думаю, что подобным образом и в жизни художника Энди Уорхола (он тоже обожествлял Мэрилин Монро) она сыграла какую-то немаловажную роль. Я считаю, что она скорее из разряда религиозных персонажей, нежели секс-символ, как это принято ей приписывать. Это образ любви, полная противоположность, скажем, образу Адольфа Гитлера, такое полностью олицетворяющее добро существо. Это образ идеальности, абсолютного самоотречения — ради того, чтобы приносить радость другим людям. Всегда, когда она позирует, неважно, перед кем, она полностью отдает себя. Это такая странная самоотдача, почти возведенная в манию. Желание быть абсолютно perfect, совершенной».
  Интервью Валентину Барышникову. Радио «Свобода», 5 августа 2012 года (архив радио «Свобода», опубликовано 21 марта 2013 года в 11:56)

• Из интервью Ганне Цыбе для сайта Art Ukraine

  «— Как началось ваше служение Мэрилин? И каковы его причины?
  — Я с раннего детства боготворил Монро. Знаете, она не ассоциируется у меня с какой-то такой гиперсексуальностью, она для меня белый голубь, такой светлый, пышногрудый символ мира. И еще она очень похожа на мою маму.
  Первый раз я нарядился в Монро в армии. У меня там был клуб — я изъявил желание сделать клуб для детей части, и мне выделили одиннадцатикомнатное помещение за территорией части. И я там шиковал с одной стороны, в отличие от всех солдат, с другой стороны, помирал от запредельной скуки. В это время мои друзья снимались в фильме «Асса», и мне так захотелось их всех переплюнуть, что крамольная мысль закралась ко мне в голову: воплотить свою богиню. Я поотрывал куклам головы, сделал из них парик, гуашью загримировался, из елочных игрушек серьги сделал и позвал из фотоклуба фотографа Юру, который меня в этом образе запечатлел. И вот эти-то фотографии и увидел замполит части. Он, как сейчас помню, возмутился: мол, Мамышев, что за блядь вы притащили в детский клуб? А я и говорю, дескать, полковник, это не блядь, это я. Тут-то моя райская жизнь в клубе и прекратилась (смеется). Ну а потом я понял, что могу быть удивительно похожим и что это интересно. И я стал обращаться к образу Мэрилин все чаще и чаще в разных проектах».
  Владислав Мамышев-Монро: «Я заслужил право заниматься искусством беспечным, абсолютно юмористическим» (из интервью Ганне Цыбе для сайта Art Ukraine, 9 октября 2012 года; http://artukraine.com.ua/a/vladislav-mamyshev-monro-ya-zasluzhil-pravo-zanimatsya-iskusstvom-bespechnym-absolyutno-yumoristicheskim/#.U_yZRPl_vuI)

• Из интервью Ганне Цыбе для сайта Art Ukraine

  «Мне повезло — у меня удивительный талант стопроцентного перевоплощения. Старые друзья Монро, а это сегодня такая определенная каста в Лос-Анджелесе, состоящая из ее личного парикмахера, гримера, фотографа, которые поддерживают культ поклонения Монро, признают меня лучшим ее воплощением».
  Владислав Мамышев-Монро: «Я заслужил право заниматься искусством беспечным, абсолютно юмористическим» (из интервью Ганне Цыбе для сайта Art Ukraine, 9 октября 2012 года; http://artukraine.com.ua/a/vladislav-mamyshev-monro-ya-zasluzhil-pravo-zanimatsya-iskusstvom-bespechnym-absolyutno-yumoristicheskim/#.U_yZRPl_vuI)

• Из интервью Наталье Костровой для сайта «Афиша-город» «Это не блядь, это я»

  «Я был окружен любовью всегда. И даже в армии это чувствовал. Понимаешь, я очень хорошо рисую людей. В армии я каждому солдату, каждому старшине нарисовал портрет. Ко мне очередь стояла — все знали, что рядовой Мамышев из любого делает красавца не хуже Дориана Грея».
  Владислав Мамышев-Монро. Из интервью Наталье Костровой для сайта «Афиша-город» «Это не блядь, это я». 11 марта 2013 года ( https://daily.afisha.ru/archive/gorod/archive/monroe-polonius/)

• Из интервью для Ирины Штефановой

  «Ничего особенного не было, просто желание всем понравиться, быть совершенным, которое истекало из строгости мамы, сослужило идеальную службу в армии — меня не коснулись ни дедовщина, ни неуставные отношения, ни наезды со стороны командиров. Еще с художественной школы мне нравилось рисовать портреты людей, глаза, я очень четко передаю характер человека в обычном карандашном портрете. И я с ходу сразу стал предлагать бойцам, старшинам, командирам нарисовать портрет. А им это было только приятно, потому что послать матери или любимой девушке домой портрет карандашный — это оригинальнее, чем просто фотографию. Поэтому меня все полюбили, и там уже, на фоне этой любви, я проявлял свои интриганские качества. Например, у нас не было детского клуба, был только взрослый. Я пришел к замполиту и говорю: «Товарищ подполковник, почему такая несправедливость? У взрослых есть свой клуб, а дети?» Там был пустующий одноэтажный домик с одиннадцатью комнатами за границей части, который мне и отдали, где я и жил! Я покупал себе в офицерском магазине продукты, которые хотел. Да, я вел театральный кружок и рисование, но мне приятно общаться с детьми, я с удовольствием все это делал».
  Интервью для Ирины Штефановой (архив Фонда Владислава Мамышева-Монро)

• Нина Ивановна Мамышева. «Воспоминания»

  «А вот его письма из армии. <…> «Сегодня слушал «Голос Америки», молодежную передачу. В армии никогда еще я так явно не вспоминал свою гражданскую жизнь, спасибо «Голосу Америки». К сожалению, никак не могу избавиться от догматизма, все ищу подвоха, клюквы развесистой. Не могут, мол, эти американцы просто так деньги на радиопередачи изводить, враги. Мимоходом упомянули имя Артура Миллера. Конечно, я сразу Мэрилин Монро вспомнил. Моя привязанность к ней не уменьшается, а наоборот, приобретает все новые формы. Прежде я считал ее своей религией. Потом самим собой, то есть что в Мэрилин я люблю себя самого. А теперь я странным образом сравнил ее со своей матерью. И ведь никогда у меня не было и мысли желать ее, разве можно желать свою мать? Я не уважаю Фрейда, хоть и согласен, что он много сделал для науки. Мне сейчас так не хватает Мэрилин. И все же я так и не знаю, за что я ее полюбил».
  Нина Ивановна Мамышева. «Воспоминания» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 179)

• Письмо Владислава Мамышева-Монро Светлане и Питу Петровым

  «В общем, все шло прекрасно, но потом Владика забрали в армию. Это была какая-то непростая история, пытались его отмазать, но безуспешно. Владик писал письма, очень хреново ему там было, тоскливо. Потом он пристроился весело, редактором стенгазеты или в красный уголок, чтобы не ползать с автоматом. И каким-то макаром нашел кучу платьев и париков. Именно в армии Владик начал переодеваться в Монро и как-то себя фотографировать. <…> «Вот уже год, как я где-то по непонятным местам мотаюсь. Вроде бы и так много, уже предостаточно, но впереди-то еще столько же… Надоело. Но ко всему привыкаешь, приспосабливаешься… Я нашел для себя очень удобную позу психопата и потенциального самоубийцы. Чуть что, я сразу намекаю через пятых лиц, что, мол, я могу и из части побежать и еще кое-что похлеще… Здесь в армии всяких эксцессов боятся больше, чем огня, и мое «клише» срабатывает безотказно. Именно благодаря такой репутации «тонкой ранимой личности» я в каждой части попадаю в особые условия со множеством поблажек и привилегий. По сути «службы» как таковой я еще не видел. Конечно, это как-то непорядочно по отношению к другим, таким же, как я. Им всем, вероятно, тоже хотелось бы жить по собственному распорядку и иметь те свободы, которые имею я… Но в конце концов мне неинтересно с этими людьми, хоть они и мои ровесники. Поэтому лучше мне в этой армии найти такое место, где бы я мог меньше всего измениться. Надо, чтобы армия не оставила слишком глубокий след в моей голове, душе… Пока мне это удается. Сейчас я работаю в детском клубе заведующим, веду кружки: театральный и рисовальный c офицерскими детьми… к Новому году собираюсь поставить этакий «мюзикл» на темы старинных сказок Шарля Перро и на популярную музыку 50–60-х годов… Плохо только, что начальников у меня слишком много. Да в принципе плохого много, ведь я в армии, но по крайней мере лучше, чем многим другим…»
  Письмо Владислава Мамышева-Монро Светлане и Питу Петровым (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 240, 247)

• Светлана Петрова. «Все что было, то вошло»

  «К моменту возвращения Владика из армии <…> я предложила Владику показывать мои костюмы в качестве Мэрилин Монро, и он вошел в спектакль «Мозговые игры» с выходами в трех костюмах. Мы поехали на гастроли в Германию, организованные Обществом советско-немецкой дружбы под председательством Герхарда Вебера. <…> На первом туре с Альфредом мы проехали всю Германию, и под конец у нас были выступления в Страсбурге на встрече в верхах, это был Европейский саммит 1989 года. Там были Маргарет Тэтчер, Франсуа Миттеран… У нас было выступление в какой-то галерее, а потом в ресторане, перед женами участников и женщинами-политиками. Мы показывали «Мозговые игры». Фотография, где Владик в костюме с телефоном на голове, сделана за кулисами выступления. Это фото немецкого фотографа Акселя Шена. Мы одеты и готовимся к выходу на сцену. Костюм, в который одет Владик, назывался «Опасные связи», он состоял из шляпы-телефона, трусиков-телефона и платья. Платье из этого костюма Владик потом использовал в своих перформансах. До сих пор я вижу на выставках его фото в этом платье, но, естественно, в духе российского небрежения авторскими правами: откуда платье, не отмечено. Владик также представлял костюм «Красный фонарь» из коллекции «Электрификация». Это такое черное платье с широкополой шляпой под вуалью-решеткой из пластика. Лицо светится красным благодаря подсветке, спрятанной в накладной груди. Лампочка из-за тогдашних проблем с техникой работала от тяжелого аккумулятора или сетевого адаптора. Владику приходилось ходить с длинным проводом. К этому образу написан текст: «Я стою у ресторана. Замуж поздно, сдохнуть рано». На кадре из видео, снятом в ленинградском СКК в 1989 или 1990 году, Владик в этом костюме. Также Владик показывал «Трубу прободающую» под слоганом «Все, что было, то вошло». Платье украшала огромная железная труба, заказанная в ленинградском ЖЭКе, да еще с натуральным пиротехническим дымом. Тогда я увлекалась Арнольдом Шварценеггером, смотрела фильм «Коммандо», где он так хорошо протыкает трубой одного товарища. Мне это так запало в душу, что я решила сделать костюм по мотивам этой самой трубы. На фото Марка Гаранже (это известный французский фотограф) с гастролей L.E.M. на Европейском саммите в Страсбурге в ноябре 1989 года Владик на сцене в костюме «Труба прободающая». <…> Владик пробыл в театре L.E.M. недолго, может, около года, потом у него началась сольная карьера, которую было сложно совмещать с нашими репетициями и поездками».
  Светлана Петрова. «Все что было, то вошло» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 241–244)

• Олег Котельников. «М.В.Ю.»

  «Владислав Юрьевич Монро впервые мне явился где-то в конце 1980-х. <…> он первое время был моделью у Светланы Петровой вместе с еще одной девочкой, которая стала женой Инала Савченкова. Они там разгуливали. Но он от этой Петровой все-таки убежал. И увел с собой эту девушку. Или она сама увелась тоже? Ну не важно. У нее можно спросить при случае».
  Олег Котельников. «М.В.Ю.» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 150)

• Из интервью Александру Шейну для фильма «Тимур Новиков. Ноль-объект» («Архив М» Стр. 327)

  «Мы дружили с Бугаевым-Африкой и Никитой Михайловским, я знал [Бориса] Юхананова, Дуню Смирнову, но странным образом тогда никак не пересекся с Тимуром Новиковым. Может быть, я просто на него не обращал внимания. Это проблема эгоцентризма, личного эгоизма. <…> Мне было всегда интересно, как на меня смотрят, кто смотрит. Кто на меня не смотрит — был не интересен. Поэтому я, видимо, не узнал тогда Тимура до армии. Я был сконцентрирован только на себе, только на реакции на себя.
  Когда я вернулся из армии весной 1989 года, меня буквально через два дня после возвращения пригласила группа «ЛЭМ» на очередную «Поп-механику», как в самые лучшие времена. Она снималась на «Ленфильме», новый фильм Олега Тепцова. Я был одет как стиляга, потому что мне было нечего надеть — после армии остались только самые вычурные вещи, а еще я обесцветил себе волосы… Мы приходим на «Ленфильм» — там Курёхин, [Александр] Ляпин и среди них вертящийся юлой, танцующий балет на каждом сантиметре, в шортах, из-под которых какие-то колготки торчат невероятные, весь навороченный, остроумием блещущий Тимур Петрович Новиков».
  Интервью Александру Шейну для фильма «Тимур Новиков. Ноль-объект» (2013, впервые опубликовано в каталоге «Архив М» (М.: ММОМА, 2015). Стр. 327)

• Из интервью Александру Шейну для фильма «Тимур Новиков. Ноль-объект» («Архив М» Стр. 328)

  «Шел 1989 год, Африка привозит из Америки журнал Rolling Stones с моим Горбачёвым на обложке. Параллельно эта же работа выходит на обложках огромного количества западных журналов — европейских, американских, итальянских. Потом, когда я после этого через месяц поехал с группой «ЛЭМ» в Страсбург на встречу Горбачёва, Рейгана и Тэтчер, все киоски были забиты разными журналами, где пестрила рожа моего Горбачёва. Поэтому Тимур меня просто носил на руках, он меня стал включать в разные истории, связанные с продажами работ, познакомил с коллекционерами, о существовании которых я даже не знал. У меня появились колоссальные деньги. За одну картинку платили 500 рублей, если несколько картинок продаю по 500 — это уже много, а тогда люди на заводе получали по 180 рублей».
  Интервью Александру Шейну для фильма «Тимур Новиков. Ноль-объект» (2013, впервые опубликовано в каталоге «Архив М» (М.: ММОМА, 2015). Стр. 328)

• Владислав Мамышев-Монро. «Моя автобиография как носителя настоящего сигнала Монро»

  «По возвращении из армии первым моим действием в качестве М. Монро было перенесение на М. С. Горбачёва женского образа. Так в различных журналах мира на обложках и в репродукциях размножился мой Горбачёв-женщина.
  Главный представитель территории господства негативного мужского знака оказался мною переключенным под воздействие позитивного заряда, несомого активным женским знаком. Репродукция моей картины Горбачёва-женщины висела над столом директора радиостанции «Свобода» в Мюнхене — яркого представителя негативного идеала мужского знака с противоположной стороны, что обеспечило действенность женского знака в окончательном растоплении льда холодной войны. Демократизация, перестройка, гласность, продолжая работу позитивного женского знака, окончательно переключились на рельсы позитивного обновления планеты, а новому носителю женского сигнала — М. Горбачёву — принесли мировую известность и Нобелевскую премию».
  Владислав Мамышев-Монро. «Моя автобиография как носителя настоящего сигнала Монро» (1991, самодельный каталог выставки «Флора и Фаон’а». Стр.7–8. Архив Фонда Владислава Мамышева-Монро)

• Из интервью Томашу Гланцу для книги Souostroví Rusko: Ikony postsovětské kultury

  «Например, я категорически не приемлю вообще власть политиков и государства и самым решительным образом готов отстаивать права человека на свою свободу. Упомянутый вами портрет Горбачёва был как раз таким проявлением полного и самозабвенного игнорирования политики и политиков. На первый план я там вывел декоративные и гендерные аспекты, а не политические».
  Интервью Томашу Гланцу для книги Souostroví Rusko: Ikony postsovětské kultury, 2011

• Беседа в Сен-Тропе. Олви Матур — Владислав Мамышев. 29 июля 2004 года

  «М.-М.: …Я путешествовал с группой «Лаборатория экспериментального моделирования» («ЛЭМ») по Европе и просто обалдел, когда, приехав в Европу, увидел во всех книжных киосках, на всех журнальных обложках своего «Горбачёва», того самого, из-за которого меня послали в психушку.
  О.М.: А как он там оказался?
  М.-М.: Приехав домой, я сделал авторское повторение и повесил на стенку. И когда ко мне пришли журналисты из «Пари Матч», из «Франс Пресс», они сфотографировали этот портрет и растиражировали его. Потом даже плакаты выпускались, открытки с этим героем. И он стал одним из символов перестройки, раскрепощающим советский менталитет: «А вот так сейчас уже можно генерального секретаря опидарасить, и так же, как во всем мире, это спокойно сходит с рук, и никого не сажают в ГУЛАГ».
  Беседа в Сен-Тропе. Олви Матур — Владислав Мамышев. 29 июля 2004 года (Кабинет Ш: картины мира, 2014. Стр. 194–195)

• Владислав Мамышев-Монро. «Очковтирательство, или Литературный героизм Тимура и Ко»

  «Наш сквот «Н.Ч.В.Ч.» был одним из самых больших, здесь жили и работали юные односельчане С. Бугаева (Африки) из Новороссийска и деятели параллельного кино. В октябре, вернувшийся из поездок по Америке и Европе, Африка заглянул сюда и потащил меня к себе в мастерскую, что-то показывать. Этим чем-то оказался немецкий журнал с моим портретом перерисованного под индийскую женщину Горбачёва на обложке и моими фотографиями внутри. Я был сражен наповал, ликовал и не верил своим глазам. Задолго до этого, в первые дни моего освобождения из армии я шел по Кировскому мосту, наряженный заправским «стилягой», когда ко мне обратилась кучка иностранцев. Они были из Franc Press, делали репортаж о перестройке и, увидев эффектного блондина, решили его сфотографировать. А когда узнали, что я художник, захотели прийти ко мне домой, смотреть работы. Там-то они и пересняли портрет Горбачёва, который теперь красовался на обложке заграничного журнала. Африка продолжал нагнетать ажиотаж, рассказывая, что купил только этот журнал, а вообще-то витрины всех киосков Европы сейчас заставлены кучей всяких журналов в диапазоне от Stern до Rolling Stones magasin точно с такими же обложками. Посетители африканской мастерской поздравляли меня наперебой, что ввело меня в состояние идиотского счастья. Внезапно появившийся Тимур, дополняя картину праздника, объявил, что является моим лучшим другом. Он красочно описывал собравшимся, как давно открыл талант Владислава Юрьевича и сразу был им поражен, и вот результатом этой его опеки стали эти многочисленные публикации».
  Владислав Мамышев-Монро. «Очковтирательство, или Литературный героизм Тимура и Ко» (2002, рукопись, архив Музея современного искусства «Гараж». Фонд Владислава Мамышева-Монро. Стр. 19–20)

• Владислав Мамышев-Монро. «Бандиты»

  «Я видел лучшие времена рейва, все же рейв этот пошел из первой моей творческой мастерской в Петербурге. Я тогда поселился в мастерскую к моим старшим товарищам, известным и модным художникам, среди которых были Георгий Гурьянов, ударник группы «Кино», известный так же как Густав, подлинный лидер «Кино», потому что идеолог и идол для самого Цоя. Так вот, Гурьянов дружил с Вест-Бамом, тогда не очень известным диджеем из Берлина (но сейчас Вест-Бам — это главный диджей в Европе), и этот Вест-Бам присылал своему другу Гурьянову кассеты с новой музыкой. Также Гурьянов получал самую новую и прогрессивную музыкальную информацию из прочих мест, указанных ему провидением, иначе не было бы ни Цоя, ни «Кино», ни рейва. <…> Итак, рейв начался в моей первой творческой мастерской. Так совпало, что усилия Гурьянова начали давать первые практические результаты, когда и я со всей своей мощью поселился там. В первом рейве участвовало немного народу, 5–10 человек, самых близких друзей, самых великих художников нашей русской земли: это Тимур Новиков, Олег Котельников, Юрис Лесник, Иван Мовсесян, Сергей Ануфриев, Африка. Гурьянов начинал этот список, а я заканчивал. Плюс милые друзья из какой-то интимной жизни каждого из нас. Все они недостойны упоминания, кроме одного — Алексея Хааса. Хаас (Воронов) был личным другом Гурьянова <…> …когда на Фонтанке в нашей мастерской начался рейв, он всплыл, стал бывать чаще <…> и он занял квартиру напротив, в соседнем доме, прямо у нас за стеной, и героически стал создавать подобие нашего рейва, но даже развивал само понятие и аудиторию. Мы в это время добавили к музыке психоделики, то есть окончательно совместили два этих понятия путем открытия в пределах Ленинградской области бесконечных плантаций грибов-псилосибинов. До нас эти грибы были известны ряду специалистов-ученых и городских сумасшедших, но это был не в коня корм. А тут драгоценный алмаз нашел свою заветную оправу, и Хаас, получив все полномочия <…> принялся за активную работу. Подобно неутомимому, стремительному распространению грибницы в почве, ленинградский грибной рейв проник в сердца и души самых талантливых молодых людей Ленинграда, а Сережа Ануфриев, живущий в Москве, забросил те же семена в московскую действительность. Нелегальность этих рейвов, самых первых, вытекала из всего: помещение первого хаасовского танцпола по примеру нашей художественной мастерской расположилось в нежилом доме, расселяемом и идущем на капремонт, то есть нелегально, грибы-псилосибины (магические грибы) и другие вещества психоделики и галлюциногены, а также обычная марихуана — вообще криминал, такой же криминал — необходимая для рейва сверхмощность звуковоспроизведения аппаратуры по ночам, вызывавшая нападки близлежащих местных жителей. Итак, первые шаги рейва были глубоко нелегальны, и это стало примагничивать к себе самую нелегальную в государстве как таковом, то есть государстве старого, умирающего образца, публику — бандитов. Самых коммуникабельных из них, то есть находящихся на самой низкой ступени преступной пирамиды. Дальнейшее развитие рейва, его прогрессивность и глобальное значение неминуемо привели к его выходу в легальность (не без помощи криминальных структур), и он переместился в помещение ленинградского планетария, где под искусственным звездным небом, одобряющим танцевально-психоделическое священнодейство, костер стал разгораться не на шутку».
  Владислав Мамышев-Монро. «Бандиты» (1995, рукопись, архив Музея современного искусства «Гараж». Фонд Владислава Мамышева-Монро. Стр. 10–17)

• Владислав Мамышев-Монро. «Спонсоры»

  «Юрис Лесник — ныне скромный труженик выворачивающе-заворачивающейся мягкой скульптуры, почти ученый, перманентно находящийся на грани открытия сенсационных законов физики и химии, передающий окружающим своим образом осмысление некоторого нечеловеческого, запредельного безумия, в те годы тоже любил поражать богему соломоновой роскошью. Выборочно спонсируя самых гордых и странных деятелей, он в итоге даже сформировал некий загадочный и элитарный «мужской клуб», много нашумевший в нашем славном городе. По сути, вся новая культура с ее рейвами, звездами и падениями начиналась там. Попасть в эту святая святых авангардного истеблишмента для иных становилось невозможной навязчивой идеей, и многие из тех несчастных поломали о железные двери с надписью «Золото и серебро» свои упрямые копья, теряли рассудок и, наверное, до сих пор бродят где-то в человеческих потоках, разучившись различать цвета, запахи и звуки… Вот такая нежная щедрость по отношению к одним и непримиримое презрение к другим обозначили на рубеже девяностых в Ленинграде систему «правильных» и «неправильных», «крутых» и «лохов» в искусстве. Сам Юрис, будучи талантливым художником, вряд ли желал обижать тех обижаемых в итоге, но делами «фирмы» заправлял серый кардинал, ювелир по профессии Иван Мовсесян, прославившийся впоследствии своими грандиозными вернисажами на Дворцовом мосту. А святым знаменем «мужского клуба» являлся весьма взыскательный и строгих вкусовых приоритетов музыкант и художник, в ту пору барабанщик и идеолог группы «Кино», звезда всего подполья Георгий Гурьянов. Вот его-то непримиримость ко всякой «швали» или «мерзотности», или тому, что ему могло таковым показаться, и блестящее искусство плетения всевозможных интриг Ивана Мовсесяна, коему он предавался без обедов и выходных, со всей потаенной страстью своей противоречивой натуры, сформировали практически фашистский и роскошествующий режим «верхушки» того айсберга, коим было неофициальное искусство для Ленинграда. Полный отвяз от моральных и этических норм социалистического общежития, да и просто традиции российских коммун неизбежно приближали так называемый «конец Третьего рейха», то есть крушение гениальной пирамиды того самого недосягаемого Олимпа. Боги в конце концов посыпались со своих заоблачных вершин, особенно убыстрился этот процесс, как только у Юриса Лесника стали истощаться пущенные на самотек финансы. И все же своеобразное царство просуществовало долго, блестя и переливаясь в лучах славы, меняя свои роскошные неприступные дворцы как перчатки».
  Владислав Мамышев-Монро. «Спонсоры» (2001, распечатка из компьютера, архив Музея современного искусства «Гараж». Фонд Владислава Мамышева-Монро. Стр. 2)

• Беседа в Сен-Тропе. Олви Матур — Владислав Мамышев, 26 июля 2004 года

  «И там, в армии, я решил перевоплотиться в Мэрилин Монро. А когда я пришел из армии, я уже как бы смог это сделать: настоящая школа жизни была мной пройдена, и я, уже подготовленный, вернулся в «Поп-механику» с новым образом.
  О.М.: Из армии в звездном образе! А когда вы точно вернулись из армии?
  М.-М.: В 1989 году, прямо на Пасху, 14 апреля.
  О.М.: И сразу же вышли на сцену «Поп-механики» в образе Мэрилин Монро…
  М.-М.: Да-да, прямо на следующий день. На «Ленфильме» тогда еще шли съемки очередного фильма Олега Тепцова…
  О.М.: Не могли бы вы рассказать подробнее о «Поп-механике»? Каково было ваше участие? Что вам говорил Курёхин? Вы были совершенно обособленным персонажем, который делал, что хотел, в избранном образе?
  М.-М.: Там по-разному все происходило. Вообще «Поп-механика» — это был клуб как бы, смотр способностей… разных, разношерстных деятелей андеграунда, в котором Курёхин работал завхозом. Он, конечно же, немножко преувеличивал свою роль. Всех нас, я помню, немного смущало это его на манер западных, выхолощенных, ничего из себя не представляющих звезд ненужное самолюбование, принимание каких-то нелепо-пафосных поз перед тележурналистами и цитирование великих… Это все, конечно, попахивало абсолютно американской саморекламой. Но все это ему прощалось, как я помню, всеми участниками, поскольку такую тяжелую роль завхоза, конечно, тянуть ой как нелегко.
  О.М.: В общем, он вам не говорил, что делать на сцене? Так, как вы описываете его роль, она не предполагает никакой детальной режиссерской проработки.
  М.-М.: Он вообще никому никогда не говорил, что делать. Он примерно вбрасывал бредовые… ну совсем уже бредовые идеи, знаете, ну типа от противного, чтобы мы действовали. Например, требовал утопить княжну Голицыну в тазу с водой. Понятно, что никто никогда не будет топить ее в тазу, да, но… это была как бы полная свобода для каждого из участников, и в этом смысле «Поп-механика» — это было некое уникальное состояние».
  Беседа в Сен-Тропе. Олви Матур — Владислав Мамышев, 26 июля 2004 года (К 12 Кабинет Ш. Картины мира V. — СПб.: Скифия-принт, 2014. Стр. 189)

• Расклад «Полония»: театральные опыты Владислава Мамышева-Монро

  «Там царил полный кавардак, идиотизм как смысл существования, абсурд! — мечтательно закатывает светлые глаза Владик. — Тут вот низенький Кола Бельды в своей эскимосской шубке обнимает за жопку нашего великого, высоченного баса Штоколова — оба пьяные. А там Ванесса Редгрейв в образе Екатерины Великой начинает читать какой-то пафосный монолог, который внезапно обрывается, потому что из-за кулис с целым тазом воды выскакивают некрореалисты и начинают ее топить. Она попросту ох…ела, воды наглоталась тогда, — Монро заразительно хохочет и вдруг вздыхает: — Хотелось бы оказаться опять в этом состоянии, победить этот черный дракулизм, который нас окружает».
  Расклад «Полония»: театральные опыты Владислава Мамышева-Монро (21 декабря 2012 года, архив Фонда Владислава Мамышева-Монро; http://rollingstone.ru/social/interview/14981.html)

• Владислав Мамышев-Монро. «И такое бывает»

  «Псевдоним Монро связывает меня с Мэрилин Монро. И явно, и тайно. А через Мэрилин я связан, пусть даже только фонетически, с волшебником Мерлином из времен короля Артура. Мерлин был связан определенными узами с Артуром, а Мэрилин была связана брачными узами с Артуром Миллером, известным писателем. А я тебе и Мерлин, и Мэрилин, и для нее же сам Артур и сам писатель <…> Но при этом я еще и Владислав, то есть «владеющий славой». Да еще и Мамышев, что означает «мамы шеф», а мама — это святое! Но при этом в адыгейской мифологии Мамыш, сын Амыша и брат Камыша, — бог, являющийся людям в человеческом обличье, чтобы нести им высшую истину через свои поступки».
  Владислав Мамышев-Монро. «И такое бывает» (середина 1990-х, рукопись, архив Музея современного искусства «Гараж». Фонд Владислава Мамышева-Монро. Стр. 1)

• Из интервью для Ирины Штефановой

  «— Какая у тебя на самом деле фамилия?
  — Мамышев, Владислав Юрьевич.
  — А когда появилась приставка Монро?
  — Приставка мне была навязана в восемьдесят девятом году. Чтобы закосить армию, я, служа на Байконуре, впервые переоделся в Мэрилин Монро и сделал фотографии. Меня отправили в психиатрическое отделение, таким образом меня комиссовали. Если бы этого не произошло, мне бы никогда, конечно, в голову бы не пришло, на себя примерять божественный образ моей возлюбленной богини. Но потом я показал фотографии своим друзьям, питерским художникам — Тимуру Новикову, Сереже Курёхину, им это дико понравилось, и они попросили меня несколько раз выйти на концертах «Поп-механики» в образе Мэрилин Монро. Я был с маленькой гитаркой, за меня за кулисами на реальной гитаре играл Александр Ляпин из «Аквариума», а все думали, что это я даю такое невероятное соло. Это был один из символов перестройки. <…>
  — Образы людей, которых ты изображаешь, накладывают отпечаток на личную жизнь?
  — Конечно. Ведь просто лысые, рыжие люди, блондины и брюнеты — все ходят немножко по разным маршрутам. Например, лысые не пользуются расческой, и у них уже исключается этот маршрут — это прямолинейный ответ. А есть более сложные вещи, связанные с метафизикой цветов. Я очень любил перекрашивать волосы в юности, и каждый раз ты начинаешь ходить немножко по другим дорожкам, ты вычленяешь из толпы схожих с тобой по цвету волос людей. Это все влияет на жизнь, а уж тем более образы, особенно если ты в них находишься длительное время. Та же Мэрилин Монро в итоге так сильно вмешалась в мою жизнь; ведь из трех месяцев моей жизни месяц я четко был ею, поэтому даже будучи самим собою, без грима, она все равно во мне присутствовала. В моей жизни благодаря Монро происходили сложные драматические события, связанные с несчастными любовями, с жертвенной позицией, поступками. Например, я из-за любви продал свою питерскую квартиру, отдал деньги этому человеку. Я понимаю, что все это связано с тем периодом моей монрошной истории. Но это скорее образовательный процесс меня самого, нежели что-то другое. Это же одна из вещей, которыми я занимаюсь в принципе для себя. Я никогда не стремился прославиться за счет этого, но современное искусство стало выползать из подполья и общаться с массовой аудиторией, поэтому невозможно до конца сохранить герметичность».
  Интервью для Ирины Штефановой (архив Фонда Владислава Мамышева-Монро)

• Из интервью Валентину Барышникову. Радио «Свобода», 5 августа 2012 года

  «Таким образом, меня, благодаря Монро, даже раньше времени выслали из армии.
  Это был скандал. Отправили проверяться в психиатрическое отделение, и я на полгода раньше оказался дома и очень активно включился в художественную деятельность именно с этим светлым образом на щите. Тогда Сергей Курёхин, Тимур Новиков, искусствоведы из Русского музея были счастливы, что появился такой отчаянный человек, потому что это совпало с их чаяниями. Все так удачно сложилось. Я думаю, что подобным образом и в жизни художника Энди Уорхола (он тоже обожествлял Мэрилин Монро) она сыграла какую-то немаловажную роль. Я считаю, что она скорее из разряда религиозных персонажей, нежели секс-символ, как это принято ей приписывать. Это образ любви, полная противоположность, скажем, образу Адольфа Гитлера, такое полностью олицетворяющее добро существо. Это образ идеальности, абсолютного самоотречения ради того, чтобы приносить радость другим людям. Всегда, когда она позирует, неважно, перед кем, она полностью отдает себя. Это такая странная самоотдача, почти возведенная в манию. Желание быть абсолютно perfect, совершенной.
  — Монро прожила блестящую жизнь, пользовалась невероятным успехом. За этим последовала такая же яркая смерть. Насколько ее смерть сыграла роль в формировании ее образа? Если бы она прожила дольше, умерла старушкой, это что-нибудь изменило бы в ее образе?
  — Разумеется. Она именно тем идеал, что ее точка акме является и точкой ее смерти. Она не стала потом опускаться, как это обычно бывает. Она как цветок, который достигает своей максимальной красоты и погибает. Я так близок к обожествлению ее образа — и не только я один, — в том числе и из-за магии чисел. Она родилась в 1926 году. Это зеркальное отражение года ее смерти — 1962-й. Ее возраст — ровно три 12-летних цикла китайского календаря. Даже трудно будет размышлять, если попытаться придумать ей какую-нибудь другую судьбу.
  Другое дело, что я не совсем уверен, что она покончила с собой. В детстве я вырезал картинки и статьи про Монро из западной прессы в публичной библиотеке в Ленинграде. И меня поймали за руку, но я уже почти весь фонд вынес к тому моменту. Я изучил подробно первые журналистские расследования ее смерти. Было совершенно отчетливое ощущение в первые дни, что там была почти поймана на месте преступления ее домработница Юнис Мюррей. Потом вдруг какие-то документы были потеряны, какие-то анализы подменены. Что меня потом толкнуло на подтверждение этих странных мыслей, что это все-таки была домработница, — это то, что, как ни странно, несколько лет назад, когда умер Майкл Джексон, опять возникла эта фамилия — Мюррей, человек, который делал инъекцию этой звезде.
  А они чем-то похожи, Майкл Джексон и Монро — не совсем, что ли, вменяемые люди в житейском понимании, полностью служащие более высоким соображениям. Так что в том, что касается Монро, я полагаю, это было убийство».
  Интервью Валентину Барышникову. Радио «Свобода», 5 августа 2012 года (архив радио «Свобода», опубликовано 21 марта 2013 года в 11:56)

• Катя Голицына. «Принцесса и танцовщица…»

  «Впервые я встретила Владика за кулисами БКЗ «Октябрьский» в 1990 году, когда мы участвовали в «Поп-механике» Сергея Курёхина. Вся ленинградская художественная сцена была для меня еще в новинку. Я помню, как вышел Владик, — в маленьком красном платьице, с торчащими сосками, большую часть представления он висел над сценой в гамаке. На нем был грим в палец толщиной, белокурый парик, из-за жара прожекторов и он ужасно потел, но роль играл. Он одновременно был карикатурой и блестяще с этим боролся (это комплимент!)…»
  Катя Голицына. «Принцесса и танцовщица…» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 95)

• Владислав Мамышев-Монро. «Куда я попал? Где мои вещи?»

  «Природой было запрограммировано слиться в моей персоне трем субъективизмам: Адольфа Гитлера, Мэрилин Монро и моего собственного (или дополнительного, или собирательного) Владислава Мамышева. Или точнее, субъективизм Владислава Мамышева равномерно состоит из двух частей: субъекта А. Гитлера и субъекта М. Монро. Таким образом, один другого дополняет, обостряет и нейтрализует. И все это происходит внутри меня, что я наконец научился осознавать, анализировать и использовать в своей работе. Последним толчком к осознанию своей всевмещаемости послужил спонтанно сложившийся на «Пиратском телевидении» сериал «Смерть замечательных людей», где я визуально зафиксировал рождение и смерть в себе Гитлера и Монро. Теперь, состоящий из двух половинок Гитлера и Монро, Владислав Мамышев стал еще и свободным от прежних биографических субъективностей».
  Владислав Мамышев-Монро. «Куда я попал? Где мои вещи?» (Кабинет 5. — СПб.: Группа исследования современного искусства, 1993. Стр. 56)

• Владислав Мамышев-Монро. «Очковтирательство, или Литературный героизм Тимура и Ко»

  «Спустя много лет уже слепой Тимур предложил реанимировать «Пиратское телевидение» съемками продолжения фильма «Опять двойка» в стиле «великого немого». Ну как я мог отказать великому слепому? Фильм назывался «Золотое сечение», и меня планировалось высечь розгами по голой заднице. Я потребовал «каскадера», но Тимур уверил меня, что он «уже не тот» и он медленно поднесет розги к моей попе, что при монтаже потом ускорят. Меня уложили на диванчик, руками я вцепился в лиру на его торце, и в кадр вошел благообразный учитель во фраке и в цилиндре; Ирена Куксенайте значительно передала мэтру веник из прутьев и, глянув на меня, завалилась в обморок (по сценарию). Не предусмотренный сценарием последовавший за этим чудовищный удар по ягодицам заставил меня с воплем вырвать из дивана лиру и забегать по комнате, стеная от боли. Тимур беспомощно хлопал глазами и сбивчиво извинялся, что-де он слепой надеялся промахнуться».
  Владислав Мамышев-Монро. «Очковтирательство, или Литературный героизм Тимура и Ко» (2002, рукопись, архив Музея современного искусства «Гараж». Фонд Владислава Мамышева-Монро. Стр. 21)

• Беседа в Сен-Тропе. Олви Матур — Владислав Мамышев. 26 июля 2004 года

  «О.М.: Что ж, расскажите теперь о том, как произошло зарождение «Пиратского телевидения».
  М.-М.: Ну, я познавал окружающий мир и самообразовывался при помощи всевозможных психоделических препаратов, и в результате образовался некий клуб любителей расширения сознания.
  О.М.: Вы имеете в виду клуб на Фонтанке или уже на Мойке?
  М.-М.: На Фонтанке. Каким-то непонятным образом я пришелся по душе всем членам… этого клуба… И мне надо было как-то оправдывать эту любовь, и в такой ситуации, безусловно, приходится позировать, постоянно доказывать свою привлекательность. Я попросил Юриса, чтобы он начал меня снимать. Потом уже, после такого импульсивного желания, приходит логическое желание как-то все систематизировать, узаконить. Как это можно было узаконить? Естественно, только лишь демонстрацией полной беззаконности происходящего. Что может быть беззаконнее пиратского телевидения? Так возникло страстное желание внедриться в телеэфир… Еще на похоронах Виктора Цоя в 1991 году я поговорил с Артемом Троицким, который сказал, что ему понравился фильм, который мы сняли с Андреем Венцлова, ему понравились первые съемки, которые я сделал с Юрисом, и он предложил такую форму: «Давайте мы на Российском телевидении, — где он тогда работал, — будем делать такое внедрение вашей программы через помехи, пять минут, скажем, в неделю». То есть как будто это такое пиратское телевидение пробивается через помехи в эфир и говорит: «А теперь вы смотрите «Пиратское телевидение»!» Такую вот форму связи с социумом предложил. Тимур Петрович Новиков оказал огромную поддержку в этом вопросе, потому что он сразу почувствовал в этой истории перспективу, и напросился к нам в соавторы. Поймите правильно: для меня это была честь — не отказать ему в этой просьбе.
  О.М.: Кому-то принадлежит эта идея? Вы о принадлежности идеи? Кому принадлежит идея «Пиратского телевидения»?
  М.-М.: Мне и целиком управляемому мной, реализующему ее Юрису. А Тимур Петрович… его присутствие поднимало нашу амбициозность. Это как Ленин вдруг на субботнике с кем-то потащил бревно, держа его за тоненький кончик.
  О.М.: Мы помним, как «Пиратское телевидение» приехало к нам на выставку «Геополитика». Помним и путч 1991 года. Если бы все произошло по-другому, «Пиратское телевидение» стало бы настоящим пиратским. Как происходила та знаменитая съемка, которая состоялась во время стихийной демонстрации на Дворцовой площади? Вы с членами клуба сидела на Мойке, да?
  М.-М.: Да. Я приехал в Петербург на другой день после путча и рассказал Тимуру Петровичу и всем собравшимся тогда на Мойке про то, что московские художники поддержали гэкачепистов. Лично я с Вадимом Фишкиным и группой других художников, фамилий которых не помню, мы ходили радостно с красными шариками, а на шариках было написано: «Да здравствует ГКЧП!» и «Слава КПСС». Я дарил эти шарики танкистам, которые стояли на Тверской, и мы всячески веселились. Это был полный праздник, как демонстрация. Все окунулись в детство, адреналин бушевал в крови, а ненавистные нам кураторы Мизиано, Бакштейн и вся прочая шваль заседала на Чистых прудах и делала ужасно испуганное лицо: «Что же будет?!» Такая паника… Это-то, наверное, меня и настроило на то, чтобы поддержать ГКЧП, а не Бакштейна с Мизиано. Тут такой праздник на улице, и тут же ты видишь трясущихся людей, которые планируют уже побег из страны. Но Тимуру Петровичу я сказал, что московские художники поддержали путч все, причисляя себя как бы ко всему. На что Тимур Петрович, в свою очередь, срочно решил сделать антитезис, чтобы выступить против Москвы и поддержать антипутчистские настроения. И поэтому мы решили срочно сделать сценку про гидру ГКЧП в стиле «Окон РОСТА» или спектаклей Маяковского.
  <…> Расскажите про фильм «Жизнь и смерть замечательных людей». Кто там у вас снимался?
  М.-М.: Ингланд — легендарный актер, бессменный воплотитель образа Фредди Крюгера в новых и новых версиях (вот в прошлом году вышла очередная новая версия) и вообще мастер ужаса и мастер кошмара, такой как бы… бренд дешевого пугательного голливудского аппарата.
  О.М.: А когда закончило свое существование «Пиратское телевидение»?
  М.-М.: В 1993 году.
  О.М.: То есть фактически оно существовало два-три года, очень насыщенных два-три года.
  М.-М.: Ну была как бы попытка возвращения к нему, когда мы снимали фильм «Опять двойка — 2», или Золотое сечение». Этот проект я, конечно, не забуду никогда, как и историю с конкурсом красоты, потому что… Я всегда вот тяготел к мазохизму, но никогда в него не окунался. То есть я никогда не позволял никому себя бить… Служа в армии, я ни разу не получил ни одного подзатыльника! То есть я всегда находил такие крайне мягкие формы общения, при которых насилие было недопустимо. А тут… Ну понимаете, между мной и Тимуром Петровичем произошел большой разрыв. Он жил уже с Ксюшей, ослабел, был вынужден покориться обстоятельствам и плыл по течению, а я продолжал свой независимый, распропагандированный им же образ жизни, полный свободы. И мне кажется, что он мне в каком-то смысле завидовал. И он затеял эту акцию… Все это сделано было только лишь ради насилия надо мной. Сам факт этого фильма — это не искусство, конечно, а глупость.
  О.М.: Заинтриговали. Расскажите, пожалуйста, об этой глупости. Как происходили ее съемки.
  М.-М.: На съемки согнали много народу. Когда пришла моя очередь ложиться на кушетку и оголять свои пышные в ту пору ягодицы, Тимур Петрович взял пучок прутьев, которыми обычно дворники подметают улицы… Сюжет был о том, как слепой старец, который, не видя попы, тем не менее четко по ней попадает. На репетиции Тимур Петрович доводил прутья до ягодиц и убирал обратно. И создавался эффект, как будто бы он бьет, но мне было не больно. Когда же прозвучали слова «Камера! Мотор!», в этот момент со всей мощи, которую только может представить себе воображение человека, Тимур Петрович ударил меня так, что я просто вырвал деревянную лиру, которая была у изголовья кушетки, и с бешеным воплем вскочил и начал носиться… Причем в этот момент у меня случился как бы катарсис, я не жалел выражений и слов по поводу того, что я думал про Тимура Петровича. Я сразу всю ситуацию просканировал: почему он это сделал, для чего… Минут через пять, наверное, или десять я успокоился, мы продолжили съемки, и я опять, повторно был чудовищно травмирован…»
  Беседа в Сен-Тропе. Олви Матур — Владислав Мамышев. 26 июля 2004 года («Кабинет Ш: картины мира», 2014. Стр. 197–200)

• Из интервью Александру Шейну для фильма «Тимур Новиков. Ноль-объект»

  «А.Ш.: Давай коснемся «Пиратского телевидения». Это тоже проект Тимура?
  В.М.-М.: Это наш проект, его идея возникла во времена мужского клуба, где на деньги Юриса Лесника появилась камера, он ставил разные видеоэксперименты. Сначала начали снимать Гурьянова. Он принимал разные позы под музыку «Новых композиторов» как дискобол — у него же было совершенное, потрясающее тело, он активно занимался спортом. Может, нескромно говорить, но это именно я придумал само название «Пиратское телевидение». Бытовала идея фикс, что надо внедриться…
  Нас пыталось эксплуатировать официальное телевидение: Дуня Смирнова, у которой была программа «Крыша» в Питере, Сергей Шолохов с программами «Пятое колесо» и «Тихий дом», который был большой друг Тимура и Курёхина. Мы сталкивались каждый раз с сотрудниками обычного советского телевидения и чувствовали бездну, которая пролегала между нами и обществом, которое мы не принимали. Мы же были андерграундом, а все эти структуры, которые подчинялись советской власти, хоть самые продвинутые, все равно были совки в нашем понимании. Сталкиваясь с какой-нибудь программой «До 16 и старше…» или Владимиром Молчановым, ты понимал, что это вчерашний день. Так и возникла идея сделать «Пиратское телевидение», будто вдруг технические возможности позволяют врываться в эфир и показывать наши дурацкие программы зрителю, чтоб его выворачивало. Было понятно, что технически такое осуществить невозможно, но нашему другу и большому поклоннику всего движения Артемию Троицкому, который активно сотрудничал с официальным телевидением, идея понравилась, он согласился. На похоронах Цоя как раз с ним обсуждали, как можно было бы сделать, чтобы внутри «Программы А» через помехи как будто врывается «Пиратское телевидение». Мы приехали в Москву, пообщались с людьми с телевидения — редакторами, режиссерами — и поняли, что общаться с ними невозможно. У нас разные представления о юморе, разные представления о допустимости и недопустимости каких-то выражений. У нас был богатый психоделический опыт, который у этих людей вообще отсутствовал, с ними работать было неинтересно.
  Я был очень активен в том, чтобы «Пиратское телевидение» существовало. Мне хотелось красоваться, каждый день придумывать новые образы, делать новые фильмы. Тимуру очень понравилась эта идея, так же как и идея с мостами, он обещал нас продюсировать. Гурьянов играл в процессе большую роль. Позже Тимур договорился с Сергеем Шутовым о московском отделении «Пиратского телевидения», но в целом оно само было жизнью определенных людей из мастерской на Мойке, 22. Это был нон-стоп 24 часа в сутки с пожиранием грибов, бесконечными переодеваниями, вовлечением всех, кто прорывается к нам в мастерскую. Прорваться туда можно было только с серьезными дарами: мы смотрели в глазок, нам показывали, что нам принесли, и если человек был приятный и принес что-то ценное, пускали и тут же все это обыгрывали. Мы практически каждые два дня делали новый выпуск на VHS: монтировали, распространяли, дарили друзьям… Что-то сохранялось, на какие-то кассеты Юрис по новой записывал, и даже исходников не оставалось. Было интересно каждый день экспериментировать.
  У нас была очень удачная локация, у Эрмитажа. Это такая точка, откуда все было близко. Мы постоянно делали вылазки, очень часто садились на катера. Устраивали съемки во время военного парада, когда все подводные лодки и крейсеры стоят на Неве, заполненные моряками, а я переодеваюсь в Монро, и мы кружим вокруг этих катеров, моряки начинают сходить с ума, а уже совсем озверевшая Монро якобы просится к ним на палубу. К сожалению, многое утеряно. Например, наша свадьба с Тимуром, где были свидетелями Мовсесян и Леша Хаас. Я не помню, почему мы решили сыграть свадьбу. В принципе можно даже поспорить с Ксюшей за наследие: у меня раньше брак заключен! Неофициально, разумеется, в форме нескончаемого треша, который доставлял ни с чем не сравнимое наслаждение».
  Интервью Александру Шейну для фильма «Тимур Новиков. Ноль-объект» (2013, впервые опубликовано в каталоге «Архив М» (М.: ММОМА, 2015). Стр. 330)

• Беседа в Сен-Тропе. Олви Матур — Владислав Мамышев. 26 июля 2004 года

  «Кинофильм, снятый Андрюсом Венцлова, «Кеннеди и Монро». Идея фильма принадлежит вам?
  М.-М.: «Джон и Мэрилин»? Конечно, мне. Хотя… идеи-то там, собственно говоря, никакой нет. Мне потому и нравятся мои ранние фильмы, что они абсолютно безыдейные. Это чистая констатация фактов в максимально сжатом виде, попытка выразить их примитивными средствами, простым техническим языком. Можно сказать, что идея этого фильма принадлежит Кеннеди и Монро».
  Беседа в Сен-Тропе. Олви Матур — Владислав Мамышев. 26 июля 2004 года («Кабинет Ш: картины мира», 2014. Стр. 190–191)

• Андрюс Венцлова. «Жизнь на вдохе»

  «В 1991 году мы с Владиком сняли два коротких фильма на черно-белую 16-мм пленку.
  В то время я был поклонником MTV, которое привозили из Европы на кассетах VHS.
  Музыкальные клипы были моей страстью. И тут Владик приносит кавер на песню «Звенит январская вьюга» из кинофильма «Иван Васильевич меняет профессию», записанный им с Юрием Каспаряном. Это был несомненный хит! Мы его слушали весь день, а Владик «исполнял» его под фонограмму, подражая Наталье Селезневой. <…> Мы решили снять клип. Когда начали снимать, оказалось, что нет горячей воды. Владика это не смутило. Со словами «искусство требует жертв» он набрал полную ванну ледяной воды и начал раздеваться. Но в воду он так и не смог погрузиться. В клипе видно, что он заходит в наполненную ванну по щиколотку. Сидел он в ванне с уже слитой водой. Я пробовал всякие двойные экспозиции и прочие технические ухищрения. Например, объектив наполовину закрывался, затем пленка отматывалась назад, и экспонировалась вторая половина кадра. Таким образом ноги крутились в одну сторону, туловище — в другую. Кстати, у меня до сих пор есть диск, спортивный тренажер, на котором крутился Владик. Артефакт. Показывался клип в основном с кассеты VHS на всяких сборищах художников. И, кажется, у всех вызывал восторг. <…> Затем Владик рассказал мне идею байопика про альтернативную причину смерти его альтер эго — американской актрисы Мэрилин Монро. Он много читал про причину ее ранней смерти и пришел к выводу (либо просто хотел эпатировать публику), что ее застрелил президент США Джон Кеннеди. У меня появился харизматичный актер, сценарист и организатор съемок. Мне просто нравилось крутить ручку своей кинокамеры, потом проявлять пленку и смотреть, что получилось. Мы сняли этот фильм за один или два вечера, как и большинство фильмов того времени, которые я снимал в формате «параллельного кино» вместе с Евгением Кондратьевым, которого считал своим гуру, а также Олегом Масловым и Иветтой Померанцевой. Снимали мы в мастерской Евгения Козлова на Фонтанке, 145. Забавно, что Кеннеди играл негр Гена, которого где-то нашел Владик. Лицо было под маской, но в профиль были видны черные уши. Потом Гена убежал по делам, и кадры, где Кеннеди кладет телефонную трубку и злобно смеется, сыграл я, а снял меня Владик. Когда я смонтировал фильм, Владик сам озвучил все роли в студии Юриса Лесника. Фильм опять стал хитом тусовки. И частью «Пиратского телевидения», которое Владик организовал с Юрисом и Тимуром Новиковым».
  Андрюс Венцлова. «Жизнь на вдохе» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 64, 65, 66)

• Андрей Хлобыстин. «Док. 3 на Монро»

  «В 1992 году мы переехали на Невский проспект к Казанскому собору, а по соседству в сквоте на Мойке, 22, с видом на Дворцовую площадь, Монро вместе с Тимуром Новиковым, Юрисом Лесником, Георгием Гурьяновым и другими друзьями творили ПТВ. От того времени у меня оставалась запись на видеопленке, где Владик в образе женщины-Гитлера поет: «Умчи меня, олень, в свою страну оленью» и т. д. Запись при последнем просмотре оказалась практически истлевшей… Там же во время путча 19 августа 1991 года делался известный перформанс «АнтиГКЧП». Оттуда во время «свадьбы» Тимура и Монро процессия направилась гулять к Эрмитажу. Потом веселую компанию из сквота на Мойке поперли (ныне в этом доме отель «Кемпински»), и все гуляй-поле переселилось рядом на ул. Софьи Перовской, 1/3, где также творили Виктор Тузов и юный гений Андрей Попов».
  Андрей Хлобыстин. «Док. 3 на Монро» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 365)

• Катя Голицына. «Принцесса и танцовщица…»

  «Тимур Новиков, Юрис Лесник и Владик создали «Пиратское телевидение», обосновавшись в сквоте здания Шведской церкви на Малой Конюшенной улице, переехав позднее в сквот на Мойке, 22 (сейчас там отель «Кемпински»). В то время самой знаменитой новостной телепрограммой в Ленинграде была «600 секунд», рассказывавшая об убийствах и других происшествиях в городе. Новости были a la mode, Африка сидел дома и по кусочкам отбирал информацию. В новостях из Берлина, Грузии, Прибалтики показывали, как народ восстает против коммунизма. А «Новые художники» в Ленинграде делали сатиру на текущую политику, перемежая ее случайными появлениями Мэрилин Монро…»
  Катя Голицына. «Принцесса и танцовщица…» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 94)

• Сергей Хачатуров. «Арлекин vs Пьеро»

  «В эпоху перестройки Тимуром Новиковым и его друзьями было организовано «Пиратское телевидение», ПТВ — прародитель всего сейчас сразу: и мультимедиа, и видеоарта, и YouTube. Появлению ПТВ предшествовало возвращение с Байконура (из армии) Владислава Мамышева-Монро. По рассказу Мамышева, он случайно познакомился с Новиковым на улице и был спасен Тимуром от суицидальных размышлений. Мамышев нашел в лице Новикова и его круга благодарную публику и начал свою артистическую карьеру «альтернативной певицы». Именно на «Пиратском телевидении» Влад Мамышев стал Мэрилин Монро. В этом гриме он блистал на вернисажах и в программах ПТВ. В немалой степени образ Мэрилин Монро стал его кармой. Ведь его исчерпывающее постижение сути, психики, душевного склада, стиля жизни героини словно бы транслировалось ему, и это было страшное испытание… Тимура Новикова и Владислава Мамышева-Монро можно назвать и Героем, и Трикстером».
  Сергей Хачатуров. «Арлекин vs Пьеро» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 361–362)

• Олег Маслов. «Два привета с того света»

  «Еще один случай: я помню, Иветта Эдуардовна Померанцева снимала фильм «Снегурочка», черно-белый фильм, на 16-мм кинокамеру «Красногорск». Где-то в парке «Сосновка» и еще за городом в каких-то наших этих академических дачных поселках. И там он играл Леля. И я помню, что он голышом в мороз бежал по сугробам, проваливаясь по пояс, а то и по грудь. Мы шли от залива до дачи, наверное, полчаса, может быть, сорок минут, а он совершенно обнаженный, в снегу, как настоящий морж, прошел с нами до теплого места. По-моему, на нем были какие-то стринги или, может быть, детские плавки, которые очень обтягивали его бледную, в родинках задницу. Это все, пожалуй, из таких вот ярких воспоминаний о нем».
  Олег Маслов. «Два привета с того света» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 196)

• Евгений Козлов. «Я хотел его двигать вперед, давать ему конкретные стимулы»

  «Могу заметить, что новых образов он не создавал, а перефразировал известные. Глядя на его серии «Политбюро» (первая из них висела в моем ателье, в так называемом красном углу), можно представить, как Владислав увлекался игрой в травести. Он преобразовывал мужскую доминанту в женский «лейбл», то есть членов политбюро — Э. А. Шеварднадзе, М. С. Горбачёва и других — в такие знаковые фигуры Голливуда, как Софи Лорен и Джина Лоллобриджида, а также в русских звезд Аллу Пугачеву и Елену Соловей. Парик и грим были очень аккуратными, не забывал он и об украшениях».
  Евгений Козлов. «Я хотел его двигать вперед, давать ему конкретные стимулы» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 145)

• Владислав Мамышев-Монро. «Жизнь как мистификация»

  «Искусство ТВ: Что известно об истории создания серии «Политбюро»?
  Туркина: На этой выставке представлена целая серия работ с говорящим названием «Политбюро». В 1991 году, когда мы с Виктором Мазиным и с нашими коллегами делали выставку «Геополитика», Владислав Юрьевич представил свою работу: стенд, на котором он изменил членов Политбюро. Он смягчил их характер, перейдя от мужского знака к женскому. Мамышев считал, что мужской знак очень агрессивный, а женский более соответствует периоду перестройки. Владик даже Михаила Сергеевича Горбачёва наделил женским знаком, добавив ему точку бинди. При этом Мамышев не просто изменил членов Политбюро, а как будто сделал им художественный макияж.
  Владислав Юрьевич предчувствовал перемены уже тогда, когда конец Советского Союза был близок, но Союз еще существовал. В этот момент он предложил переодеть членов Политбюро в женщин. Это были очень модные, симпатичные советские женщины, с хорошим макияжем, в шляпках, кто-то в платочках, в модных очках — они следили за собой. По мнению художника, переодевшись вот в таких, очень достойных советских женщин, члены Политбюро смогли бы сбежать из Советского Союза в случае его распада. Как только Мамышев сделал эту серию работ, Советский Союз тут же и развалился».
  Владислав Мамышев-Монро. «Жизнь как мистификация». 11 июля 2014 года (Олеся Туркина) (http://www.iskusstvo.tv/News/article/vladislav-mamyshev-monro-zhizn-kak-mistifikaciya)

• Олеся Туркина, Виктор Мазин. «Как мы подружились с Владиславом Мамышевым и стали монрологами»

  «В это же время мы (вместе с Тимуром Новиковым, Сергеем Бугаевым-Африкой, Иреной Куксенайте) начали издавать журнал «Кабинет». Владислав Юрьевич подключается к работе со второго тома. Он, как и полагается, официально обратился в редакцию в письменной форме, предлагая себя в качестве редактора отдела «Тоталитарная наука», поскольку никто, кроме него, не «предался нелегкой работе адаптора коллективного бессознательного». Мы, конечно же, не могли не согласиться с таким веским аргументом, и кандидатура Владислава Мамышева-Монро была одобрена. Владислав Юрьевич тут же написал замечательную статью «Каменный цветок, или Не плюй в колодец», поскольку второй том «Кабинета» был посвящен Сибири. Для четвертого тома Мамышев написал «Величие эстетики тоталитаризма», а для пятого — «Куда я попал? Где мои вещи?». Именно эта статья, подписанная «Владислав Мамышев (Монро-Гитлер)», попала прямо со страниц журнала «Кабинет» в солидное англоязычное издание «Исходные документы. Основные источники по искусству Восточной и Центральной Европы с 1950-х годов», опубликованное нью-йоркским Музеем современного искусства (МoМА) в 2002 году. Через двадцать лет после начала работы в журнале Владислав Юрьевич пишет для «Кабинета Ю» (2010) статью «Монрология — ХХ лет спустя!!!», или Слово и дело». В ней он называет текст «Куда я попал? Где мои вещи?» своим главным и единственным научным сочинением».
  Олеся Туркина, Виктор Мазин. «Как мы подружились с Владиславом Мамышевым и стали монрологами» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 316)

• Беседа в Сен-Тропе. Олви Матур — Владислав Мамышев. 26 июля 2004 года

  «В каком году появилась серия голографических портретов?
  М.-М.: В 1993 году.
  О.М.: Вот смотрите, сначала были папа и мама — Гитлер и Монро. И вдруг появляетесь…
  М.-М.: Да, в серии с голографическими портретами появился я! Когда мы делали этот проект с Якутом, я настаивал на том, чтобы это были голографии, потому что у меня возникла в голове некая машина (в качестве продолжения моего самообразования), которая способна изменить меня или сделать совершенством — к чему я и стремился, как бы экстерном сдать свои… метафизические экзамены. И я выстроил определенный ряд исторических личностей, которые полярны между собой, как ангел-Монро и бес-Гитлер, которые бы раскрывали максимально широко все грани человеческой природы. И эти голографии, поскольку в них происходит некая внутренняя жизнь, это то самое Зазеркалье — именно наши советские голограммы, в отличие от западной голографии, которая целиком фейковая — то есть там это разделяется на спектры, цвет и так далее, — это всё немножко заменитель, суррогат голографии, который делали на пластике, на пленке. Наша же голография — на стекле, изобретение института ГОИ в Ленинграде, просто перемещала некий объем из этой реальности в ту, зазеркальную реальность. Долгим путем считывания лазерными лучами. И это доходило до того, что если ты превращаешь в голограмму лупу, лежащую на газете, то, отходя и подходя к ней, ты видишь, что буквы увеличиваются и уменьшаются так же, как в обычной реальности. Своих героев, которых я смог бы четко передать, я хотел поместить внутри некой пирамиды, причем она должна была бы стоять в Кремле, но Якут все это увел в такую декоративность… Вечная борьба галериста с художником! Он извратил, привнес каких-то ненужных персонажей типа Шерлока Холмса или Фауста…
  О.М.: А какие герои нужные?
  М.-М.: Ну, вместо Фауста был бы Мефистофель, конечно. И у меня обязательно должны были быть Венера Милосская, Мона Лиза… Честно говоря, бередить это все тяжело, потому что не реализовалось. Я вынужден был отказаться от экстерна и продолжать свое обучение.
  О.М.: А то, что они решили выставлять фотографии, а не голограммы, это изменило концепцию?
  М.-М.: Конечно, изменило. Я считаю, что фотография не сработала настолько, насколько это сделала бы голография».
  Беседа в Сен-Тропе. Олви Матур — Владислав Мамышев. 26 июля 2004 года («Кабинет Ш: картины мира», 2014. Стр. 204–205)

• Владислав Мамышев-Монро. Красота в изгнании

  «Мэрилин Монро меня втянула в совершенно непонятную жертвенную историю любви, это была ее история, не моя. Я очень серьезно попал, даже квартиру продавал, чтобы откупаться от каких-то бандитов. Это было в 1993 году. Все это еще было вытащено на публику Андреем Ерофеевым. Я был в Фонде Сороса, у меня в папке лежало много разных бумажек и личных, и нет. Ерофеев украл бумаги, когда я ксерил другие. Пока я копировал, он влез в мою папку, достал мои личные записки в дневнике, откопировал их, издал в «Художественном журнале». Очень все некрасиво, там все было описано с подробностями сексуального характера. Самое ужасное, что мама-то моя не знала, что я квартиру продал, ей прислали эту газету. Но я научился справляться. Эта история меня завела слишком далеко. Было ощущение, что выхода нет, только умирать, но я собрался, позвал своего давнишнего приятеля, немецкого фотографа Ханса-Юргена Буркарда, который в перестройку много снимал СССР. Он сделал репортаж про мою героиню, которая влюбляется в кого-то (я даже использовал рубашку этого человека), в итоге она заканчивает жизнь самоубийством, разбивается об асфальт. Есть такая известная фотография черно-белая, где Мэрилин Монро в красном платье лежит в раскоряку. Так я убрал это из своей жизни».
  Владислав Мамышев-Монро. Красота в изгнании. Интервью для сайта fraufluger.ru (http://www.fraufluger.ru/persons/vladislav_mamyishev-monro_krasota_v_izgnanii.htm; 3 ноября 2011 года)

• Владислав Мамышев-Монро. «Конец Снежной королевы. Владик Мамышев-Монро для Елены Селиной и варшавской выставки»

  «Снегурочка» — сказка социально озабоченного драматурга XIX века Островского, своеобразный сценарий будущего развития женского героического образа в период последовавшей в XX веке холодной войны между Востоком и Западом, уходящий корнями в языческие европейские мифы. Исследуя мифологию, обнаруживаешь, что Снегурочка — это трансвестит (звезда наших клубов), не обладающий огнем истинно женской страстной натуры, сохраняющий лишь внешнее подобие чарующего образа. Чары Снегурочки, как и чары трансвестита, работают лишь до прихода первых лучей солнца и не выдерживают проверки нормальными половозрелыми самцами на их способность исполнять детородные функции…
  Воплощенные мною трансмутации этого образа наиболее адекватно выражают суть проблемы и наглядно иллюстрируют неизбежный конец сказочной героини…
  Западная Снегурочка — это могущественный тиран, присвоивший громкий титул Снежная королева. Восточная же Снегурочка — россиянка — напротив, жертва кармических несовместимостей с реальной и грубой средой. Именно такой жертвой предстала в ХХ веке кинодива Мэрилин Монро с ярко выраженной рязанской физиономией и харизмой сибирячки, чудом занесенная на враждебную голливудскую почву. Мой давнишний проект «Несчастная любовь» (1993) посвящен моим перевоплощениям именно в Мэрилин Монро, приведшим к трагическому финалу».
  Владислав Мамышев-Монро. «Конец Снежной королевы. Владик Мамышев-Монро для Елены Селиной и варшавской выставки» (2002, рукопись, архив Музея современного искусства «Гараж». Фонд Владислава Мамышева-Монро; опубликовано в «Архив М», 2015. Стр. 91)

• Екатерина Андреева. «Добавки в монрологию»

  «Не знаю, почему Владик именно меня выбрал, чтобы оформить начало своей музейной карьеры. Вероятно, в силу глубокой взаимной симпатии и еще, может быть, потому, что нас сближало чувство истории (Владик обо мне писал, что я «суперкритик и писательница, одновременно остросовременная и вечная», но это сочетание было отличительной чертой именно его дара). Он мне позвонил летом 1993 года, когда вместе с фотографом журнала Stern Хансом-Юргеном Буркардом они отпечатали первую фотографическую портретную серию Владика «Несчастная любовь». Мы встретились в Михайловском саду, я выбрала 13 фотографий и отнесла их к себе в фонд в корпус Бенуа на закупку. Как ни странно, всю серию купили: время тогда было турбулентное, что открывало гораздо больше возможностей, чем в период штиля».
  Екатерина Андреева. «Добавки в монрологию» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях — М.: ММОМА, 2016. стр. 9)

• Александр Боровский. «Импровизатор»

  «Как правило, от однозначности Владик бежал, как черт от ладана. Взять, к примеру, серию «Несчастная любовь». Казалось бы, чистая стилизация. Городской романс в новом изводе. Владик в образе Монро (эта коннотация вторичности важна: именно что в образе, достаточно «самодельном», неуклюжем) и молодой герой, метросексуал, красивый сам собою, as it is. Банальность встреч и разочарований, опереточная, скорее именно романсовая, снижающая интонацию гибель героини: аккуратно сложенные ножки, закатанные глаза. Постоянная борьба противоречий — бытового со сказочным, типологичного с постановочным, фотоформы с раскраской, цвета с расцарапыванием. Расцарапывание идет поверх оптически сильного фона — брусчатки, при этом фона «объектного», почти трехмерного. И все же расцарапка — примитивизирующий и одновременно плотный штофный рисунок — в конце концов подчиняет себе все: арабеск уходит в небо. Уходит роскошно — победительно и весомо — оммаж Тимуру Новикову, в ту пору уже перешедшему на шикарные ткани и золотую вышивку».
  Александр Боровский. «Импровизатор» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. стр. 51)

• Дарья Лаврентьева. «Новая академия: Остров, Хлобыстин, Мамышев-Монро»

  «Неокадемизм — это мультибренд во всех смыслах этого слова, потому что много разных людей, которые были в него вовлечены гениальным нашим волшебником Тимуром Новиковым, нашли в этом свой смысл. Некоторые использовали этот бренд для борьбы с «ужасными московскими концептуалистами», у которых якобы не было никаких идеалов… Эдакая война прекрасного с ужасным! И это скользкая тема, здесь достаточно легко запутаться, и многое упирается в обыкновенную вкусовщину. Но есть вполне определенная общемировая тенденция в последние 40–50 лет — борьба белого и черного лебедя, иными словами, разные подходы к искусству сражаются за главенство. Так вот, Тимур Петрович сражался блистательно, безукоризненно и при этом шутя!
  Он буквально использовал многих молодых художников, которые начинали с чистой совестью долдонить неоакадемические манифесты… Его позиция мне всегда была интересна, и я знаю, что она останется в истории как часть его безграничной личности. Но то, что сейчас последователи Новикова выдают за неоакадемизм, в массе своей банальность, если честно на это взглянуть. Их произведения очень часто убогие, какие-то провинциальные, напоминающие не то фотообои, не то клеенки на кухне, где изображаются аляпистые натюрморты плохого качества… Видно, что многие из распиаренных неоакадемиков и рисовать-то толком не умеют, это всё выглядит как пародия на академизм. И поэтому это всё — шутка Тимура Петровича, которую он запустил в будущее из нашего прекрасного прошлого, тех волшебных лет, когда в нашей стране происходили великие перемены, когда начиналась новая жизнь… Но и надежды, надо сказать, не оправдались, и неоакадемизм выродился в большинстве своем в местечковое бравирование некоей своей избранностью, которая сама по себе не может быть этически правильной позицией. Идея, которую Тимур Новиков вкладывал в понятие «неоакадемизм», сегодня извращена. Это была шутка, призванная оживить затухающую творческую активность питерских питомцев Тимуровского гнезда. По большому счету в серьез это обсуждать… ну как-то несерьезно. А превращать Тимура в бородатую вышивальщицу стеганых ковриков с портретами православных святых — это уже совсем скучно… Конечно же, есть контекст всей жизни Тимура Петровича, а отдельно взятого какого-то неоакадемизма в природе и быть не может — извините)))))».
  Дарья Лаврентьева. «Новая академия: Остров, Хлобыстин, Мамышев-Монро» (машинопись, архив Музея современного искусства «Гараж». Фонд Владислава Мамышева-Монро)

• Олег Маслов. «Два привета с того света»

  «Не думаю, что он свалил в Москву, испортив отношения со всеми в Петербурге. Отношения периодически портились с кем-то. Просто ему стало здесь тесновато. Это было начало 1990-х, было ясно, что после горячих ленинградских восьмидесятых центр сместился в столицу. Здесь не было такой сцены, на которой он уже мог выступать. Одной «Поп-механики» и редких концертов, где он тоже не всегда мог оказаться, ему не хватало. Он понимал, что его сцена в Москве. Чтобы сберечь и развить свой талант, он был вынужден покинуть наш город. Был такой миф, и он сознательно создавался: «Ты едешь в Москву, Владик, и ты будешь нашим лазутчиком». Это была игра, которую можно воспринимать как угодно. Тимур тоже любил играть в разные игры. Конечно, это все проговаривалось вслух, и все курили и смеялись. Так и произошло в каком-то смысле. Задачу свою Владик выполнил. Потому что смял всю эту дурацкую напыщенность. Постконцептуальную тусовку он смял и выбросил, как фантик от конфеты. Ярче звезды так и не загорелось. Он затмил всех своей собственной мишурой. Мы же понимаем, что все это игра. <…> Уж мы-то с Виктором были отщепенцами в «Новой академии», а Владик со своей свободой самовыражения совсем не вписывался в тимуровскую концепцию. И был поэтому назначен «профессором оригинального жанра».
  Олег Маслов. «Два привета с того света» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 198, 199)

• Владислав Мамышев-Монро. «Письмо Полине Глузман»

  «Я просто обалдел от невероятного совпадения моих поисков в решении насущной проблемы и вашей удачной подсказки! <…> Теперь сердечко висит на старинном русском окладе (киёте). От иконы снизу, как лампадка, в киёте — Мэрилин Монро. И снимаю я сердечко оттуда, когда хочу выглядеть особенно эффектно. Последний раз это было на Пасху. Мне чудесным образом досталась шапочка покойного патриарха Пимена. Из тех, что были в употреблении (б/у). Через одного знакомого, который там, в недрах патриаршего двора, шьет разные вещи. Всякий раз, когда требовалась новая шапочка, ему выдавалась б/у, и он в точности повторял. Одна из них у меня, она мне очень идет, и я соорудил наряд: белые одежды, на голове эта шапочка, футболка Love Bomb с портретом Иисуса Христа и ваше сердечко прямо в его руках. Это был наряд для вечеринки, которая проходила в ту же ночь в «Птюче». Конечно, в церковь я пошел, запахнув рубашку, и без этой шапочки… В «Птюче» в ту ночь было примечательное событие: крестный ход из старообрядческой церкви, стоящей слева от входа в клуб, встретился с толпой рейверов, вываливших из клуба посмотреть на обряд. Я был, конечно же, в этом всем неотразим и наделал снимков, но еще не напечатал. Серия будет называться «Поп-арт».
  Помимо работы с фотографиями, графикой и текстами, я сейчас работаю куратором выставки, которую мне предложили сделать в «Птюч ZONE». Илья и Игорь получили предложение сделать выставку в ЦДХ и позвали меня куратором быть. Я, конечно, создал гениальный проект, который прилагаю. Но вот сегодня выяснилось, они требуют каких-то сумасшедших денег, и не знаю, получится ли это? Надеюсь. По крайней мере проект мне так понравился, что в крайнем случае я предложу его провести кому-нибудь еще. Например, в Германии через Йоргена Хартна или Катрин Беккер, или во Франции, или в Нью-Йорке. Друзей у меня много, и только ждут, чтобы я предложил что-то путное. А у ребят (птючей), похоже, проблем немало. Я вижу их часто нервными и издерганными, так много у них работы. Вот сейчас я готовлю этот проект, тоже много работаю, и нам очень трудно скоординировать усилия. Сашу Голубева лишний раз мне отрывать просто стыдно, его и так все рвут на части. Шулинский горит с журналом, Илья еще с чем-то, и т. д. Иногда со стороны видно, из-за чего у них такое перекипание, и мог бы я помочь советом. Но в моем положении (я их всех моложе) советовать неудобно. Так и существуем. Увлечены общими целями, мечтаем о схожих вещах, но понимания нет, так как на него просто не остается времени.
  <…> Я Сашу полюбил и искренне хочу взаимодействовать таким образом. Во-первых, он осуществляет мечту, и не только мою, о преобразовании всей этой, связанной с культурой, с искусством части общества. Потом он недавно вдруг раскрылся передо мной в новом свете. Я увидел тонкого и прекрасного человека. Этот бизнес в России, наверное, заставляет человека скрывать это лицо, и я терзался противоречиями. С одной стороны, похожие общие взгляды, с другой стороны — разные. Надеюсь все же, что все будет хорошо. И в процессе взаимодействия эти шероховатости окончательно сгладятся. Многое упирается в деньги. Я вот тоже зарабатываю деньги сейчас. С одним французским издательством выпускаю небольшой тираж проданной в прошлом году Русскому музею серии «Несчастная любовь» (раскрашенные фотографии). А всякие мои друзья-знаменитости покупают эти «наборы» в красных атласных коробках. Получается, что несчастная любовь, принесшая чудовищные страдания два года назад, сейчас меня продолжает кормить и помогает. Это я считаю очередной своей удачей. Может быть, уеду и в Париж, там Ребетт хочет мне устроить мастерские на лето, а Пьер и Жиль будут делать мои портреты. Может быть, и в Нью-Йорк. Вы наверняка знаете этих людей, которые меня туда зовут. Но повторяюсь уже, что эти перспективы мне меньше интересны, чем путешествие с друзьями на Алтай и дальнейшее взаимодействие с птючами».
  Владислав Мамышев-Монро. «Письмо Полине Глузман» (1997, рукопись, архив Музея современного искусства «Гараж». Фонд Владислава Мамышева-Монро)

• Влад Королевич (Мамышев-Монро). «В плену у Родины»

  «…В очередном таком «Путешествии из Петербурга в Москву» ко мне и подкатил юморной паренек Костя Рубахин, сын директора самого крупного в Европе горно-обогатительного комбината «Старый Оскол». Костя грозился торжественно открывать свой суперклуб в городе Воронеже и звал меня украшать собой сию церемонию в течение недели. Я срубился на лести и сердечном участии этого Кости в наших столичных проблемах. В полном бреду я испросил иномарку с водителем, апартаменты в центре, охрану из пяти человек, и чтоб все рестораны по тыку моей ступни отворялись для той компании, какую я приведу. Free, естественно. Сначала все было, как в сказке, я реально царил на Черноземье. «МТВ» в новостном блоке захлебывалось слоганами типа «Влад Монро поставил на уши весь Воронеж!». Каждый день местные газеты помещали на своих страницах подробный отчет о моих приключениях: «Молился там-то», «Покупал женские туфли там-то», «Отбивал мужа у жены такой-то», «Пел песню и пил пиво такие-то», «Бродил по центральным улицам одетый Пугачевой», «…Гитлером», «…Орловой», «…без трусов» и т. д. Местные журналисты уверяли меня, что такого ажиотажа не припомнят даже в приезд самой Пугачевой с Киркоровым. «Вот полюбуйтесь, Владислав, как Россия вас любит!» И я платил ей тем же. Короче, я вел себя как главная свинья в хлеву. Прошедшая Афган и Чечню, моя тамошняя охрана без дела не сидела, постоянно вступая в поединки с теми из местных, кто пытался воспротивиться моей «удали». Именно эта охрана обеспечивала нескончаемый стон «ахов» и «охов» любви народной, организовывала очередь прихожан за автографами или с предложениями типа отдаться. Непонятно, что внушило этим суровым парням такое раболепие перед моим «авторитетом» столичной штучки. Но «живой крови» в ту ударную неделю я испил с лихвой. Уникальный жизненный опыт, особенно учитывая, что я остался жив после него. Я на деле понял, как страна истосковалась по железной руке, и с упоением играл мускулами. Не случайно Воронеж считается столицей РНЕ. Эта махровая организация там имеет официальную поддержку, поэтому в ответ на появления меня в обличье Гитлера и с Берией в душе воронежцы не просто терпели, они ликовали, гордились тем, что и на их веку довелось испытать то, что терпели их отцы и деды! Возвращаясь в сопровождении охраны из ресторана «Час пик» в 7 утра и наряженный по обыкновению бесноватым фюрером, я заметил в открытом окне первого этажа сонную женщину, склонившуюся над документами, видимо, только пришедшую на работу. Пить я начал много часов до этого, поэтому уверенность в том, что я — это Гитлер, была стопроцентной. Я стал испытывать на женщине хваленый магнетизм тирана и впился глазами в ее затылок, про себя командуя ей обернуться. А та и не думала магнетироваться. Через 10 минут мое терпение лопнуло, и я что есть мочи заорал: «Гутен морген, фрау!» Откинувшись на стуле в мою сторону и бесстрастно изучив глазами, «фрау» отвалила челюсть, закатила глаза и рухнула навзничь. В меня уверовали, как в царицу небесную или в Баркашова.
  Аномалии, какими славен Воронеж (переизбыток НЛО, например, которые мне там не раз четко показывала природа), оказались сродни извращенной природе москво-питерской богемы, главным дитятей которой я на тот момент был. Например, под конец моего полуторачасового прямого эфира на местном радио «Европа Плюс» после вопроса восторженного радиослушателя: «Владик, а правда, что вас в жизни преследуют катаклизмы?», вдруг отрубило электричество во всем городе, чего раньше никогда не бывало. Освещая зажигалкой мой выход из рубки, ведущий нервно шутил, но по идее это событие предвосхитило последующие «шутки» Чубайса над голодными регионами.
  Описание дальнейших событий достойно, пожалуй, только пера Э. Радзинского, поэтому я перейду сразу к развязке. Так же высоко, как взлетал, я и пал. У Кости кончились деньги на мое агрессивное содержание. Это вообще был конец Кости Рубахина. Отлучение от родительской кормушки. Могущественный отец Кости читал про все мои безобразия в газетах и набухал гневом. Когда местные заправилы собрались на ежегодный пир хвалиться достижениями своих отпрысков, тогда и произошла сцена, ставшая потом очень известным анекдотом. Кто-то из присутствующих поделился успехами «своего» на Лондонской бирже, другой торжественно объявил присутствующим о золотой медали «своего» по окончании Гарварда. Когда же очередь дошла до Костиного папы, тот мрачно признался: «А мой — пидорас, наркоман и пьяница!» С этими словами давно чуявшая неладное Костина мама с размаху разбила зеркало на ручке о его голову. Без денег и привилегий я сразу сник.
  Охрана взяла меня в плен. То есть меня заперли в какой-то квартире и позвонили моей маме с требованием выкупа. Я стал взывать их к православным добродетелям, опираясь на известное явление, что все мы братья во Христе. Частично это подействовало. То есть на трех из пяти. С ними я и совершил побег из заточения. Потом мы все еще трое суток мыкались по Воронежу, укрываясь от обезумевших ментов и бандитов, поставленных теми двумя «нехристями» в ружье. Кое-как меня посадили в поезд, и долго еще в обеих столицах я просыпался каждую ночь в холодном поту от будивших меня кошмаров про то, как озверевшие «баркашовцы» с факелами и вилами окружают мое незащищенное логово».
  Влад Королевич (Мамышев-Монро). «В плену у Родины» (газета Stringer, 18 апреля 2003 года)

• Беседа в Сен-Тропе. Олви Матур — Владислав Мамышев. 29 июля 2004 года

  «М.-М.: <…> Это было в 1999 году. И меня попросил один знакомый, сын местного олигарха, который открывал там клуб, чтобы я приехал и просто был, присутствовал, озарял своим присутствием эти всякие их телодвижения. Я там, конечно, царствовал, барствовал, питался живой кровью, и конечно, это должно было как-то закончиться. Я вел себя там, как Берия: с этой охраной, на двух машинах разъезжаю по городу… Вот мне кто-то понравится, например, — а я все время в подпитии, — «вот его хочу». Они выбегали из машины, начинали его ужасно избивать. Тут выходил из машины я, добрый: «Перестаньте его бить! Идите сюда!» — и начиналась такая прокачка мозгов… И в итоге они меня приревновали к каким-то моим любовникам, вся эта охрана. А я, недовольный тем, как меня обеспечивали, попросил кого-то перевести мне деньги через Western Union. Они увидели, что очень много денег может быть у человека вдруг ни с того ни с сего, захватили меня в плен, позвонили моей маме в день рождения и попросили у нее 15 000 долларов. Ну слава богу, что это не миллионы какие-то…
  О.М.: Как вам удалось вырваться из плена? Вы бежали?
  М.-М.: Я трех из пятерых охранников убедил в том, что они поступают не по-христиански, не по-божески и что если они люди нормальные и хотят закончить свои дни в здравии и покое, то должны мне помочь и совершить со мной побег. И мы убежали и трое суток бегали по Воронежу, по каким-то окрестностям Воронежа. Это все очень тяжело было, очень мучительно, я столько пережил, что мне потом полгода снились кошмарные сны, у меня было очень сильное расстройство психики. Я очень выложился, убеждая этих троих охранников. А потом я узнал, что их всех убили, когда я уехал, — и тех, кто меня пленил, и тех, кто со мной убежал. Что-то там было связано с милицией, с местным ФСБ… Это было для меня чудовищным испытанием. После этого я запил и стал плохо выглядеть».
  Беседа в Сен-Тропе. Олви Матур — Владислав Мамышев. 29 июля 2004 года («Кабинет Ш: картины мира», 2014. Стр. 209–210)

• Из интервью Ганне Цыбе для сайта Art Ukraine

  «— Я помню вас в передаче Артемия Троицкого «Признаки жизни». Ваш «Розовый блок», как и сама передача, выглядел тогда, в начале 2000-х годов, очень прогрессивно. Да и сегодня это было бы очень интересно. Почему передача закрылась? И почему вы еще до закрытия передачи ушли из нее?
  — Все началось с того, что мы делали свое «Пиратское телевидение» и нас покупали разные зарубежные каналы. А в России — совок. Трудно было работать с людьми, которые находятся в другой идеологической, культурной реальности. И эта замечательная передача «Признаки жизни» на русских каналах должна была подчиняться законам рейтинга. Как следствие, мне нужно было какие-то тексты, которые вообще не нравились, выучивать и говорить от себя. Я стал много пить от этого. И ко всем этим аксакалам и светским львам приставал совершенно пьяным. Но это было очень весело — глумить этих монстров и мракобесов из адской эстрадно-попсовой плеяды, срывать с них личину мягкого и пушистого. И эта знаменитая «встреча Штирлица с женой» тоже из нашего «Розового блока» — за время существования передачи действительно было сделано много интересного».
  Владислав Мамышев-Монро: «Я заслужил право заниматься искусством беспечным, абсолютно юмористическим» (из интервью Ганне Цыбе для сайта Art Ukraine, 9 октября 2012 года; http://artukraine.com.ua/a/vladislav-mamyshev-monro-ya-zasluzhil-pravo-zanimatsya-iskusstvom-bespechnym-absolyutno-yumoristicheskim/#.U_yZRPl_vuI)

• Из интервью Марии Кравцовой

  «— Как вам, кстати говоря, работается на телевидении?
  — «Признаки жизни» — это самодеятельная импровизация, на которую работает огромный штат сотрудников. Но мне там очень нравится. Помните Бенни Хилла? Я могу со всей смелостью сравнить себя с ним. Он был гением. Правда, ужасно умер: неделю разлагался в своем роскошном замке под Лондоном. Бенни Хилл был настолько гениален, что уже не мог общаться с окружающими. Он вырвался из гнилого общества, со всеми переругался, даже со своей прислугой. Нажрался виски, скатился с лестницы, разбился, неделю лежал среди этого великолепия и разлагался. Время, конечно, было реакционное, 1970-е годы, поэтому он не проявил себя ни в живописи, ни стихосложении. А вот я в начале нового тысячелетия имею все эти возможности. Хилл — своего рода Плеханов, а я — Ленин!

  — В «Признаках жизни» вы постоянно меняете имидж. Мне всегда было интересно, где вы научились делать такой профессиональный make-up.

  — Мой учитель грима — Алла Пугачева. В восьмидесятые она поразила мое воображение тем, что закрашивала двойной подбородок не коричневым, а черным гримом, чтобы возникал эффект тени. Она — уникальный художник.
  Я же со времен обучения в художественной школе всегда воспринимал свое лицо как белый лист бумаги. Подходил к нему не как к лицу, а как к холсту. Начал эксперименты с Гитлера, потом была Монро, Пугачева. Но у меня нет пределов для совершенствования. На прошлой неделе я, например, был Майклом Джексоном».
  Интервью Марии Кравцовой (gif.ru, 26 февраля 2004 года)

• Даниил Берг. «Актерское мастерство»

  «С Владом Монро мы познакомились на съемке рекламы для ЦУМа с его участием — это был сезон осень-зима 2005–2006 года. Сама идея рекламной съемки с Владом принадлежала Леониду Фридлянду <…> Мы встретились с Владом: я не знаю, что делать, и он не знает, что делать. Тогда я ему предлагаю «поиграть в пинг-понг». Он спрашивает: «А как это?» — «Мы садимся и начинаем кидать друг другу идеи, я — одну, ты мне в ответ другую». Так и пришли в итоге к выбору персонажей: Мэрилин Монро, Элизабет Тейлор, Чарли Чаплин, Цветочница и Штирлиц. Пораздумав, Владик попросил добавить к Штирлицу жену: «У него могут быть и бабушка, и жена, и дети, но их будет сложно и долго снимать, поэтому давайте сделаем просто жену!» Я должен был подбирать одежду (это все была одежда из ЦУМа), и Влад с легкостью соглашался со всеми моими предложениями. Штирлица снимали в кафе гостиницы «Метрополь», Тейлор и Монро — на красной ковровой дорожке в ЦУМе, а Чаплин и Цветочница снимались вообще в какой-то подворотне у забора. Влад сам делал себе весь макияж и прически. Это, конечно, был скорее броский театральный макияж, он мог сделать что-то не очень ровно, нарочито, совсем не так, как это обычно делают мастера по макияжу на съемках, но это было так лихо! Было невероятно интересно за ним наблюдать. Он гримасничал перед маленьким зеркалом и принимал различные позы, как у прототипов своих персонажей, — так же, как актрисы вели себя перед зеркалами в гримерных в старых кинолентах. В результате чувствовалась действительно магия перевоплощения, он в буквальном смысле вживался в роль своих героев».
  Даниил Берг. «Актерское мастерство» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 19)

• К. Тарханова. «Монро на Волге»

  «Помимо награждаемого «мейнстрима» в программу, однако, были включены некоторые киноредкости, впервые представленные широкой, неподготовленной публике, из них самая оригинальная — новая версия «Волги-Волги». Владислав Мамышев-Монро разрывает в ней пространство известных картин с Любовью Орловой, появляется загримированным под нее и выстраивает поверх старого новый киносюжет. Абсурдистские штучки в наше время можно лишь поприветствовать, а сам Влад оказался интересной личностью. Перед его отлетом нельзя было удержаться от желания поговорить с таким полным, личностным воплощением чувства юмора. Только не относитесь к нашему разговору серьезно. <…>
  — Как прошла «Волга-Волга» на публике?
  — Алла Ильинична Сурикова здорово боялась скандала, но все обошлось. Я сослался на то, что просто артист, а режиссер главнее, хотя на самом деле это также и мой арт-проект, не только Паши Лабазова и Андрея Сильвестрова. Если все время подстраиваться под массовый вкус, в конце концов мы все начнем петь со сцены матерные частушки, как Алла Пугачева. У нас на показе был полный зал, ушли только два-три человека, уводя маленьких детей. Тут и на некоторых мультфильмах такое было. Я вообще заметил очень хорошее, ответственное отношение астраханцев к воспитанию потомства.
  — Фильм совершенно недетский?
  — Я не могу так сказать. Дети моих друзей очень любят смотреть нашу «Волгу-Волгу» и невероятно заводятся от моего персонажа. Он, конечно, никакая не Любовь Орлова и не пародия на нее. Даже не скажешь, мужчина это или женщина. Скорее комиксовый персонаж, нечто среднее между Буратино и инопланетянином. При этом все окружающие — Бывалов, Тутышкин — держат его за своего. И на сеансе все хохотали, хотя пара старушек потом возмущалась, что обижают их «национальную героиню». Но ведь хохотали же».
  К. Тарханова. «Монро на Волге» (Film.ru, 5 сентября 2006 года)

• Из интервью Ганне Цыбе для сайта Art Ukraine

  «— А каким из ваших фильмов или других проектов вы также гордитесь? — Большую душевную травму мне нанесла премьера моего же фильма «Волга-Волга», за который я получил премию Кандинского. Это было авангардное произведение, которое совершенно не было рассчитано на широкого зрителя. И в связи с тем, что накануне премьеры организаторы показа, мои соавторы, режиссеры, по всему городу расклеили афиши «Волга-Волга», все поклонники Любови Орловой — пожилые люди, ветераны, пенсионеры — пришли на показ. А мы же издевались над фильмом и над Орловой — там же везде было вставлено мое лицо. А люди ведь не были предупреждены. И я, в свою очередь, не знал, что они придут. Я был в шоке, когда увидел зрителей — такие женщины нарядные, с прическами, с медалями. Пришли, сели, включается экран, и там начинается… И озвучка, и лицо — полная подмена. А потом ведь еще было запланировано обсуждение, и эти все циничные постмодернисты тут же начали стебаться. И одна женщина встала и сказала: «Сначала у нас забрали привилегии, потом украли сбережения и теперь украли последнее…» Я просто сбежал оттуда, я не мог этого выдержать. И хотя на мне нету вины (ведь если бы я знал, я никогда не позволил бы это сделать — пустить их на этот показ), но стыд и совесть мучают меня. Радует лишь одно, что этот фильм не стали пускать в тираж и кинотеатры, как изначально хотели мои коллеги».
  Владислав Мамышев-Монро: «Я заслужил право заниматься искусством беспечным, абсолютно юмористическим» (из интервью Ганне Цыбе для сайта Art Ukraine, 9 октября 2012 года; http://artukraine.com.ua/a/vladislav-mamyshev-monro-ya-zasluzhil-pravo-zanimatsya-iskusstvom-bespechnym-absolyutno-yumoristicheskim/#.U_yZRPl_vuI)

• Сергей Хачатуров. «Арлекин vs Пьеро»

  «Одним из главных его козырей были пародия и вкус к перевоплощению, к размыканию границ гендерной идентичности. В этом контексте принципиальна шедевральная, на мой взгляд, его работа в кино, в фильме 2006 года Павла Лабазова и Андрея Сильвестрова «Волга-Волга». Этот фильм — во многом чистое, в духе лацци комедии дель арте, ниспровержение канонического для официальной культуры текста путем внедрения в его структуру шпиона-диверсанта. Им совсем в стиле масочного века «тайной дипломатии» авантюристов стало лицо Монро, наложенное поверх лица исполнительницы главной роли фильма Любови Орловой. То, как Монро хлопочет лицом в гэгах и скетчах Орловой, смешно до колик. Он ее потрясающе пародирует и делает нечто большее: позволяет зрителю находиться сразу в двух системах координат времени и пространства, не идентифицируя себя ни с одной из них. Следовательно, позволяет выбрать критическую позицию и разоблачить макабрический абсурдизм жизнеутверждающей советской комедии. Весело подыгрывает в том и само название «Волга-Волга», словно бы подразумевающее отражение темы в кривом зеркале. Легкое вхождение Владислава Мамышева-Монро в любой почти образ, умение гиперболически вытащить в нем на всеобщее позорище характерное, благодаря которому личность легко переводится в типаж, в карикатуру, отмечено всеми. Артемий Троицкий небезосновательно сравнил Мамышева с колобком, который всех оставил с носом. Обратная сторона легкости перевоплощения — тотальный эскапизм, постоянное ускользание от собственных пределов личности, путь от Трикстера к Протею».
  Сергей Хачатуров. «Арлекин vs Пьеро» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 358–359)

• Владислав Мамышев-Монро. Текст, зачитанный вместо вступительной речи художника, не явившегося на церемонию награждения

  «Владислав Мамышев-Монро, лауреат премии Кандинского в номинации «Медиа-арт-проект года» 2007:

  «Меня не было на церемонии награждения. Я решил, что это будет, как всегда: Монро приглашают, а потом награждают какого-нибудь Пупкина и говорят: «Вот смотрите, Пупкин победил самого Монро!» Организаторы должны были отправить мне SMS за час до начала церемонии, чтобы я понял, ехать мне или нет. Но ничего не пришло. Я написал им что-то вроде: «Фашисты опять унизили Монро», и выключил телефон. Через два часа по телевизору я увидел результаты награждения и узнал, что, оказывается, в жюри были иностранные участники, которые, конечно же, не имеют отношения к российской коррупции. То есть галеристы не лоббировали на премии своих художников. И это меня очень радует — значит, победила объективность.
  Не знаю, как получение премии повлияет на степень моей известности или заработки. Для меня подобного рода мероприятия — это красивая мишура. Еще с советских времен получение всяческих премий считалось делом скорее политического расчета.
  Нельзя забывать, что еще в начале 1990-х мы в Санкт-Петербурге организовали «Пиратское телевидение» (PTV). Камеру нам подарил, на минуточку, сам Нам Джун Пайк, первый видеохудожник! Это был один из первых арт-проектов в России, связанных с медиа. Поэтому моя победа в этой номинации заслуженна, пусть в последнее время я почти не занимаюсь видеоартом — очень много заказов на другого рода работы!»
  Владислав Мамышев-Монро. Текст, зачитанный вместо вступительной речи художника, не явившегося на церемонию награждения (2007, архив Фонда Владислава Мамышева-Монро)

• Из интервью Томашу Гланцу для книги Souostroví Rusko: Ikony postsovětské kultury, 2011

  «Т.Г.: Вы сейчас живете на Бали. Как так случилось? Чем такое место жительства устраивает вас? Оно важно для вашего творчества?
  В.М.-М.: Я даже не просто на Бали живу, и даже не просто в городе Убуде, а в совершенно конкретной райской части Убуда — деревне Пенестонан. Такой красоты по мотивам «деревенской жизни» не смогла себе организовать даже Мария-Антуанетта в своей «австрийской деревушке» в Версале, поверьте! В принципе так жить и наслаждаться существованием вполне даже можно. Эстетически и этически я живу здесь в полном согласии с собой и природой. Но конечно, я выбрал это место не по доброй воле, и я очень скучаю по активной творческой работе. В какой-то момент мне вдруг показалось, что слишком много пошлости вокруг меня. Я имею в виду мир русского современного искусства. Когда я пришел в этот мир в середине 1980-х годов, то это было сообщество близких по духу людей, своеобразное «тайное общество», представлявших общемировую культуру внутри этого закрытого от мира тупого совка. Это все были блестящие и оригинальные личности, мыслители и клоуны, поэты и диссиденты. Основные качества, которые были неприемлемы в этой среде, это пошлость и мещанство. И что мы видим теперь в структурах современного российского искусства? Я не буду переходить на личности, но это просто катастрофа. Бесконечно далекие от искусства и от наших идеалов, обуреваемые тщеславием полукриминальные элементы играют главные роли в разрастающихся как на дрожжах государственных и коммерческих структурах современного искусства. Творец вытеснен на периферию, с его мнением не считаются».
  Интервью Томашу Гланцу для книги Souostroví Rusko: Ikony postsovětské kultury, 2011

• Из интервью для журнала «Эгоист generation», № 4 (102)

  «— Как ты оказался на острове Бали, в сердце Индонезии? Почему именно здесь? Это зимовка в теплых краях или смена жизненного курса? Как ты себя здесь ощущаешь?
  — Сначала я много мотался по миру, не мог найти правильное место, был в Таиланде, Камбодже… Я всегда любил дикие приключения и неизведанные края, а про Бали слышал истории, что это некий туристический рай, где все комфортно и расслабленно, что это только для пенсионеров, в общем, скукота. Я совсем не хотел ехать на Бали, и одной моей знакомой пришлось приложить множество усилий, чтобы меня туда заманить.
  Это не просто рай, где все одинаково для всех. Здесь место, где каждый человек находит именно то, что нужно для него. Здесь достойная альтернатива всему остальному миру, маленький остров, где, переезжая из одного населенного пункта в другой, ты оказываешься как будто в другой стране. Куту, например, просто невозможно сравнивать с соседним Семиньяком. Отъехал чуть дальше и оказался в Сануре или Убуде, как будто очутился в Петербурге после Москвы.
  Я оказался затянут в невероятную духовную жизнь балийцев. И это меня подкупило. Знаете, здесь единственное место на Земле, где люди искренние и они от всей души верят в Бога и делают это с утра до вечера. Это так близко моему внутреннему состоянию. Я ведь очень страдаю от того, во что превратилась моя родная с детства православная церковь и что с ней стало после того, как появились комсомольцы и коммунисты, которые пошли туда, как на партсобрание. «Партия сказала: «Надо». Комсомол ответил: «Есть». И все у нас идут креститься ради социальной устроенности и бонусов от государства. Конформизм чистой воды. А если вдруг пришел не в той косынке в храм: «Ах ты хулиган! Уходи!»
  Здесь наоборот: они курят сигареты в храмах на церемониях, наступают ногами на свои же подношения для богов, жарят курей, чтобы покормить детей во время церемонии. Это их никак не смущает, у них вера и жизнь неразрывно переплетены.
  Я уже несколько зим зимую на Бали. Оказавшись здесь, я сразу понял, что пришел к цели и теперь можно расслабиться и просто получать удовольствие, жить насыщенно и прекрасно. Я страдал все эти годы от недостатка общения с друзьями. Вот, например, Наташа Штарева, моя ближайшая подруга, которую бросало по миру, мы никак не могли повидаться. И вдруг в маленькой деревушке встречаю Наташу, оказывается, она здесь поселилась! Случаются же фантастические истории.
  Сейчас наконец-то происходит то, чего я не получал все предыдущие годы, — общение. Я возвращаюсь в Москву или Европу просто заработать деньги для того, чтобы опять вернуться сюда, чтобы здесь кипела и вертелась моя бурнейшая жизнь. Я патриот Бали, я здесь чувствую себя гораздо больше балийцем, чем россиянином. <…>
  — Я выбрал как место своего обитания старинный город Убуд не случайно. Это город творческой интеллигенции, известный всему миру великолепными храмами, ремеслами местных мастеров и особым творческим духом. Гнездо мое находится в Тампак Сиринг, там же, где и резиденция президента Индонезии. Кроме того, мне очень нравится название. Здесь сама атмосфера вдохновляет ежесекундно на творческое пробуждение. У меня недавно открылся дух писателя, и я ежедневно стал создавать философские размышления на разные темы, которые, возможно, будут востребованы в интеллектуальных публицистических изданиях. Меня прямо прорвало, и я вдруг осознал четкие определения того, что происходит с человеком в обществе. И это случилось со мной здесь, на Бали, после лунного Нового года. Я сажусь писать, и меня невозможно остановить. <…>
  — По представлениям балийцев, исповедующих индуизм в его особенной, аутентичной форме, местом силы являются святые источники реки Ганг, бьющие из недр земли, которые находятся в храме Тампак Сиринг. Святая вода обладает великой силой преображения. Ежедневно сюда совершают паломничество сотни верующих. По возможности я стараюсь выбираться сюда для омовений, надевая свой оберег с изображением всех богов индуистского пантеона.
  Также в этом месте находится самое старинное дерево, на котором живут умершие духи предков в виде кустов и лиан на дереве. Кстати, Джеймс Кэмерон, создатель фильма «Аватар», долгое время изучал обычаи и обряды местных жителей, что помогло ему воплотить в фильме связь жителей Пандоры с духами предков. Еще за год до выхода «Аватара» моя домработница, гамеланщица в местном оркестре, открыла для меня духовную часть Бали, а также объяснила мне, что это не простое дерево, а дерево, где все души их предков обитают после кремации. Очень важно общаться с этим деревом, поддерживая связь с духами предков, принося дары и проговаривая откровения духа: советоваться, просить о чем-то, отчитываться о проделанном. И это естественно.
  Я считаю, что на примере этого маленького островка нам, пришедшим в неразрешимые социальные, экономические и религиозные тупики, свыше показывают (как будто в назидание): будьте настолько же естественными, как балийцы, отдавайте всего себя природе, растворяйтесь в ней!»
  Из интервью для журнала «Эгоист generation», № 4 (102), апрель 2013, Тампак Сиринг, г. Убуд

• Из интервью Ганне Цыбе для сайта Art Ukraine

  «— Чем вас привлекает остров Бали? Это сегодня второй после Берлина центр средоточия художников со всего мира. Как вы считаете почему?
  — Там, конечно, потрясающе красиво. Такие виды, закачаешься. И сами люди — они живут в красоте. Даже жилища самых бедных людей оформлены по эстетическим канонам, украшены: всевозможная резьба по дереву и так далее. В других странах, например в Таиланде, простые люди живут в треше, в каких-то картонных коробках. Но не на Бали — там такой лакшери-индуизм. Там люди все время окружены красотой. И эти бесконечные церемонии — они все каждый день наряжены, как на свадьбу. В каких-то золотых коронах. Но в отношении лично меня все самое хорошее и важное, что происходит в моей жизни в последнее время, связано с чудесным островом Бали. Я нашел там собаку, вернее, она меня нашла. Я назвал ее Бронечкой. Обычная крупная дворняжка, но потрясающей внешности. И вот мы с ней удивительно сроднились, она стала моей семьей. Сейчас она пропала, я думаю, что ее убили — на Бали ведь едят собак. Но когда она была со мной, она все время сводила меня с прекраснейшими людьми. Ей нравилось кусать волны, и я снял нам дом на побережье. И вот там она познакомила меня, в частности, и с моим кумиром — фотохудожницей Линдой Коннор. Линда — совершенно магического свойства фотограф. Она делает удивительные вещи. Так вот мы с Броней зашли в кафе, а там сидит бабулька какая-то. Она увидела мою собаку, разговорились, а это Линда Коннор. Так мы познакомились и сделали впоследствии масштабную совместную выставку. Я познакомил Линду с Тони Ракой (Tony Raka), единственным в Индонезии крупным галеристом. Он по образованию архитектор, учился в Европе. Дело в том, что там кастовое общество и там есть совершенно европейские люди со швейцарским образованием, которые в своей аутентичной среде короли. Тони Рака как раз такой, он принадлежит к высшей касте. А есть и темные, совершенно забитые люди, которые смирились со своей участью.
  — А к какой касте относятся иностранцы, поселившиеся на Бали?
  — Мы вне каст.
  — И это в глазах местных жителей превосходство или, наоборот, ущербность?
  — Непонятно. И мне в определенный момент даже захотелось сделать пластическую операцию по изменению нации — стать узкоглазым и желтолицым балийцем. Однако мне сказали, что может быть большая психологическая проблема, связанная с тем, что я не смогу себя узнать в зеркале.
  — И больше не сможете быть Монро и Гитлером?
  — Да. Но открылись бы новые перспективы — Мао Цзэдун, например (смеется)».
  Владислав Мамышев-Монро: «Я заслужил право заниматься искусством беспечным, абсолютно юмористическим» (из интервью Ганне Цыбе для сайта Art Ukraine, 9 октября 2012 года; http://artukraine.com.ua/a/vladislav-mamyshev-monro-ya-zasluzhil-pravo-zanimatsya-iskusstvom-bespechnym-absolyutno-yumoristicheskim/#.U_yZRPl_vuI)

• Ответы Аркадию Волку для журнала «Собака.ру»

  «То обстоятельство, что я в 15 лет убежал из дома и много лет проживал в питерских и московских сквотах, а на все приставания бюрократов избрал надежную отмазку «свободный художник», назвать профессией как-то язык не поворачивается. Скажу честно, что артистично и беззаботно тунеядствовать (вот она, моя подлинная профессия!) на родине сегодня, без риска быть вовлеченным в революционную деятельность (а мы это уже проходили в восьмидесятые, и повторения как-то не хочется, элементарно скучно проходить эту «закалку характера» по новой), стало просто невозможно. Ибо без революционных идей в голове тупо терпеть, как какие-то невзрачные и агрессивные бездари, окопавшиеся практически во всех властных и профессиональных структурах после того, как случайно и в неподходящее время оказались не на своем месте, превращают твою великую в недавнем прошлом страну и твой любимый и недавно еще бесподобный город в смердящую и опасную для жизни помойку, то есть формально соглашаться с этим, считаю для себя невозможным вдвойне. Вот поэтому я и перебрался три года назад в подлинную столицу самых яростных последователей движения Slow Life, новейших тунеядцев-гедонистов со всего мира, повернутых на паранормальных способностях человека, высокой кухне здорового питания и всевозможных украшательствах своего существования, выдаваемых и продаваемых как искусство, в город Убуд (о. Бали, Индонезия). Местные экспаты (осевшие переселенцы из других стран) и есть подлинные хозяева этого города, а коренные местные жители давно уже подчинили свою жизнь обслуживанию этих эксцентричных оболтусов. Здесь регулярно проводит по два-три месячных «зависания» автор «Аватара» Дэвид Кэмерон и производит свои серебряные изделия и наслаждается жизнью знаменитый ювелир Джон Харди, как, впрочем, и наша Лена Бионди, живущая по соседству со мной и производящая теперь здесь свою одежду. Даже врачиха моя по аюрведе, доктор Суджата, тоже экспат, бежавшая от индийского треша в лоно изящного и релаксирующего индуизма центрального Бали. Невероятно красивый футуристический архитектурный проект из бамбука, про который так любят показывать сюжеты на National Geografic и Discovery Channel, так называемый Green school — это тоже здесь. И несмотря на весь свой фантастический вид, это просто школа, открытая американцами для детей экспатов, и это самая настоящая фантастическая школа будущего. Кроме того, только там, на территории Green school, до недавнего времени варил лучший на Бали кофе американский энтузиаст кофеварения Ашер, но с недавнего времени он стал расширяться и уже открыл несколько других кофейных мест в Убуде, что-то вроде сети кофеин под общим названием Freak cafe. Секрет его кофе в том, что его обжаривают специальным щадящим образом и варят только в тот же день, то есть этот «живой» кофе не хранят. Причудливые и гигантские бамбуковые конструкции всех построек в Green school как магнитом стали привлекать к себе подражателей. И вот сначала там же рядом, и как бы соперничая с этой школой архитектурно, открыл свою ювелирную фабрику-аттракцион (куда можно приехать в любое время и вмешаться в процесс художественной обработки серебра) уже упомянутый нами Джон Харди. А недавно в это бамбуковое царство органично вписался еще один «монстр» (так как размеры всех этих сооружений потрясают, до последнего не веришь, что бамбук может вот так вырастать) — спиритуально-ресторанно-спа-центр Five Elements. Помимо завораживающей красоты, в «Пятом элементе» самая вкусная в мире (и самая дорогая в Убуде) сырая еда. В этом месте пресловутая raw food давно уже перешла все мыслимые и немыслимые восхитительные оценки высокой кухни. Я очень люблю туда приезжать и очень хочу однажды заманить туда хозяйку нашей питерской «Ботаники» Марину Алби для вдохновения и в качестве обмена творческим опытом. Здесь вообще любой человек постепенно превращается в апологета здорового вегетарианского (или преимущественно вегетарианского) питания. Обилие кафешек этого типа рождает здоровую конкуренцию, в результате чего веганское гурманство переходит в превосходную степень, а гармоничное утопание в благоухающей красоте окружающей природы исподволь подталкивает тебя к исключительно экологическим решениям в исполнении всех твоих житейских деяний. <…> Ночной жизни как таковой нет. Никаких дискотек. В принципе здесь без этого и не страдаешь, поскольку все из тех же соображений гармонизации своего существования с окружающим естеством ты сам невольно переходишь на этот идеальный режим жизни по солнцу. То есть очень быстро начинаешь и вставать, и ложиться вместе с этим светилом. Ну если быть совсем честным, то конечно, какие-то злачные места по ночам где-то на туристических улицах, и рассчитанные на мучающихся разницей во времени туриков, конечно, есть, но мы, «местные», туда никогда не ходили».
  Ответы Аркадию Волку для журнала «Собака.ру» (архив Фонда Владислава Мамышева-Монро)

• Из интервью Марии Москвичевой. Газета «Московский комсомолец»

  «— Чему вас научила жизнь на Бали?
  — Я понял, что Бали — моя родина. Как в фильме «Аватар», чувствуешь дома себя безногим лейтенантом, и вдруг ты превращаешься в волшебное существо и оказываешься в прекрасных джунглях. А на Бали жители очень красиво наряжаются (расшитые камзолы, платки), вырезают из камня и дерева религиозные сооружения. Мое понимание эстетики, отношение к добру и злу оказалось идентичным тому, которое существует там. Например, мне очень нравится, что все храмы окутаны тканью из черно-белой клетки. Это символ того, что они одинаково приемлют и добро, и зло.
  — Делаете там какие-то работы или отдыхаете?
  — Какой отдых?! Там напряженная духовная жизнь! Церемонии чуть ли не каждый день. И я во всех участвую. Иногда бывает, что приходится в четыре часа ночи вставать и ехать на мопеде к берегу моря, чтобы встретить рассвет. Есть и такая разновидность церемоний. Многие из них подчинены лунному календарю, другие связаны с погружением в священные источники. Когда находится время, я предаюсь медитативному труду. Но понимаю, что там я ничего нового сделать не могу. Ты находишься на вершине горы Олимп, ты бог, и вокруг такие же божественные создания. Какое тут новаторство — только услаждение себя. Иногда я обращаюсь к собственной медитативной практике: расцарапываю фотографии животных, надеваю разные наряды или рисую на лице. Вообще мне невероятно по душе образ жизни в Индонезии: балиец утром пахал в рисовом поле, а потом пришел домой и начинает живописью заниматься. Или из пустых кокосовых орехов вырезать необыкновенные формы… Или из черепа коровы вырезать немыслимое… Только такими видами творчества там могу заниматься, что называется, декоративными».
  Интервью Марии Москвичевой. Газета «Московский комсомолец», 21 марта 2013 года (http://www.mk.ru/culture/article/2013/03/21/829272-poslednee-intervyu-vlad-mamyishevmonro-za-nedelyu-do-smerti-dal-quotmkquot.html)

• Интервью телеканалу «Дождь»

  «— Вы участвуете в проекте, который называется «Полоний». Это очевидная спекуляция на общественном мнении, на желании зацепить людей за какую-то волнующую их политическую тему, или мне показалось?
  — Нет, вы что?! Каким образом вам такое могло прийти в голову? Понимаете, там, в этой бессмертной трагедии Шекспира, один из главных героев — Полоний, из-за которого все интрижки и происходят. Он просто незаслуженно забывался все предыдущие постановки. Со мной не совсем деликатно, может быть, говорить на эти темы. Больше все-таки с режиссером. Кто я? Пустая кукла для забавы. А вот режиссер мог бы больше вам об этом рассказать.
  — Ну, насколько я знаю, режиссер хранит тайну.
  — У меня личное, конечно, есть с Полонием. Мне вспомнилась эта история с Литвиненко. У меня был такой личный момент, что я, когда путешествовал по Камбодже, а он умирал как раз во всех этих телеканальных новостях BBC, CNN… И я думаю, как бы сделать такое фешен-шоу, где я, такой лысый, с такими трубочками, как у Дали, в разных пижамках… И я купил много разных пижамок на рынке в Камбодже, идеальных для этого фешен-шоу. И мне какая-то девочка сказала: «Да ну, на себе не показывают. Все это чушь и глупость». И в моем, может быть, в специальном идиотском ракурсе вся эта история выглядит так, что как будто тогда задуманное фешен-шоу догоняет меня много лет…»
  Интервью телеканалу «Дождь» (см. YouTube)

• Из интервью журналу Rolling Stone

  «Мой любимый писатель — Юрий Олеша, хоть он и мало написал, — признается вдруг Монро. — Этот зажравшийся, инертный, бессмысленный истеблишмент в его «Трех толстяках» очень напоминает теперешний. А наш театрик — это тот театрик в бричке. Может быть, из него появится свой Тибальд, а я стану куклой Суок. И благодаря этому дурацкому театрику произойдет освобождение от этого бреда! Впрочем, не знаю…»
  Расклад «Полония»: театральные опыты Владислава Мамышева-Монро (из интервью журналу Rolling Stone, 21 декабря 2012 года, архив Фонда Владислава Мамышева-Монро)

• Камила Мамадназарбекова. «Гамлет» с лицом Литвиненко»

  «Каждому времени свой «Гамлет», — с чеширской улыбкой говорит Мамышев-Монро. — Эта пьеса вообще-то про яды. Там почти все герои умирают от отравления. Отцу Гамлета вливают в ухо белену, Гертруда и Клавдий выпивают вино с жемчужиной, Лаэрт и сам датский принц погибают от отравленного клинка. Кроме того, Полоний — остроумнейший из всех героев. Его реплики сравнимы только со словами Гамлета».
  Камила Мамадназарбекова. «Гамлет» с лицом Литвиненко» (http://www.snob.ru/profile/26081/tag/mamyshev-monro; 21 декабря 2012 года)

• Спектакль «Полоний» по мотивам Шекспира покажут в «Политеатре»

  «Это не совсем новое амплуа для меня, я ведь выступал на сцене с величайшими актерами современности — с Ванессой Редгрейв и с другими. Не могу сказать, что театр очень уж отличается, например, от цирка. Выход под лучи рампы — это в любом случае демонстрация того или иного уровня вкуса человека. Это абсолютно стихийное мероприятие, реализация холодной работы интеллекта авторов спектакля: Славы Випзона (режиссер) и профессора Зензивера. Они жарко спорили все лето про Шекспира, про «Гамлета», я наблюдал, как их мысль материализовывалась. Но, по сути, это коллективное творчество», — рассказал «РИА Новости» Мамышев-Монро. <…>
  «Это имеет отношение скорее не к театру, а к нашей реальной жизни. Этот спектакль — построение альтернативной реальности, которая нас больше бы устроила, нежели та, которая нас окружает сейчас — с ее политизированностью, с этой тупой безысходностью. Я давно в искусстве, с середины восьмидесятых, но тогда нам в голову не приходило обсуждать, что сказал Брежнев или Суслов на съезде КПСС. А сейчас ведь очень похожие на совок времена, и мне кажется, бесполезно вникать во все это, лучше строить свою сказочную реальность. Хочется показывать королей и королев такими, какие они должны быть, а не заштампованными и банальными, какими их сделала театральщина. Мы ближе скорее к древним формам искусства, когда еще не знали такого колоссального лицемерия», — считает Мамышев-Монро.
  «Эта пьеса удобна тем, что применима к любой политической ситуации. Постановки «Гамлета» во все времена и во всех странах были привязаны к конкретной ситуации, это универсальная пьеса. Поэтому у нас тоже через призму пьесы преломлена современность, весь абсурд нашей жизни», — сказал художник».
  Спектакль «Полоний» по мотивам Шекспира покажут в «Политеатре» (http://www.inmsk.ru/news_culture/20121221/355897124.html)

• Ирина Кулик. Проект «Современники»

  «А вот, например, театр, куда я сейчас пытался окунуться, — если бы я в свое время пошел работать в театр, я бы с ума сошел. Все эти производственные отношения, когда ты ненавидишь, к примеру, Офелию, а играешь Лаэрта и должен изображать, что ты ее любишь, это такое паскудство в принципе, которым занимаются тысячи и тысячи наших актеров. Разумеется, это искусством назвать нельзя, это такая машина обесчеловечивания, уничтожения личности, которая попадает в эти жернова».
  Ирина Кулик. Проект «Современники» (ММОМА, расшифровка видеоинтервью, 2013)

• Из интервью Марии Москвичевой. Газета «Московский комсомолец»

  «Я вернулся в мае, думал, в июле уже назад, но сложилось все иначе, я остался…
  — Из-за «Полония»?
  — Нет, спектакль родился за три недели. После общения с профессором философии Константином Соловьевым, с которым мы много говорили о Шекспире. Знаете, например, почему «Гамлет» — трагедия, а «Ромео и Джульетта» — драма?
  — Почему же?
  — Драма — это частная история, а трагедия — это драма плюс высокая политика.
  — В вашем проекте «Полоний» история как раз с примесью «высокой политики»… История отравлений, литературных и современных.
  — …И странных совпадений. Ведь яд в теле Саддама Хусейна начали искать как раз накануне премьеры. Разумеется, наш спектакль — наглая хулиганская вылазка. Он напоминает ту негативную реальность, которая описана у Юрия Олеши в «Трех толстяках». Еще одно совпадение с этим связано: девочка, игравшая Офелию, двигалась, как Суок. И сделала она это интуитивно, ведь никогда не видела ни фильма, ни книжку… Знаете, новая Россия слишком идеологизирована. И эта идеология с советским душком. А главная цель — отнять у человека деньги. Преступная, мелкая, жадная власть. Об этом и постановка.
  — Значит, это оппозиционный проект? Вы ведь еще два года назад подписали письмо оппозиции, а потом уехали.
  — Это пьеса про отравление. Все герои пьесы отравляются ядами, но тогда не знали такого яда, как полоний. А Шекспир его предугадал. <…>
  — …вы решили вспомнить Литвиненко? Как относитесь к этой смерти?
  — Когда в 2006 году Литвиненко умирал в прямом эфире всех телеканалов, я путешествовал с Лизой Березовской по Камбодже. То волосы есть, на следующий день нет; пижама каждый раз новая, потом трубки вдруг появились… Меня завораживало это шоу. Я накупил пижам в Камбодже и уже было собрался делать фотосессию, но Лиза сказала: не надо. Дело в том, что тогда начальником охранников и нянечек, которые смотрели за ее детьми в Москве, был Луговой. Она сказала: «Не надо дразнить гусей, дай вывезу детей в Лондон, и делай что хочешь». Спустя много лет история отравления полонием настигла меня в более роскошных формах. На исторической сцене Политехнического института, на «бунтарской трибуне», в роскошных костюмах Кати Филипповой, а не в дурацких пижамках из Камбоджи. Смерть Литвиненко еще раз доказывает: то, что на первый взгляд кажется прекрасным, оказывается гнилым. Одна из первых книг Владимира Сорокина иллюстрирована очень красивыми картинками, похожими на сюрреалистические акварели. А на самом деле это увеличенные раковые клетки. Они выглядят живописнее, чем здоровые ткани, но на деле… Художнику сложно определиться, чему он служит — смерти или жизни и любви. Я балансирую между этими крайностями. Так много в искусстве символики, связанной со смертью. Это как ком снежный, который катится, собирая по дороге все больше трупов и костей. И зрители видят это нагнетание. Пока не знаю, искусство — это спасительный путь или дорожка в пропасть. <…>
  — Вернувшись на родину, вы впервые вышли на сцену Репертуарного театра. Как вам в личине актера? Учите текст и приходите на репетиции?
  — Мы сразу договорились, что я имею право не запоминать текст и приходить когда угодно. Мне сказали «да», и все стало на свои места. Поэтому каждый спектакль новый. А чтобы не учить текст, я записал фонограмму за всех актеров. Гертруда может рухнуть со сцены, но действие не остановится, потому что фонограмма записана и нужно импровизировать. Кстати, эта фонограмма вызвала восторг у режиссера Тома Стоппарда (по его сценарию снят фильм «Влюбленный Шекспир». — М.М.). Я ездил в Англию и встречался с медийными компаниями, которые будут раскручивать наш спектакль. Стоппард лично представит «Полоний» в этом году на Эдинбургском международном фестивале искусств. Тома подкупила наша непрофессиональность: у меня было ощущение, что я присутствую при рождении новой жизни, сказал он о постановке. А это самое интересное в искусстве — когда нечто рождается на твоих глазах.
  — Вы ходите в театр?
  — Несколько раз пытался, но постоянно сбегаю оттуда. Скучно. Это как поклонение вуду — давит на мозги. Как будто ты на приеме у психиатра и он пытается тебе что-то внушить, хотя ты гораздо умнее его. Знаете, Мэрилин Монро была ученицей и поклонницей Михаила Чехова. А тот еще на заре туманной юности спорил со Станиславским. Сегодня школа Станиславского пришла к печальным итогам. Зрители проглатывают ужасные вещи, пошлые… За примером далеко ходить не надо, взять хотя бы Театр Романа Виктюка. Театр — это машина уничтожения личности».
  Интервью Марии Москвичевой. Газета «Московский комсомолец», 21 марта 2013 года (http://www.mk.ru/culture/article/2013/03/21/829272-poslednee-intervyu-vlad-mamyishevmonro-za-nedelyu-do-smerti-dal-quotmkquot.html)

• Ирена Куксенайте. «Алхимический шут»

  «Необходимо отметить его харизматическое начало. Я считаю, что он в высшей степени проявился как алхимический шут. Это та самая высокая вседозволенность, которая дается только человеку, наделенному острым пониманием правды. Ведь он брался за разные образы: от «монрологии» до «гитлеризма» — это только диапазон. А в целом Владик жестоко и цинично высмеивал малейшие недостатки друзей, политиков, культовых фигур. Он обладал даром чуткого понимания и резкого обозначения самых тонких психологических черт окружающих. Это на самом деле редкий дар. Если мы вспомним «Короля Лира» Шекспира — там, в этой пьесе, шут играет важную роль. Последняя базисная работа Владика в «Полонии» — она же тоже об этом. Создатели этого спектакля пересмотрели значение главных героев: вместо Гамлета на первый план вышел Полоний. Ключевое слово мы не станем здесь расшифровывать, столько ассоциаций оно нам дарит — с таблицей Менделеева в первую очередь».
  Ирена Куксенайте. «Алхимический шут» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 156)

«Мамышев-Монро утонул в бассейне глубиной около метра. Посольство России в Индонезии подтвердило гибель петербургского художника и автора перформансов Владислава Мамышева-Монро. Влад Монро утонул в бассейне глубиной около метра на острове Бали, вероятно, после употребления алкоголя.
Посольство России в Индонезии подтвердило гибель на острове Бали известного петербургского художника, артиста и автора перформансов Владислава Мамышева-Монро. В настоящее время представители посольства пытаются связаться с родными и друзьями погибшего.
«По информации почетного консула РФ на Бали Нуку Камка, который в постоянном режиме отслеживает информацию о ситуации с российскими гражданами на острове, 16 марта этого года при пока невыясненных обстоятельствах в одной из гостиниц Бали скончался российский гражданин Мамышев Владислав Юрьевич 1969 года рождения. Согласно предварительной информации, он утонул в бассейне», — цитирует «РИА Новости» слова пресс-атташе посольства РФ Дмитрий Солодов.
Пресс-атташе добавил, что тело Мамышева-Монро будет отправлено на родину сразу после урегулирования всех юридических формальностей и после установления контактов с родственниками и друзьями погибшего.
Ранее агентство, со слов своего источника, сообщило, что Монро погиб в бассейне отеля на известном курорте Кута на Бали, известном своими злачными заведениями. Сообщается, что глубина бассейна, в котором погиб художник, была не более метра. Предположительно, Монро погиб после злоупотребления алкоголем, хотя около двух лет назад в интервью, которое художник дал на Бали, он заявил, что с разгульными привычками девяностых покончено».
https://piter.tv/user/eyankelevich/

• Олеся Туркина, Виктор Мазин. «Как мы подружились с Владиславом Мамышевым-Монро и стали монрологами»

  «В начале 1991 года мы сделали выставку двух персоналий — Владислава Мамышева и Беллы Матвеевой. <…> Нам удалось договориться о проведении однодневной выставки в помещении зимнего сада. Мы построили выставку на контрасте, показав картины Беллы Матвеевой и перформанс Владислава Мамышева. Выставка называлась достаточно провокационно «Флора и Фаон’а. Painting & Petting». Ни английский язык, ни греческая мифология не были настолько широко известны, чтобы нас в чем-нибудь заподозрить. В назначенный день 22 января 1991 года молодые художники, музыканты, философы, писатели и рейверы собрались в особняке Кшесинской. Их встречала живая скульптура Мамышева-Монро. На убранном цветами столе лежала его героиня Мэрилин Монро в исполнении одного из почитателей таланта Владислава с телефонной трубкой в руках, изображая трагическую гибель актрисы. На стенах висели коллажи Мамышева, в которые он включил игральные карты с известным изображением обнаженной Мэрилин Монро; в зимнем саду на мольбертах стояли картины Беллы Матвеевой; там же находился и белый рояль, у которого Владислав исполнил свой перформанс. Этого перформанса долго ждали. Художник опаздывал. Позднее он объяснит свое опоздание предчувствием важного исторического события — деноминации советского рубля в результате так называемой павловской реформы, которая совершенно неожиданно была объявлена в этот вечер в девятичасовых новостях программы «Время». <…> По словам Владислава, часть художественной общественности, которая обладала денежными средствами (а именно рок-звезды), неумолимо теряла их с каждой минутой его опоздания. Все ожидали, что художник появится в образе Мэрилин Монро. Но он вышел к роялю в костюме химзащиты и приступил к исполнению военно-патриотических песен. За пять дней до открытия выставки началась первая война в Персидском заливе, получившая название «Буря в пустыне».
  Даже мы, кураторы, не знали, какой это будет перформанс, хотя выставку готовили очень тщательно. Мамышев чуть ли не ежедневно приходил к нам домой, чтобы писать тексты для выпущенного тиражом десять экземпляров каталога».
  Олеся Туркина, Виктор Мазин. «Как мы подружились с Владиславом Мамышевым-Монро и стали монрологами» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 314–315)

• Олег Котельников. «М.В.Ю.»

  «Первая выставка у него была Painting & Petting в Музее революции. Тоже очень радовался по этому поводу. Но при этом, все это устроив, «Монро» какой-то у него лежал в гробу, а он ходил и говорил: «Да-а-а, не ожидал, что им это все интересно. И что сюда столько людей придет». Масса народу, конечно, приползло ото всюду. Ну потому что всех грани эти очень волновали. Продвижение свобод. И внутри себя, видимо. А тут как бы вот: если хочешь, так и делай, что хочешь. Без натяжек. Веселиться, так по полной. Что уж тут? Но тогда веселье это и в городе-то шло такое же».
  Олег Котельников. «М.В.Ю.» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 151)

• Владислав Мамышев-Монро. Красота в изгнании

  «Это случилось, когда я жил в квартире секретаря Совета безопасности Бориса Абрамовича Березовского. Он отдал ее своей дочери, потому что сам там жить не хотел, а жил тогда на даче у Черномырдина. Огромная такая квартира, 700 квадратных метров. Лиза говорила, что ей там неуютно, тем более она училась в Кембридже и жила между Кембриджем и Швейцарией, в Москву почти не приезжала. Она сказала: «Живи ты, может, что-нибудь придумаешь, обыграешь это огромное пространство, что-нибудь с ним сделаешь такое». Это было ее пожелание, «сделать что-то такое», чтобы там стало интересно жить. В это время шла работа над первой моей выставкой большой в Москве, шел 1995 год, на Якиманке висели огромные баннеры: Мэрилин Монро, Адольф Гитлер, Иисус Христос, Екатерина II, Наполеон, Жанна д’Арк, Фауст. Те самые образы, которые я в себя впитывал, чтобы получить их опыт. Гитлер провисел три дня, когда выставка состоялась. Мне потом рассказали, что Лужков, проезжая каждый день мимо баннеров на работу, подумал, что это галлюцинация. Он говорил, что едет на работу и ему, дураку старому, кажется, что Гитлер висит на улице. Ему никто не подтверждал, но потом все-таки сказали, что да, висит Гитлер третий день, гигантского размера на подъезде к Кремлю. Он наорал на руководство Империал-банка, Гитлера сняли, а остальные баннеры еще целый год висели.

  Была еще смешная фотография на обложке газеты Independent, где шли коммунисты. Последняя коммунистка шла по Якиманке со знаменами красными на фоне моих портретов Мэрилин Монро и всех остальных. И было написано: «Там, где раньше было Политбюро, теперь висят портреты Монро». Когда я готовился к этой выставке, жил в квартире Березовского, я съемки разделил на несколько дней. На последний день я оставил себе трех героев: Адольфа Гитлера, Владимира Ленина и Наполеона. Как известно, Наполеон сжег Москву, про Ленина тоже известно, с чего началась его деятельность — с газеты «Искра», у которой был девиз «Из искры возгорится пламя», про Гитлера все понятно — вспомним огромные печи крематориев, где сгорело столько народа. Хроника войны — это огонь. И к тому же эзотериками, которые выстраивали образ Адольфа Гитлера, был взят за основу древнеязыческий германский бог огня. Есть его изображение: это чудовище, сидящее около костра, у него падает резкая тень от носа и перекрывает пол-лица. А поскольку я очень тесно соприкасался с тонкими мирами в силу разных духовных практик, то именно в тот день, когда я воплотил всех этих героев, связанных с огнем, я приехал домой, и в эту ночь свершился страшный пожар. Лизе там жить не нравилось, Березовскому там жить не нравилось, а мне очень нравилось, потому что ко мне приходили западные кураторы и искусствоведы, и у них просто челюсть отваливалась от того, как живет российский художник! Темные силы принесли мне гораздо больший урон, чем подлинным владельцам этого хозяйства. Я ушел в трансцендентное состояние с сигаретой в руке. Чтобы постигать законы мироздания, рекомендуют кетамин, его даже рекомендуют для беременных — самая безвредная анестезия. Не будем рассказывать об этом, просто я задремал в этом трансцендентном состоянии, и у меня были какие-то видения. И вот было такое видение, что я уснул с сигаретой, случился пожар. Я уверен, я так никогда бы не заснул, просто вмешались эти духи трех огненных героев, воплощенные в один день».
  Владислав Мамышев-Монро. Красота в изгнании. Интервью для сайта fraufluger.ru (http://www.fraufluger.ru/persons/vladislav_mamyishev-monro_krasota_v_izgnanii.htm; 3 ноября 2011 года)

• Из интервью Томашу Гланцу для книги Souostroví Rusko: Ikony postsovětské kultury

  «Томаш Гланц: Образы, которые вы производите в своем творчестве, когда они соприкасаются с политикой, как в случае с Наполеоном, Лениным, Гитлером, Горбачёвым или Путиным, — они носят для вас политическое содержание?
  Владислав Мамышев-Монро: Вообще никакого политического содержания в свои перевоплощения я никогда не вкладывал. Для меня исключительную ценность представляют фундаментальные качества самой природы моих героев, например, различные в акцентах проявления любви (в случаях с Иисусом и Мэрилин) или агрессивной брутальности (у Наполеона и Гитлера) и т. д. Впрочем, даже эти содержательные качества для меня второстепенны, и главным объектом изучения для меня являются геометрические формы этих лиц, своеобразные портретные мандалы, то есть абсолютно символические значения, за которыми уже давно и автоматически закрепились в сознании миллионов те или иные качества. По сути, перевоплощаясь каждый раз в того или иного героя, я кристаллизую и оттачиваю (и в конце концов помещаю в себя как полноценный информационный файл) очередную грань человеческой природы, из которых состоим мы все вместе и каждый из нас в отдельности. Ибо максимально точно и концентрированно они проявились в исполнении именно этих «исторических селебрити». По-моему, в этой художественной задаче, многие годы тянущейся сквозной линией через все мое творчество, не остается места для таких сиюминутных оценочных категорий, которыми оперирует политика. Хотя, конечно же, я имею и свои политические убеждения, твердые и непоколебимые принципы. Например, я категорически не приемлю вообще власть политиков и государства и самым решительным образом готов отстаивать права человека на свою свободу».
  Интервью Томашу Гланцу для книги Souostroví Rusko: Ikony postsovětské kultury, 2011

• Беседа в Сен-Тропе. Олви Матур — Владислав Мамышев, 26 июля 2004 года

  «Своих героев, которых я смог бы четко передать, я хотел поместить внутри некой пирамиды, причем она должна была бы стоять в Кремле, но Саша Якут все это увел в такую декоративность… Вечная борьба галериста с художником! Он извратил, привнес каких-то ненужных персонажей типа Шерлока Холмса или Фауста…
  О.М.: А какие герои нужные?
  В.М.: Ну, вместо Фауста был бы Мефистофель, конечно. И у меня обязательно должны были быть Венера Милосская, Мона Лиза… Честно говоря, бередить это все тяжело, потому что не реализовалось. Я вынужден был отказаться от экстерна и продолжать свое обучение.
  <…>
  О.М.: Невозможное возможно. В том числе и пропаганда фашизма, не в вашем случае, разумеется. А в каком году образ Гитлера повис над столицей?
  В.М.: В 1996-м. Я повесил свой портрет в образе Гитлера огромного размера напротив французского посольства на Якиманке. Все остальные портреты провисели весь 1996 год, а Гитлер только три дня, потому что Лужков, проезжая по этой правительственной трассе, не мог поверить своим глазам. Он позвонил владельцу Империал-банка и велел срочно снять. Мне нравится делать вещи невозможные! Вот невозможно было представить себе Пугачеву, висящую в спальне Элтона Джона, невозможно представить себе Гитлера, висящего над Москвой. Когда я одерживаю такие победы над реальностью — пускай маленькие, но другим и такое не под силу, — в этот момент я чувствую, что действительно развиваюсь в правильном направлении, что я, как волшебник-недоучка, все-таки получаю какие-то подтверждения своей экзаменовки…».
  Беседа в Сен-Тропе. Олви Матур — Владислав Мамышев, 26 июля 2004 года (К 12 Кабинет Ш. Картины мира V. — СПб.: Скифия-принт, 2014. Стр. 203–205)

• Пьер-Кристиан Броше. «Владик и семья Броше»

  «Очень любопытно вспомнить, как в 1995 году десять огромных баннеров 3 на 2 метра каждый были повешены на улице Большая Якиманка напротив посольства Франции. Это были десять образов известных в истории людей, созданных Владиком: Петр Великий, Наполеон, Гитлер, Мэрилин Монро, Шерлок Холмс, граф Дракула и др. Баннеры висели два дня, пока кто-то из правительства Москвы не заметил фотографию Владика в виде Гитлера, после чего ее решили снять, но остальные баннеры оставили еще на две недели…»
  Пьер-Кристиан Броше. «Владик и семья Броше» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 59, 60)

• Беседа в Сен-Тропе. Олви Матур — Владислав Мамышев. 26 июля 2004 года

  «О.М.: Вернемся к «Русским вопросам», это…
  М.-М.: Это 1997 год, год моего триумфального возвращения в Петербург. Я уже звезда…
  О.М.: Звезда высвечивает Билибина, и он обрамляет фотосказку с вашим участием и участием ваших друзей — Димы Арлюка, Ирены Куксенайте, Сергея Бугаева Африки…
  М.-М.: …Тимура Петровича, Кати Голицыной, Георгия Гурьянова…
  О.М.: 1997 год — год, когда в очередной раз националистические вопросы встали довольно остро. Очередные схватки нацизма. Что для вас «русские вопросы»? Они же зависят от того, кто вы. «Русские вопросы» для Гитлера — одно, а для Монро — совсем другое.
  М.-М.: Я ничего этого не понимаю. В политические игры я никогда не ввязываюсь. Никогда! Мне все кажется, что когда все люди все-таки поумнеют (а этого никогда не произойдет), тогда, возможно, я буду свободен от подобных вопросов. Но, к сожалению, нам всем необходимо считаться с мнением со стороны: а что о нас подумают, а почему… И это, конечно, ужасный тормоз в творчестве».
  Беседа в Сен-Тропе. Олви Матур — Владислав Мамышев. 26 июля 2004 года (К 12 Кабинет Ш. Картины мира V. — СПб.: Скифия-принт, 2014. Стр. 208)

• Екатерина Андреева. «Добавки в монрологию»

  «В 1997-м Владик мне предложил откурировать его выставку «Русские вопросы» в Мраморном дворце. Идем мы с ним в Мраморный из Михайловского дворца, из дирекции, с актами приема выставки, где все названия подробно записаны и вызвали уже немалое смущение в отделе учета («Еврейский вопрос для русского человека», «Куда смотрит милиция» и т. д.), и возле Спаса на Крови встречаем нищенку со свертком и картонкой, на которой написано: «Он должен жить!!!» Похожа эта тетка была на Андрея Миронова в финале «Бриллиантовой руки» и своего «младенца» держала головой вниз — должно быть, давно стояла, и все ей надоело. Владик сказал что-то вроде: «Подбодрим артиста!» И мы дали ей по рублю (не помню точно, какие тогда были номиналы в ходу). Работать с ним было так же легко и весело, как с Тимуром Новиковым».
  Екатерина Андреева. «Добавки в монрологию» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 9)

• Андрей Помулев. «Русские вопросы»

  «Было это в 1997 году. Русский музей решил устроить несколько персоналок местных художников, в том числе и Монро. Придумалось Владику по русской теме пройтись. Я был приглашен в качестве ассистента и фотографа. Составили список псевдориторических вопросов, обратились к отечественной литературе, фольклору и кинематографу. Использовать избитые фразы типа «Кто виноват?» и «Что делать?» автору не хотелось. Вот некоторые вопросы, которые получили воплощение: «Куда смотрит милиция?», «Откуда дровишки?», «Кто на свете всех милее?», «Какие карты?», «Дозволишь ли, чудище, встретиться с отцом, знатным купцом?» и так далее. Всего двенадцать штук. Наприглашали друзей-знакомых для второстепенных ролей, получили финансирование «на всё» (в том числе и на жизнь) от продюсера и спонсора проекта Димы Арлюка. Началось самое интересное. Первые проблемы были связаны с костюмами. Был у нас знакомый, проводивший костюмированные гулянки для «новых русских», некто по кличке Музыкальная Шкатулка. У него был большой шрам на лысой голове. Он долго обещал небо в алмазах, но ближе к делу заломил за аренду такую сумму, которая не могла не удивить. Разумеется, он был навсегда исключен из числа знакомых за нелюбовь к искусству и желание на нем нажиться. Похожие результаты были и у других наших вариантов, оставался «Ленфильм». Как ни странно, расценки обедневшей киностудии оказались вполне вменяемыми, но ассортимент хранилища костюмов и реквизита удручал. Владик как бывалый посетитель секонд-хендов нарыл в пыльных развалах несколько настоящих бриллиантов. Там же завел знакомство с двумя гримершами-костюмершами. Они с энтузиазмом отнеслись к идее проекта и работали за символическую плату. Владик их околдовал, как и многих других людей в своей жизни. Правда, в конце, когда дело было сделано и в услугах кудесниц грима нужда отпала, все чары улетучились. «Ленфильм» не досчитался нескольких париков и костюмов. Сотрудницы склада пытались добиться возврата, но их усилия были тщетны. Монрован ювелирно уходил от ответственности. Все, как всегда, сошло ему с белых рук. Правда, платье Лиз Тейлор из фильма «Синяя птица» и чешую Ихтиандра из «Человека-амфибии» мы вернули целыми и почти невредимыми. Спустя годы они, уже сильно потрепанные, висели в витринах кинотеатра «Кристалл-палас» и наводили ужас на жующих попкорн кинозрителей.
  Фотосъемки прошли быстро и весело. Как всегда, куча мелких анекдотичных ситуаций, но яркого беспредела не случилось. Свистопляска началась, когда перед нами оказались готовые снимки. Сначала был трехнедельный ступор. Владик отмазывался от расцарапки и прокраски фотографий всеми возможными способами. Например, он искал подходящий скальпель — по его мнению, весь инструмент, который попадал ему в руки, был или тупым, или «неострым». Было принято решение, что начну этот важный этап я сам. А мастер подключится позже и исправит ошибки. Когда до открытия выставки оставались считаные дни, Владислав Юрьевич проснулись. Конечно, я все сделал не так, как надо, но гений резкими движениями уже изрядно тупого скальпеля навел красоту и придал работам неповторимый авторский стиль. Оставалось оформить паспорту билибинскими орнаментами. В то далекое время такие простые вещи, как сканирование и печать формата больше, чем А4, были задачей почти невыполнимой. Мы умудрились их напечатать, но, по правде, вышло жутковато. Автор остался доволен и сконцентрировался на приглашениях и собственном гардеробе в предвкушении вернисажа. Оформление работ в рамы происходило на полу Мраморного дворца за полчаса до открытия. Мероприятие прошло феерично! Всё, как всегда, опять».
  Андрей Помулев. «Русские вопросы» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 250, 252)

• Елизавета Березовская. «Братья по разуму»

  «Вся квартира была завалена различными костюмами с «Ленфильма», и Владик стал рассказывать, что работает над новым проектом русских сказок. Тут же мне было предложено поучаствовать в этом проекте и выбрана сказка «Аленький цветочек». Почти всю оставшуюся ночь мы мерили наряды, болтали, дурачились и пересматривали запись «Новогодней ночи», записанной Владиком на видеопленку с телевизора. Это была замечательная запись с переключением с канала на канал, и впервые не нужен был пульт, чтобы смотреть телевизор: в тот самый момент, когда программа начинала надоедать и появлялось желание переключиться на другой канал, как раз и происходило переключение. Не дав мне поспать и нескольких часов, Владик разбудил меня и сообщил, что к нам уже направляется фотограф Миша Матус и пора собираться на съемки. Только тогда я поняла, что ночной разговор о проекте был не шуткой, но отступать было уже поздно. Решили снимать в Александро-Невской лавре. Стоял прекрасный солнечный день. Увешанные безумным реквизитом, мы добирались до лавры пешком через Невский проспект. В лавре Владик нашел какую-то милую полянку, где мы довольно быстро все сняли. Единственная заминка произошла с костюмом чудища. Для этой роли был выбран костюм Ихтиандра из «Человека-амфибии». Костюм оказался очень маленьким и совершенно не налезал на Владика. Владик с легкостью отказался от услуг фотографа для этой сцены, и в результате Миша Матус стал чудищем в этой сказке, так как только на него, хотя и с трудом, костюм Ихтиандра все-таки налез. Сам вопрос ко всей истории — «Дозволишь ли, чудище, встретиться с отцом, знатным купцом?» — был придуман значительно позднее Тимуром Новиковым: мой отец в тот момент считался одним из самых богатых людей России».
  Елизавета Березовская. «Братья по разуму» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 34)

• Катя Голицына. «Принцесса и танцовщица…»

  «Когда снимались «Русские вопросы», Дима Арлюк был у Владика кем-то вроде спонсора — и все мы по выходным ездили к нему в деревню. Мы тогда все дружили (Марина Алби, Лена Попова, Ирена Куксенайте, Владик, Дима и другие), и на выходные все вместе ездили на дачу. Я даже не уверена, что он предупредил нас, что будет съемка, а если и предупреждал, то я точно об этом не знала. Мы с Иреной часто брали костюмы из костюмерных «Ленфильма», одевались в них и фотографировались забавы ради — так что для меня это была просто еще одна возможность примерить кокошник и сарафан! Владик же готовил произведение искусства. Помню, как Дима надел костюм «еврея», и мы все покатились со смеху, так он ему подошел. Потом он взял топор и стал им размахивать, притворяясь, что колет дрова, а Ирена начала рассказывать русскую народную сказку. Мы втроем нарядились в сарафаны, представляя трех сестер: Одноглазку, Двуглазку и Трехглазку. Я была Двуглазкой, мне особенного грима не понадобилось, так что я даже толком и не поняла, что происходит. Владик всегда играл роль, устраивал перформанс, неважно, снимают его или нет, так что ничего нового в его поведении не происходило. Из него получился идеальный белокурый русский сказочный герой. Мы все в тот день смеялись как сумасшедшие, особенно над местной козой».
  Катя Голицына. «Принцесса и танцовщица…» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 96, 97)

• Ирена Куксенайте. «Алхимический шут»

  «Серия «Русские вопросы» снималась в том числе в окрестностях Марсова поля. Сюжет «Марфушенька-душенька» был исполнен на кострище, у Вечного огня. На кладбище, можно сказать. «Хозяйку медной горы» мы делали в Доме ученых, в хранилище минералов. Реквизит — немаловажный фактор. Владик, как в некотором роде шаман, всегда интересовался важными подлинными атрибутами. Он использовал платье Элизабет Тейлор из фильма «Синяя птица», костюм Ихтиандра из «Человека-амфибии» — наш «Ленфильм» был хорошим подспорьем. Владик заново оживлял эти вещи. Никому тогда в голову не приходило предложить их в музейную экспозицию, тем более использовать в художественном проекте. Помимо того, что эти волшебные вещи были великолепно сделаны, они еще были и великолепно использованы Владиком, причем как минимум дважды».
  Ирена Куксенайте. «Алхимический шут» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 157)

• Айдан Салахова. «Мое второе «я»

  «У меня в коллекции есть две работы из его «Русских вопросов», причем, как выяснилось, попали они ко мне совершенно невероятным способом. Однажды он пришел и попросил денег, свободных денег у меня тогда не было, но он настойчиво и с большим драматизмом стал объяснять, что деньги ему непременно нужны и он просто умрет, если я их ему не дам. В процессе разговора он предложил купить эти две работы, я очень его пожалела и купила. Спустя пару месяцев ко мне в гости пришел Пьер Броше, который, увидев эти работы, просто зашелся в крике, потому что Владик на самом деле предлагал их ему, Пьер дал согласие и, не успев заплатить, отдал их по просьбе Владика на какую-то выставку… Работы таким образом до Пьера не дошли… Но что я могла поделать? Я оказалась «добросовестным» покупателем… С ним часто так бывало: мог пообещать работу одному коллекционеру, а продавал другому…»
  Айдан Салахова. «Мое второе «я» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 258)

• Из письма Полине Глузман

  «Конечно, я получаю свое. Например, увидев вещь из своего «мира», я могу ее выклянчить, или выкупить (когда бывают деньги), или выменять на что-то. Но точных попаданий в душу мне никто не запускает. Это сделали Вы и сделали дважды. Первый раз «Звезды для звезды» меня вдохновили на новое произведение (масштабное), которое, точнее, работа над которым делает мою жизнь непрекращающимся праздником. Я поэтому особенно не тороплюсь эту работу закончить, хоть и готовил ее для Венецианской биеннале, куда меня позвала Мари-Жозе Мондзайн. Сейчас понятно, что уже не уложиться в сроки, но это не самое главное. Произведение называется «Троица», и вдохновленный им Сережа Ануфриев написал про него прекрасный текст. Если хотите, могу его Вам переслать, но не буду навязывать, ведь это 10 страниц рукописного текста. И важно видеть саму работу. Приезжайте в Москву и посмотрите. Я снял двухкомнатную квартиру на Арбате, здесь сразу образовался рай и центральное место в раю — «Троица», которая вечером превращается в планетарий, или карту СССР, или бабочку, конечно, гигантскую и светящуюся в темноте. Я знаю, что вызову Вашу критику и гнев, но признаюсь, что живя в этом душноватом городе, с таким однообразным телевидением и спектром развлечений, я люблю перед сном погаллюцинировать. Сны свои я не помню (сколько себя помню), поэтому галлюцинации считаю и нахожу утешением. Прекрасное люблю больше всего в жизни, и мои галлюцинации — это прекрасные миры, фантастическая архитектура, небеса, явления божеств, путешествия по природе. Для галлюцинаций я специально выбираю музыку, пользуясь коллекциями своих буржуазных французских друзей. Это некоторые музыкальные постановки при дворе Фердинанда Медичи, Жан-Батист Люлли, Бах, европейская музыка XIV–XVIII веков <…> Помимо музыки в ритуале задействуется освещение, сооружение удобного ложа. Теперь это ложе возле «Троицы» я устанавливаю, когда случается такое приключение, и результаты фантастичны. Это не поддается описанию словами. Мой прекрасный друг Иван, с которым я сейчас вместе живу и работаю над новыми выставками, прекрасный художник, выпускник Суриковского института, весело говорит: «Спасибо Полине Глузман!»
  Владислав Мамышев-Монро (1997, из письма Полине Глузман, рукопись, архив Музея современного искусства «Гараж». Фонд Владислава Мамышева-Монро)

• Елена Селина. «Воспоминания»

  «Как-то он предложил сделать выставку по сценарию Паши Пепперштейна «Предатель ада», мы были впечатлены и поставили эту выставку в план. Он приходил каждый день, очень интересно рассказывал о своей работе, но в процессе отпали и Паша, и «предатель», и «ад», и постепенно стало ясно, что это будет выставка расцарапок «Меня зовут Троица». Он долго и мутно объяснял, что негативы заглавной работы ему дала Ольга Тобрелутс, но это неважно, а важно, как из работы одного художника появится — посредством расцарапки — работа другого и что Оля только обрадуется… Технику расцарапки он связывал с русской иконописью… А орнаменты по краям будут сделаны по типу оформления «Русских вопросов»… Признаться, в какой-то момент я запуталась во всем этом, но решила, что такое странное нагромождение «всего и вся» даже интереснее… За день до открытия была привезена заглавная работа. Мы ее накатали на пенопласт, повесили и стали ждать остальных… Была зима, ожидание затягивалось… За полчаса до открытия он приехал с какими-то друзьями, и мы всем составом, включая критика Андрея Ковалева, случайно пришедшего на открытие раньше, стали срочно клеить и вешать работы. За дверью шумела и страшно ругалась толпа, и тогда мы не нашли ничего умнее, чем выставить наружу ящик водки и Владика, который с чувством и страстью раз, наверное, пятнадцать, постепенно хрипнув, исполнил свой незабвенный шлягер «И девчонки к новоселью подарили нам трюмо», что невероятно гармонично рифмовалось с одним из произведений на выставке. Надо ли говорить, что выставка прошла с большим успехом?»
  Елена Селина. «Воспоминания» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 270–271)

• Андрей Помулев. «Русские вопросы»

  «Спустя год, сразу после дефолта, состоялась другая выставка — «Русские вопросы» — в городе Москве, в Галерее Наташи Рухадзе, на углу Петровки и Страстного бульвара. Это был настоящий «пир во время чумы» — буквально несколько дней назад окончательно обвалился рубль, и все были максимально напряжены. На вернисаж пришла куча народу, видимо, немного посудачить об экономике страны и о себе, любимых. Владик явился на открытие в образе Дракулы — фрак, лаковые туфли, темные очки и длинные волосы из-под цилиндра. Крови он не пил, а носился с объяснениями, что ему плевать на Дракулу, а оделся он так потому, что уж очень нравится ему этот образ, созданный актером Гэри Олдманом».
  Андрей Помулев. «Русские вопросы» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 252–253)

• Владислав Мамышев-Монро. «Очковтирательство, или Литературный героизм Тимура и Ко»

  «Параллельно с фестивалем «Неофициальная столица» здесь активничал в предвыборной пиар-кампании СПС Марат Гельман. В штаб-квартире фестиваля на Пушкинской москвичи с огоньком строили локальных деятелей «Новой культуры», готовых на все за умеренную плату или даже просто за лесть. Я же давно терзался нереализованным выражением почтения любимой героине моего детства — Любови Орловой, и мы с Маратом решили совместить приятное с полезным. То есть я в эти самые белые ночи развлекаюсь с переодеваниями в Орлову и фотографируюсь, а осенью мы в Москве, в галерее Марата проводим выставку. Понятно, что для успеха предприятия мне нужен был максимальный комфорт, и Марат его брался обеспечить, выдав на съемки пять тысяч долларов».
  Владислав Мамышев-Монро. «Очковтирательство, или Литературный героизм Тимура и Ко» (2002, рукопись, архив Музея современного искусства «Гараж». Фонд Владислава Мамышева-Монро. Стр. 25)

• Владислав Мамышев-Монро. «Конец Снежной королевы. Владик Мамышев-Монро для Елены Селиной и варшавской выставки»

  «…проект «Счастливая Любовь» (2000) демонстрирует мою трансформацию в кардинально противоположный тип Снегурочки — западный, то сеть Снежной королевы сталинской эпохи Любови Орловой. Осознанно и досконально копируя голливудский стиль кинематографической подачи и выстраивания самого образа кинозвезды, Л. Орлова буквально царствовала в советском истеблишменте, свободно колесила по всему миру и обладала колоссальным влиянием в правительстве. Ее любовь к себе и режиму была воистину счастливой, это был безусловный триумф советской снегурочки, использовавшей в своем арсенале орудия враждебной буржуазной культуры».
  Владислав Мамышев-Монро. «Конец Снежной королевы. Владик Мамышев-Монро для Елены Селиной и варшавской выставки» (2002, рукопись, архив Музея современного искусства «Гараж». Фонд Владислава Мамышева-Монро; опубликовано в каталоге «Архив М» (М.: ММОМА, 2015). Стр. 91)

• Владислав Мамышев-Монро. «Любовь не умирает»

  «Советская утопия продержалась на этом идеалистическом взводе дольше прочих и, соответственно, представляет собой наиболее развернутую картинку истории идеалистической болезни. Пионер Морозов, поедающий (в переносном смысле, конечно) собственного отца, Генерал-льдина Карбышев, летающий на протезах после мучительного паломничества по бескрайним русским снегам Маресьев, оскверненная и повешенная девушка-поджигатель Космодемьянская, бесконечно ускоряющийся отбойный молоток Стаханова, не приземляющийся в своих умопомрачительных пируэтах вокруг земного шара Чкалов, никогда не спящий, всевидящий и всемогущий бог на земле Сталин, не разлагаемый на атомы, как бы уснувший, но согревающий сердца миллионов Бог-отец Ленин, безумный, но ясновидящий оракул полетов в стратосферу Циолковский, его идеальная проекция в будущее — сексапильный и улыбчивый мужчина в космосе Гагарин — все эти герои, чей список можно продолжать, венчала по волшебству не увядающая Золушка — коммунист Любовь Петровна Орлова, подлинная, самая страстная и обожествляемая любовью всего народа. Происходя из весьма знатного дворянского рода, в коем намешана кровь 47 царственных домов, от холодного Альбиона до Дальнего Востока, 10 православных святых, в числе которых и две равноапостольных (великая княжна Ольга Киевская и великий князь Владимир Киевский), Любовь Орлова имела ноль шансов собственного успеха при советском режиме. Однако чудо произошло, как то и положено в сказках (а советская власть изначально декларировала: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью»), и артистка кордебалета, пройдя все тяжкие, мучительные приспосабливания к советской реальности, заблистала с экранов в ролях домработниц, кухарок, ткачих, неустроенных артисток, почтальонш, а то и вовсе репрессированных буржуазным расизмом клоунесс-эмигранток, внезапно взмывающих в запредельные высоты невозможного, нечеловеческого счастья, успеха и благополучия. Разумеется, внезапность всех этих немыслимых взлетов обеспечивалась не только фактом, что все золушки Орловой были милыми от природы, но прежде всего безграничными возможностями, даруемыми чудодейственной советской властью. Максим Горький, давший «зеленый свет» всем последующим экзерсисам Орловой и ее мужа режиссера Г. Александрова, после просмотра их первого, несколько скомканного опыта в «Веселых ребятах» в присутствии Сталина изрек: «Фильм очень веселый, добрый, а эта девушка (42-летняя Орлова) вообще может все…» Через месяц после небывало помпезной, невероятно разрекламированной всеобщей премьеры на лацкане Орловой заблистал первый орден, и дебютантка тут же удостоилась звания заслуженного деятеля искусств, чего не удостоился ни ее муж — режиссер, ни его учитель и наставник С. Эйзенштейн. Потребность в гениальном изображении лучистого и просветленного счастья нашла своего идеального исполнителя, и режим очень высоко ценил эту феноменальную специфику актрисы Орловой. После премьеры фильма «Цирк» Сталин на приеме в Кремле, удивленный маленькому росту Л. Орловой, спросил у Александрова: «Вы что, ее не кормите?», и пригрозил: «Берегите эту женщину, если с ней что-нибудь случится, мы вас расстреляем…», и тут же рассмеялся своей жутковатой шутке. Влюбленный в образ Орловой вождь патологически часто заказывал просмотры фильмов с ее участием и в Кремле, и на даче, заставляя смотреть их снова и снова все Политбюро. Однажды перед открытием 2-го союзнического фронта даже выслал копию фильма «Волга-Волга» президенту Рузвельту, который позже недоумевал: «Почему ЭТОТ фильм?» К Сталину, который плакал на просмотрах от любви к этой женщине, Орлова, неизменно манкируя приглашения на приемы, приезжала в Кремль только за новыми орденами.
  Маска счастья, которую немолодая женщина искусно лепила при колоссальном, героическом и самоотверженном труде всего технического киноперсонала, венчала и замыкала на себе иерархию распространяемого по всем ее картинам идеального несуществующего сказочного рая. Вот эта ее особенность и привлекла мое пристальное внимание художника, блуждающего по различным историческим и мифическим маскам всех времен и народов в поисках некоего идеального лица, гармонирующего в себе все противоречия человеческой природы. Вера, Надежда, Любовь — этим женским именам соответствовали персонажи ее фильмов, но самой Орловой больше бы подошло несуществующее имя Воля, а фамилия — Стальная, наиболее верно характеризующие ее профессиональные и человеческие качества. Бесконечно хорошеть и молодеть наперекор ходу часов, почти как в «Сказке о потерянном времени», — стало главной задачей, своего рода заклинанием Любови Орловой. Маниакально и мучительно следуя этой своей сверхзадаче, Орлова на рубеже 60-х уже и вовсе вышла в какой-то свой астрал, потеряв последние ниточки, связывающие ее с реальностью. Изматываемые капризами и требовательностью великой и непреклонной актрисы члены последнего фильма Орловой и Александрова «Скворец и лира» в 1973 году на вопросы коллег из других картин, снимавшихся на «Мосфильме», «что снимаете?» вымученно подбирали слова. Да, «Склероз и климакс»…»
  Владислав Мамышев-Монро. «Любовь не умирает» (2000, из текста к выставке «Счастливая Любовь» в галерее Гельмана, опубликовано в каталоге «Архив М» (М.: ММОМА, 2015). Стр. 88–89)

• Владислав Мамышев-Монро. Красота в изгнании.

  «Потом было другое влияние на меня образа, был такой период, когда я превратился в сумасшедшего, у меня возник пунктик: когда я сыграл Любовь Орлову для проекта Марата Гельмана «Счастливая Любовь» в 2000 году, — все там было исполнено любовью, красивые, благородные фотографии, черно-белые, их невозможно было отличить от оригинала. Пришла племянница Любови Орловой Нонна Терентьева и стала говорить Марату Гельману: «А вот здесь я стояла, просто в кадр не попала, потому что была очень маленького роста». Ей говорили, что она не могла там стоять, потому что это снято неделю назад, это Владик Монро, а не ее тетя. Я все воссоздавал буквально. Я поехал на дачу к Любови Орловой во Внуково. Мои друзья-французы арендовали роскошную дачу Орловой и Александрова, по контракту они ничего не могли менять, все должно было остаться, как при Любови Орловой. Я стал разбирать огромные сундуки, где были стопки негативов и личных фотографий за все годы. У меня был костюм-тройка на несколько размеров больше, и я запихнул везде, где только можно, эти архивные документы.
  — И вынес?
  — Да, вынес, но потом я одумался и вернул. Если истый христианин вдруг столкнется с мощами Христа, он не сможет удержаться, чтобы не забрать это себе, — это святыня. Но носить это втайне он тоже не сможет, он должен будет об этом рассказать. Поэтому я рассказал об этом и вернул фотографии. Но не все. Кое-что я оставил для этой работы. Очень важно, когда ты перевоплощаешься в какой-то образ, чтобы рядом находилась либо личная вещь этого человека, либо настоящая оригинальная фотография, которую он сам держал в руках.
  — Разве это всегда получается?
  — Не всегда, иногда бывает достаточно того, что прикасаешься просто к настоящей фотографии этого человека. Но если еще присутствует и личная вещь, то я моментально проникаюсь. Бывает, что рисуешь несколько часов, а если есть вещь, то практически ничего не делаешь, а уже являешься этим. Я отдал их потом Тимуру Петровичу Новикову, сейчас его уже нет, но в его архивах хранятся настоящие, подлинные фотографии Любови Орловой. Я их спас для культуры, потому что в итоге родственникам Орловой стало все это безразлично, все фотографии были вынесены на помойку. То есть я спас хоть что-то для культуры. Никогда не угадаешь, делаешь зло или добро.
  — Мы отвлеклись от темы про образ Любови Орловой.
  — Да, при всем том, что я ее безумно люблю, знаю всю подноготную, что она была полковником КГБ, знала про расстрелы людей, про многомиллионные посадки в 1937 году, одна из немногих, кто был в курсе, и при этом пела с наглой мордой: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек», — такой цинизм. При этом ты все равно ее любишь, ты влюбляешься в образ, фантазируешь. Она как маска комедии дель арте, такая Коломбина, нечто вечное, пусть и гипертрофированное, но при этом она сама стала заложницей этой маски. Когда время стало неумолимо изменять ее черты лица, у нее начался страшный болезненный пунктик — она была помешана на том, что она молодая девушка. Это была реальная болезнь. Когда ей было 72 года, в 1974 году, за год до смерти, она снялась в фильме про разведчиков, где она решила полностью снять маску и сыграла полковника КГБ. Но начинался фильм с того, что она играла 18-летнюю девушку; там было две серии, во второй она «повзрослела» до 35. Зрелище патологическое, потому что она шла к венцу в подвенечном платье, а под трибуной была дублерша, которая вытаскивала руки, потому что нельзя было снимать руки Орловой. Ее тетушку играла женщина, которая была на 40 лет ее моложе. Голос ведь все равно невозможно изменить, это такая скрипучая телега. Она была помешана на пластических операциях, на кремах, на салонах красоты. Она думала, что такой же и остается, а ей все вокруг льстили, полковник КГБ все-таки. «Да-да, Любочка, тебе больше 18 не дашь». После этих съемок я пошел по ее ужасным стопам. Лет семь все, что я зарабатывал, я тратил на новинки косметологии. Вообще мне это не свойственно, это скучно».
  Владислав Мамышев-Монро. Красота в изгнании. Интервью для сайта fraufluger.ru (http://www.fraufluger.ru/persons/vladislav_mamyishev-monro_krasota_v_izgnanii.htm; 3 ноября 2011 года)

• Из интервью Наталье Костровой для сайта «Афиша-город» «Это не блядь, это я»

  «— А к Любови Орловой у тебя такие же теплые чувства?
  — Она — персонаж с другой стороны железного занавеса. Непробиваемая Снежная королева, излучавшая ледяную, абсолютно асексуальную власть. «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек». Это была не просто ложь, а циничнейшая мантра! Она пела это, имея звездочки полковника КГБ и зная, что каждый день миллионы людей душили в концлагерях. Я думаю, она со знанием дела мстила победившему классу угнетенных. Будучи сама из дворянской семьи, она радовалась репрессиям и всему тому, что происходило с российским народом, ведь он когда-то свергнул и выдворил из страны ее семью».
  Владислав Мамышев-Монро. Из интервью Наталье Костровой для сайта «Афиша-город» «Это не блядь, это я». 11 марта 2013 года (https://daily.afisha.ru/archive/gorod/archive/monroe-polonius/)

• Беседа в Сен-Тропе. Олви Матур — Владислав Мамышев. 26 июля 2004 года

  «М.-М.: Любовь Орлова — это был мой долг. Очень важная составляющая великого женского образа. Середина XX века была ознаменована противостоянием двух сверхдержав — СССР и Америки. И именно между ними протягивалась нить горизонта.
  О.М.: Нить накаливания между Мэрилин Монро и Любовью Орловой?
  М.-М.: Да, потому что это холодная война, и герои ее, конечно же, из сказок, посвященных снегу и льду. Скажем, Снегурочка, жертва любовных страстей и вообще любви, — это Монро. Русский сказочный персонаж Снегурочка — она была воплощена на Западе, что доказывает взаимную необходимость этих двух противостояний. А западный образ Снежной королевы, вечно молодой, безупречной и вечно холодной, дистанцированной, — он был воплощен в СССР Любовью Орловой. И здесь такое переплетение, мне кажется, очень важное. Мне, честно говоря, безразлично, что ее не знают на Западе и, как мне многие говорили и прогнозировали…
  О.М.: …что образ не будут считывать, не будут понимать, в чем дело. Да?..
  М.-М.: …да, что он не будет иметь коммерческого успеха. Тем не менее все произошло крайне удачно, и образ Любови Орловой пригодился мне и в коммерческом отношении (подкармливал меня несколько лет)».
  Беседа в Сен-Тропе. Олви Матур — Владислав Мамышев. 26 июля 2004 года (К 12 Кабинет Ш. Картины мира V. — СПб.: Скифия-принт, 2014. Стр. 208–209)

• Лора Генслер. «Солнце мое!»

  «О проекте «Любовь Орлова» я узнала, когда он был в самом разгаре: час ночи, звонок по телефону, трагический голос:
  — Ла-ари-исочка-а! Мне срочно нужна ваша квартира для съемок.
  — Владичка, а ты в курсе, который час?
  — Нет, а что? Я в студии, у меня съемка.
  — А у меня ночь, сплю я.
  — Ой, простите. А можно завтра зайти переговорить?
  — Давай, во сколько?
  — В три часа. Пока, пока.
  Какие там три часа! Солнце мое никогда не отличалось пунктуальностью. Только в семь вечера в дом вваливается толпа народа: фотографы, стилисты, статисты, осветители, костюмер, гример — ужас! Моя овчарка очумела, и я тоже: что же это такое?! Влад! Я же тебя одного ждала. «Ну что вы, Ларисочка, — рыдательным голосом стонет Владичка, — мы же договорились, я же сказал, что мне нужна квартира для съемки. Мне уже совсем чуть-чуть доснять осталось». «Чуть-чуть» продлилось до шести утра, но было очень интересно наблюдать, как его причесывают, гримируют, утягивают в корсет. И вот в кадре две девочки-старлеточки, якобы будущее советского кино, получают профессиональные наставления от Звезды (Любови Орловой). И вот Звезда засияла — опять это волшебство преображения. Мизансцена готова. Ослепительные софиты, стрекот камер и до бесконечности меняющиеся позы в поисках нужной композиции, ракурса, эмоции. Надо поймать тот внутренний посыл, когда лицо неуловимо меняет свои черты, Владик исчезает — и в кадре однозначно Орлова. Но он быстро устает. Я видела, как непросто удерживать на себе вызванный из небытия фантом другого человека. Маска как-то вдруг резко спадает, и нужен довольно длительный перерыв: кофе, чай с медом и лимоном, бутерброды. Потом переодевание в нечто розовое, атласное, то ли платье, то ли пеньюар для съемок еще нескольких альковных сцен. К трем часам ночи Владичке снова нужен перерыв. Он очень старателен, но ему явно надоело. Режиссер-постановщик требует дубль за дублем, голый партнер по этой сцене мерзнет на диване и капризничает, а Владик «плавает» по комнате, любуясь своим отражением в огромных зеркалах…»
  Лора Генслер. «Солнце мое!» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 91–92)

• Валерий Кацуба. «В укрытой снегами «Диканьке»

  «Один из моих любимых проектов художника Владислава Мамышева-Монро — «Любовь Орлова». И здесь я бы хотел вспомнить о его начале, свидетелем которого мне посчастливилось быть. Дело было осенью, по-моему, сентябрь 2002 года. Владик приехал в Петербург снимать проект об Орловой. И решил делать его с фотографами — «молодыми дарованиями». Две недели снимал, а Любовь Орлова не получалась. Тут судьба нас всех столкнула в Ботаническом саду на открытии изящной выставки Антона Горланова и Семена Михайловского «Коринфская капитель». Владик мне пожаловался, что проект все еще идет туго. Тогда я, быстро переговорив с Юрой Виноградовым и Женей Сорокиным, предложил ему поехать в наш терем-теремок, избушку, которую мы снимали в деревне Рождествено («Монплезир» — так называл ее Владик). И прямо из Ботанического сада мы в «Монплезир на Оредеже» и поехали. Весь следующий день Владик работал над образом, весь вечер и даже ночью. Мы все уже пошли спать, а Владик все работал в своей светелке, то есть на чердаке с окошком. И где-то часа в четыре утра я пробудился от странных причитаний:
  — И как же мы мою Любовь Орлову будем снимать… Ах, и как же мы ее будем снимать…
  Открываю глаза и вижу перед собой за столом у окон, выходивших в вишневый сад, ту самую Любовь Орлову в лиловом пеньюаре и в призрачном свете осенней ночи. Это была моя первая встреча с образом актрисы. Сложные чувства во мне боролись. Она была ведь совсем рядом.
  — Владик, — сказал я. — Иди спать ложись. Хотя как же ты спать будешь в таком перевоплощении?..
  — Это не беда, Валерочка. Беда в том, как мы этот образ снимать будем без фотографа.
  — Что значит «без фотографа»? Он спит в «нянечкиной комнате». Как проснется, так и съемку начнем.
  — Нет его там, Валерочка! Я уж и к реке спускался, и в вишневом саду искал, к церкви ходил и даже к магазину. Нет нигде Женечки.
  — В образе ходил?
  — Ну да, в образе, а как мне без образа было ходить, если я уже в нем?
  Проснулся тут и Юра, и все стали искать Женю. Не нашли. Однако сбежавший фотограф все ж след оставил. Он звонил кому-то по Юриному мобильному телефону. В те времена на всю компанию у нас был мобильный телефон только у Юры. Номер остался. Мы перезвонили и услышали на другом конце провода веселый праздник, на который и сбежал наш фотограф, остановив у церкви фуру. На следующий день он приехал, и Владик все ж снялся в образе Любови Орловой на осеннем пикнике. Фотография в проект не вошла, но послужила началом прекрасной истории. А тот кадр назвали «Работники торга отдыхают со вкусом».
  Валерий Кацуба. «В укрытой снегами «Диканьке» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 130–131)

• Олег Уразметов. «Владушка-Душка»

  «Он всегда помнил о деле. Как, например, он делал «Любовь Орлову»? Наш фонд содействия бизнесу и искусству Allbestgallery сотрудничает с компаниями разных направлений, с полиграфистами высшего уровня, корпорацией «РАЙЗ» в том числе. Они делают высокую полиграфию. И вот он, передав негативы, единственный раз съездил к ним, объяснил, что ему нужно. Он быстро все рассказал: «Мне нужен там шелк, здесь красное что-то…» А дальше все бросил на меня. Печатать фотографии надо было в фотосалоне имени Карла Буллы, только в этой мастерской. Потому что там очень хорошо делали. Владик знал, что и где самое лучшее. Фотографом был Женя Сорокин. А интерьер — это Валерий Кацуба продюсировал. Я выпускал тираж альбома. На съемках меня не было. Естественно, с самого начала мы все обсуждали вместе. Какие-то вещи мы корректировали по телефону. Владик получал готовый продукт. Мне присылали какие-то материалы, я их одобрял, и всё».
  Олег Уразметов. «Владушка-Душка» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 323–324)

• Владислав Мамышев-Монро, вероятный эскиз проекта, впоследствии трансформировавшийся в «Сказки о потерянном времени»

  «Владислав Мамышев (Монро)
  Проект создания серии цветных фотографий (60 × 70), иллюстрирующих историю общественной и культурной жизни Москвы в ХХ веке на примере широко известных, почти мифологических парных взаимоотношений между разными историческими персонажами. В каждой из пар, представленных в данной серии в хронологическом порядке, роль одного из двух будет исполнена мною, известным «мастером перевоплощений», что станет связующей нитью всей идеи проекта. На роль же своих спутников я приглашаю друзей-художников, актеров, музыкантов, просто ярких личностей окружающей меня культурной среды. Действие каждого сюжета будет разворачиваться на фоне живописных, «открыточных» пейзажей Москвы и в известных или «типичных» московских интерьерах для придания большей условности и визуальной цельности проекту, задуманному не без рефлексии на народное, лубочное творчество. Желание работать со мной над этой серией высказал известный немецкий фотограф Ханс-Юрген Буркард, с которым мы уже сделали в свое время известную серию раскрашенных фотографий «Несчастная Любовь».
  Итак, список героев попарно, где №1 отводится на мое исполнение:
  
  1) Николай II
  2) Александра Фёдоровна (Е. Романова) на праздновании 300-летия дома Романовых в Кремле
  
  1) Фёдор Шаляпин
  2) Максим Горький
  
  1) В. И. Ленин
  2) Н. К. Крупская (С. Куницына)
  в Горках
  
  1) С. Есенин
  2) В. Маяковский
  
  1) С. Лемешев
  2) Г. Уланова
  в буфете Большого театра
  
  1) Берия
  2) Сталин (И. Вознесенский)
  выпивают на даче
  
  1) Родина-мать (с плаката «Р.-М. зовёт!»)
  2) Красноармеец (с пл. «Ты записался добровольцем?») (А. Беляев)
  
  1) Любовь Орлова
  2) Фаина Раневская (О. Солдатова)
  прогуливаются перед Театром Моссовета
  
  1) Сергей Королёв
  2) Юрий Гагарин (И. Разумов)
  в Звездном городке
  
  1) Хрущёв
  2) Брежнев (А. Тимофеевский)
  целуются, награждая друг друга медалями
  
  1) Сахаров
  2) Солженицын
  с подпольной литературой перед зданием КГБ
  
  1) Пугачёва
  2) Ротару
  почти дерутся с микрофонами в руках перед выходом на сцену на шоу «Песня года».
  Владислав Мамышев-Монро, вероятный эскиз проекта, впоследствии трансформировавшийся в «Сказки о потерянном времени» (вероятно, 2000–2001, машинопись, архив Музея современного искусства «Гараж». Фонд Владислава Мамышева-Монро)

• Сергей Борисов. «Смутное стремление»

  «…однажды в 2001 году он по телефону попросил встретиться. Я был уверен, что ему опять негде жить, но он предложил мне сделать совместный проект «Сказки о потерянном времени», где, кроме него, будут задействованы другие художники нашего круга. Я, разумеется, согласился. Когда мы отсняли первые сюжеты, он договорился с «Артхроникой», что этот проект будет опубликован на их страницах. Я не возражал. И тут началось. «Артхроника» выделила Владику машину с шофером, поселила его в гостинице «Украина». Владик почувствовал себя олигархом. <…> В результате его выгнали из «Украины». Пришлось снова поселить его в мастерской. Каждое утро, приходя в мастерскую, я совместно со стилистами приводил его в чувство, затем на себе оттаскивал на место съемки. Места выбирал поближе к студии: Гоголевский бульвар, дом Пашкова, набережные Москвы-реки, а еще лучше — двор студии. Но стоило мне произнести «Начали», Владик преображался. В глазах появлялся блеск, жесты приобретали такую уверенность, что и сам Станиславский сказал бы: «Верю!»
  Сергей Борисов. «Смутное стремление» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 46)

• Александр Липницкий. «Весь мир в прикупе»

  «Как-то раз в 1990-е Владик одолел меня просьбами предоставить ему территорию дачи для освоения образа Шаляпина. Мотив был понятен: за нашим низеньким, проницаемым заборчиком расположена дача Василия Качалова. Впрочем, наши дружелюбные соседи по Николиной Горе никогда не укрывались за русским псевдонимом великого артиста, и когда мой дед, успешно лечивший весь МХАТ, купил дом напротив, я сдружился с внучкой Качалова, Машей Шверубович (отмечу, что мой внук Дима, в свою очередь, души не чает в ее внучке Варе). Так вот, Владик резонно ожидал, что именно в моем старом, со скрипящими полами доме в него без помех вселится дух Фёдора Шаляпина, который, как известно, был дружен с патриархом, Шверубовичем-главным. Но когда я погожим осенним вечером приехал после рабочей недели с малыми детьми на дачу, то столкнулся с почти непреодолимыми трудностями. Как следует подготовившаяся к фотосессии модель загородила собой узкий коридор, разделяющий анфиладу комнат моей дачи. По причине огромной бобровой (с портрета кисти Кустодиева) шубы и невъебенного количества принятых препаратов Монро представлял собой несокрушимую крепость, типа 300 спартанцев в единственном числе. Это стояние на пороге родного дома было долгим — Влад никак не мог войти в образ, пока мой свекор, живший в сторожке в углу участка, не встал горой за интересы внуков, которым давно уже было пора идти спать. Юрий Палыч Ермаков пихал и материл Владика по-мужицки, и тому все же пришлось сдать позиции».
  Александр Липницкий. «Весь мир в прикупе» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 170–171)

• Валерий Кацуба. «В укрытой снегами «Диканьке»

  «В проекте «Всякая страсть слепа и безумна», где Владик изображает свои собственные страсти, «протягивая руку» сказочным героям Пьеро и Петрушке, костюм Владика также был создан с помощью Юры. Идею сделать костюм из кусочков ткани, которые были тогда у меня, в доме на улице Рубинштейна, подсказал Юра. И Владик мастерски костюм тот «сшил», то есть намотал на себя кусочки ткани и закрепил их булавками. «Всякие страсти» человеческие на Владикином лице можно было замечать в одночасье — и любопытство, и отчаяние, и гнев, и влюбленность. Так выразительны были его лицо и душа. Работая с Владиком над этой историей в 2001 году, я заметил, что сыграть самого себя, обуреваемого страстями, которые, как говорил Владик, «рано или поздно покидают здравомыслящего человека», поначалу ему было непривычно, он то и дело «убегал» в образы. Но в итоге история сложилась. Талант опять взял свое».
  Валерий Кацуба. «В укрытой снегами «Диканьке» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 127–128)

• Айдан Салахова. «Мое второе «я»

  «Нам удалось с ним поработать вместе — это был видеопроект «Жестокий романс», который я показала в своей галерее. Он позвонил мне и сказал: у меня для тебя есть проект, который тебе непременно понравится. И принес видео, где он в образе бен Ладена пел песню «По аэродрому, по аэродрому лайнер пролетел, как по судьбе…». Дело в том, что незадолго до этого мы с ним долго говорили о бен Ладене и сошлись на том, что он невероятно красивый человек. Так что я восприняла предложение Владика с удовольствием и с радостью согласилась этот проект показать».
  Айдан Салахова. «Мое второе «я» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 258)

• Петр Войс. «Секретные материалы Мамышева-Монро»

  «При встрече мы договорились сделать в галерее его выставку, что, собственно, и произошло в октябре 2002 года. Вот с этого момента Влад стал приобретать конкретные формы. Во-первых, меня потряс его текст о выставке, в котором Влад предстает в образе служившего на космодроме Байконур раздолбая-художника (такими воспринимают армейских мастеров резца и кисти, по себе знаю), которому было поручено ответственное задание — провести маскировочную работу для защиты членов Политбюро ЦК КПСС от предстоящего нашествия на Советский Союз колопроктологических агрессоров и с этой целью закамуфлировать их лики, избавить от очень коммунистического вида. Работа армейского имиджмейкера была строго засекречена, но в наши дни, учитывая, что трансрадикальные изменения в обществе уже произошли, такая необходимость отпала. Именно поэтому и состоялась выставка под названием «Секретные материалы», на которой Влад представил раскрашенные фотографии членов Политбюро».
  Петр Войс. «Секретные материалы Мамышева-Монро» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 77)

• Из интервью Наталье Костровой для сайта «Афиша-город» «Это не блядь, это я»

  «— Мы с тобой часто виделись, когда я работала в «Птюче», а потом случился взрыв — Элтон Джон купил у тебя какую-то работу, и ты куда-то исчез. Что это было?
  — Ты просто живешь в мире, где интересно все, что связано с Элтоном Джоном.
  — То есть для тебя эта ерунда была, так?
  — Дело в том, что моя бывшая жена придумала для меня выставку «Жизнь стекла». Она думала, что я буду делать большие такие витражи, мы поставим это дело на поток и развернем бизнес. Но ничего не вышло. Я сделал 12 огромных, во всю стену витражей про житие мое: про пожар у Лизы Березовской, про разные свои галлюцинации, — но они за день до выставки почти все разбились. Сохранилось три — и их купила Рената Литвинова. А осколки выставила у себя в XL Gallery Лена Селина. Выставку спустя несколько дней неожиданно посетил Элтон Джон. Я об этом узнал спустя несколько дней, когда мне сказали: «Приходил сэр Джон и купил твою работу!» Какую именно? Осколок витража, на котором изображена Алла Пугачева, сосущая два х…я, белый и черный».
  Владислав Мамышев-Монро. Из интервью Наталье Костровой для сайта «Афиша-город» «Это не блядь, это я». 11 марта 2013 года (https://daily.afisha.ru/archive/gorod/archive/monroe-polonius/)

• Беседа в Сен-Тропе. Олви Матур — Владислав Мамышев. 26 июля 2004 года

  «О.М.: Стекло, голография, прозрачность, объем — как-то отразились эти предметы, которые вас тогда волновали, в ваших картинах, сделанных как витражи? Расскажите про эту серию. Это ведь то, что Элтон Джон купил, да?
  М.-М.: Да. Эта история, по сути дела, сказка. В основе ее мои отношения с бывшей супругой, которая была инициатором этой выставки. Она пыталась извлечь максимальную выгоду из своего бывшего мужа, который владел стекольным производством, и нового мужа, который художник… Я, безусловно, открыт к работе с любым материалом, но вот сделать такое усилие над собой, чтобы работать с таким тяжелым, неподатливым материалом, с такой утомительной техникой, как витраж… Это очень тяжело, поверьте мне, тяжело и грязно…
  О.М.: Неудивительно, что среди этих работ оказалось «Житие святого Владика»!
  М.-М.: Да, «Житие мое».
  О.М.: А скажите, все-таки они оставляли ощущение не просто витража, а разбитого стекла…
  М.-М.: Нет, они создавали впечатление нормального витража, но дело в том, что мои отношения с супругой — я начал с этого, — они имели садо-мазохистский характер, и это было мое погружение в сказку про Снежную королеву, где всё наоборот. Вот знаете, так бывает: сначала фарс, а потом трагедия. Или наоборот. Так же и здесь. Здесь как бы все произошло в этой сказке в противоположном направлении. Сначала было торжество Снежной королевы, и только потом уже, под конец, разбилось стекло. Витражи разбились случайно. Моя Снежная королева пресловутая попросила меня сходить в магазин, срочно ей что-то понадобилось, тампаксы какие-то. Я понимал, что ей просто хочется заглянуть в один из ящиков, где я хранил гей-порнографию, а к этим ящикам были прислонены витражи. Я понимал, что это просто повод, чтобы выгнать меня из квартиры. Я вернулся через пять минут — это был ужас. Гора битого стекла, жена вся в крови, у нее сломана нога… Слава богу, что витражи не отрубили ей ногу, потому что это больше тонны весом, восемь штук, «десятка» стекло, все со свинцом, метр пятьдесят в высоту, метр двадцать в ширину, тяжесть чудовищная. Она потянула ящик на себя, а они рычаговым эффектом на нее просто полетели. Странно, что ей не отрубило ногу. Странно, что ее не убило, это чудо какое-то. И после этого действительно через несколько дней приезжает Элтон Джон. Мальчик, которому в глаз попало стекло, Кай, помните? И здесь как раз стекло растопило ситуацию…
  О.М.: Элтон Джон купил осколки?
  М.-М.: Не совсем. Я взял осколки витража и вставил какие-то фотографии… Пугачевой, разных личностей из нашей российской поп-индустрии, которая скорее похожа на язычество, чем на общепринятую поп-индустрию мировую. Там были и мои портреты. И он купил… Там было три, где я в образе разных исторических персонажей, и четвертый — он думал, что это тоже я в образе какой-то рыжей женщины. А это было приклеено лицо Пугачевой к порнографическому изображению — женщины, сосущей сразу два хуя, черный и белый. Коллаж из фотографий…
  О.М.: Если бы он знал, что это Пугачева, а не вы, то у него и интереса бы не возникло? Вполне возможно. А так получилось, что это ваша диверсия: подсунуть Элтону Джону неведомую ему рыжую женщину.
  М.-М.: Да. А так он повесил ее у себя в спальне, и таким образом я совершил еще один геройский поступок — соединил город и деревню. Мечта Пугачевой о выходе в пространство западной поп-индустрии оказалась реализованной только благодаря мне, потому что теперь она висит в спальне Элтона Джона!»
  Беседа в Сен-Тропе. Олви Матур — Владислав Мамышев. 26 июля 2004 года («Кабинет Ш: картины мира», 2014. Стр. 205–207)

• Елена Селина. «Воспоминания»

  «Большинство витражей выставки «Житие мое» (2003), долго готовившихся им и его женой Таней, неожиданно перед выставкой разлетелось на осколки, чуть не сломав ногу Тане… И только потому, что они — осколки — упали рядом с рассыпавшимися фотографиями, было принято оперативное решение соединить эти осколки и эти фотографии в единое тело выставки… Получилось блестяще, и случайно пришедший в галерею Элтон Джон купил четыре осколка — признаться, одни из самых отчаянных…»
  Елена Селина. «Воспоминания» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 271)

• Владислав Мамышев-Монро. «Другие, или Борьба миров в Сен-Тропе»

  «Нашей райской штаб-квартирой, соседней с Джорджем Майклом виллой, владела моднейшая парижская галеристка и ослепительная русская красавица Илона Орёл. Среди ее друзей, мелькавших на вилле, материализовались абсолютные архангелы: художники Пьер и Жиль, магнатша Ивана Трамп, дива Аманда Лир и прочие мифологические существа. Я, не желая отставать от звездного уровня небожителей, бесконечно трансформировался — то в Брижит Бардо, то в Тинтина, то в персидскую принцессу. На одном приеме, будучи «персианкой», я успел напугать подружку принца Катара, которая приняла «незнакомку» в роскошной парандже за супругу наследника, коварно выследившую соперницу. После моей девуаризации и отчета о проделанной в прошлогодней Москве работе по перевоплощению в исламского героя бен Ладена министры Катара, принц и его подружка стали моими преданными фанатами. Вместе с женой-фотографом, а также с пригретыми Илоной нашими славными artists А. Молодкиным и Г. Косоруковым, каннским лауреатом В. Каневским и разудалым цыганским хором мы ваяли свою райскую идиллию, которая сформировалась в потрясающий фотокомикс, который вы все вскоре увидите. <…>
  <На обороте первого листа — рукописный текст>:
  Известный
  Жулик от искусств, Владик Монро
  постарел и погрузнел. Но при этом
  всё так же очарователен и талантлив.
  Для своих новых воплощений он
  выбрал 2 образа: вездесущ. напар. Тин-Тин
  и пожилую Брижит Бардо
  Устав от Москвы Владик отправился
  терроризировать жителей
  Ницы и отдыхающих.
  Б. Б. упала ей мокро.
  Всё, что ей осталось пить вино
  любить собачек
  Выпрашивает наряд публикаций
  но ему кажется, что это не Б. Б.
  А Алла Пугачёва
  Журн. Т.Т. пытается развести наследного
  принца Катара,
  Похоже удаётся.
  И. Орёл. пока ещё любит Пьера и Жиля
  но скоро их место займёт Монро
  Т.Т. в окружении голодных моск.
  коллег.
  Потерял брит. (?) и сам стал добычей
  папар
  застукали его с Ирой Зейбр…»
  Владислав Мамышев-Монро. «Другие, или Борьба миров в Сен-Тропе» (2002, ксерокс, скорее всего черновик статьи для журнала «Не спать», архив Музея современного искусства «Гараж». Фонд Владислава Мамышева-Монро)

• Илона Орёл. «Перевоплощение Монро в Бардо, французский проект»

  «Меня очень впечатлили его многочисленные образы, его талант морфинга и его почти ювелирные расцарапки, как он их сам называл. Мы решили, что он подготовит специальный проект для выставки в Париже, но чтобы раскрыть все грани творчества художника для нового зрителя, мы покажем еще что-то из уже сделанных ранее работ. Владу хотелось представить французской публике что-то, близкое им по духу, и после недолгих раздумий ему в голову пришла идея фотокомикса с Тинтином (культовым персонажем бельгийского комиксиста Эрже) и стареющей кинозвездой Брижит Бардо. <…> В роли Диндина (прототипом которого стал Тинтин) он пребывал 24 часа в сутки. Мы плавали на лодке, купались, обедали в ресторанах, и Владик использовал любую ситуацию и каждый интересный момент, которые подходили для создания его истории. Это был полный экспромт. Так, была задействована Ульяна Цейтлина, встретившаяся на пляже в Сен-Тропе «Никки Бич», и незнакомая дама со странной прической из «Клуба 55», и даже моя собака Джуси. Также в проекте приняли участие художники Пьер и Жиль, к которым мы заехали в гости, уже вернувшись в Париж. Параллельно с Диндином Владик пребывал в образе Брижит Бардо. Что интересно, Влад не только подражал внешне своим героям, но он также менял голос и манеры, полностью вживался в образ. Помню, как мы хохотали до слез, когда он явился к завтраку переодетым в Бардо! На вернисаже Влад купался во внимании и успехе, французская публика приняла его с любопытством и энтузиазмом. Всем было интересно творчество эдакой русской Синди Шерман, хотя мало кто знал, что Влад Мамышев создал свою Монро еще в конце 1980-х. Дополнительно к выставленным работам он сделал порнокомикс со своей Бардо и парнями из порнографических журналов и тайком его демонстрировал исключительно избранным персонам во время вернисажа. Но при всем своем внешнем буффонстве Монро был далеко не простым человеком. Проницательный и хитрый, невероятно интуитивный. Сам обладая массой пороков, он безошибочно угадывал их и в других и безжалостно выставлял на свет божий. Доставалось всем, и без исключений. Для него не существовало авторитетов, у него не было близких друзей. Когда я ему задавала вопрос: «Влад, кто твой самый лучший друг?» — ответ был: «Мой лучший друг — я сам! И сам же мой самый злостный враг!»
  Илона Орёл. «Перевоплощение Монро в Бардо, французский проект» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 224–226)

• Владислав Мамышев-Монро. От автора

  «Героиня, alter ego меня самое (художника-мужчины), проходит через самые страшные испытания. Как Геракл и Одиссей, так и моя героиня оказывается в жизненных и антижизненных ситуациях… На некоторых полотнах она будет сражаться с пространствами бесформенных пространств. Искусствоведы будущего будут ломать перья. Она — Мать всех богов, и Золушка, и Принцесса, и Злая фея, мама и дочка в одном лице. При этом это не Мэрилин Монро, а чисто русский образ: сказываются обилие мучного, углеводов, совершенно определенная манера одеваться и общий ежеминутный героизм типичной русской женщины, завораживающей своей мощью. Но это все для простачка: это не «Илиада» и не «Одиссея», а еще и художник. История, которая произошла с Дорианом Греем, ко мне не применима, я пишу не собственный портрет, а занимаюсь собственно искусством! Короче, моя героиня — это моя героиня; оставьте, пожалуйста, мое тяжелое вымя, которое присутствует на полотнах, мне самой!»
  Владислав Мамышев-Монро. От автора (из буклета выставки, архив Фонда Владислава Мамышева-Монро)

• Из интервью для Марии Кравцовой

  «— Может быть, намекнете, о чем будет выставка? Что будет изображено на полотнах?

  — Много лет назад питерские галеристы требовали от меня живописи. Я писал картины, и они сразу же исчезали в мировых музеях, но потом к этому не возвращался, занимался больше фотографией и видео. Сейчас вернулась мода на холст. Все только и говорят о возвращении картины, возвращении художника. И вот я решил, что самая гениальная живопись (ведь не было ничего такого до 23 марта) наконец-то появится.

  Возможно, сюжетом моих полотен станет чудовищная задействованность меня обществом потребления в своей кровавой машине. Я даже предлагал Лене (Елена Селина — директор XL Галереи. — Прим. ред.) назвать выставку «Признаки жизни». Это вовсе не пропаганда телепрограммы Артемия Троицкого, где я веду «Розовый блок».
  Интервью для Марии Кравцовой (gif.ru, 26 февраля 2004 года)

• Елена Селина. «Воспоминания»

  «Живопись выставки «Женщина как она есть» (2004) явила собой целый спектр приемов — от карандашных набросков до незаконченных и законченных полотен (опять решили, что это даже хорошо, что показываем весь процесс), и нужно ли объяснять, что каждый день он приходил и доделывал, доделывал, включая и день вернисажа? Почему? Потому что опять кто-то незапланированно вторгся в его жизнь и помешал… Что не помешало этой выставке быть невероятно — в своем несовершенстве — пронзительной… В сочетании с видео «Кафе «Элефант» выставка оказывала на зрителя просто убийственное воздействие».
  Елена Селина. «Воспоминания» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 271)

• Владислав Мамышев-Монро. «Светлый путь»

  Гостевая выставка XL Галереи, в которую были включены произведения из серий «Достоевский в Баден-Бадене» (впервые серия была показана в выставке NA KYPOPT! в 2004 году, и видео «Кафе «Элефант» из выставки в XL Галерее «Женщина как она есть», 2004 год

  «В Петербурге вся обстановка и традиция специфично расставленных магических сил города располагает к невымиранию ряда канонических сюжетов этакой повседневной «достоевщины». Я категорически против приписывания степени великого пророка Достоевскому. Это же бюрократия, сиксотство, чем он занимался. А уж если он считается писателем, то чем не писатель я?»
  Владислав Мамышев-Монро. «Светлый путь» (1994, машинопись, архив Музея современного искусства «Гараж». Фонд Владислава Мамышева-Монро, опубликовано в каталоге «Архив М», 2015. Стр. 44)

• Владислав Мамышев-Монро. «Очковтирательство, или Литературный героизм Тимура и Ко»

  «Даже монаршия власть не вынесла столь тяжелого испытания и, деградировав за какие-то два столетия, совершила суицидальное па-де-де в самой же собой развернутых роскошных декорациях. Кукушонковское вытеснение личности из телесной оболочки членов, в общем-то, крепкой московской династии коварными сущностями «литературных героев» началось в этой заколдованной зоне, когда Пётр Алексеевич Романов соблазнился поэтическим пейзажем северных болот и перенес сюда столицу. Вопреки здравому смыслу, но зато на потребу модного в ту пору литературного романтизма. Соблюдая законы жанра и цитируя его главного героя — Антихриста, Пётр восстал против своего народа и даже забил до смерти собственного сына. Наследники Петра I отчаянно сопротивлялись болотной среде, возводя тут потрясающее дворцовое великолепие, но подлинные аборигены — злые духи или «литературные герои» — проходили сквозь золочёные стены и плотным кольцом призраков окружали и преследовали бедных Романовых.
  Неискушенная в экзистенциализме Анна Иоанновна, например, невольно воплотила в жизнь неожиданный реванш самой Снежной королевы через, казалось бы, идиотские ритуалы навроде «Ледяного дома». Екатерина Великая, возбужденная радикальной перепиской с европейскими философами, принялась насаждать среди вельмож сексуальный культ непонятно откуда воскресшей Клеопатры и доморощенного «французского» интриганства. Парадные портреты, ставшего жертвой этих интриг, ее сына Павла, убедительнее, нежели живого человека, иллюстрируют гоффмановского Щелкунчика. Сын и участник убийства оного существа Александр I подхлестнул атаку новейших сюжетов олитературенного культа вуду, взрастив обезьяноподобное «солнце русской поэзии». Следующий «помазанник», Николай I, явно обожал свой извращенный дискурс с тем же Пушкиным, а исчерпав словарный запас, подослал последнему своего «Онегина» — Дантеса. Борьба литературных троллей и героически настроенных царей после этого благоволила к успеху последних и, казалось бы, подвигалась к развязке, когда автор «Бесов», Достоевский, получил работу воспитателя будущего последнего императора Николая II, подкручивая пружины его сознания на волну неизбежного самоуничтожения. Мстительная реинкарнация гаршинского подземного министра «чёрная курица», покинув бренное тело писателя Достоевского, явилась и последнему, несостоявшемуся престолонаследнику Алексею в лице псевдоцелителя и лжепророка Распутина, который уже только зарегистрировал трагедию, как свершившийся факт».
  Владислав Мамышев-Монро. «Очковтирательство, или Литературный героизм Тимура и Ко» (2002, рукопись, архив Музея современного искусства «Гараж». Фонд Владислава Мамышева-Монро. Стр. 2–4)

Произведения из коллекций Пьера Броше, Дмитрия Коваленко и Михаила Царева.

• Из интервью Сергею Хачатурову, «Время»

  «— Почему фильм называется «Новое пиратское телевидение»?

  — Можно сказать, что петербургские неоакадемисты стояли у истоков всего российского видеоарта. А по эстетике (дрожащая камера, реальное кино) это можно сопоставить с традицией «Догмы». Фильм «Экзотика классического», в котором я бегаю в образе ангела Дворцового моста, до сих пор остается единственным воплощением идеи неоакадемизма. Работа в кино мне понравилась. Ради нее я и пошел на REN TV и участвовал там в программах о светской жизни, примеряя на себя образы эстрадных звезд и беседуя с представителями российского бомонда. Помимо роликов REN TV, в показанный на «Арт-Стрелке» проект включен фильм «Прогулка по «Арт-Москве», сделанный с режиссером Викой Маркиной. Многие сделанные для телевидения сюжеты, увы, в программу не вошли. Считаю, что лучшая новелла видеопрограммы, за которую мне не стыдно, — «Встреча Штирлица с женой» (в обеих ролях — Мамышев-Монро)».
  Владислав Мамышев-Монро (из интервью Сергею Хачатурову, «Время», 4 августа 2005 года)

• Беседа в Сен-Тропе. Олви Матур — Владислав Мамышев. 29 июля 2004 года

  «О.М.: На Штирлица тоже указал перст судьбы? Ваш фильм «Семнадцать мгновений весны»…
  М.-М.: Да.
  О.М.: Да… Владик, «Семнадцать мгновений весны», где вы гениально сыграли две роли: Штирлица и его жены. Вот опять же: отец и мать — Гитлер и Монро…
  М.-М.: …муж и жена.
  О.М.: Это на сегодняшний день ваш последний проект?
  М.-М.: Да, это последний проект этого года, 2004-го.
  О.М.: Скажите о нем что-нибудь на четыре минуты, у нас ровно столько осталось.
  М.-М.: Мне нечего добавить к тому, что вы сейчас сказали. Просто здесь я уже увидел сам механизм, как я могу сам себя удовлетворять, то есть я могу быть действительно не просто добром и злом, но и мужем, и женой в одном лице. Являюсь ими. И я это подтвердил на такой… самой растиражированной в бессознательном всего нашего поколения картинке.
  О.М.: Да, самой известной. А кто снимал?
  М.-М.: Снимало REN TV, программа, где я опять сошелся с Артемом Троицким, который подсказал мне когда-то идею «Пиратского телевидения», и сейчас он, несмотря на огромное сопротивление на самом канале и вообще во всех этих интриганских телевизионных московских кругах, где я вообще враждебное, чужеродное звено, и вот несмотря на все возражения и препоны, Артем все-таки меня отстоял.
  О.М.: И это продолжение «Пиратского телевидения»…
  М.-М.: Продолжение, да».
  Беседа в Сен-Тропе. Олви Матур — Владислав Мамышев. 29 июля 2004 года (К 12 Кабинет Ш. Картины мира V. — СПб.: Скифия-принт, 2014. Стр. 211–212)

• Владислав Мамышев-Монро. «Итоги 1-й Московской биеннале: курьезный финал проекта «Старз», или Залп бактериологического оружия»

  «Оказывается, в «навозной куче» московских современных художников ползают и такие, особо жирные, прямо-таки переливающиеся «жуки», то есть «звезды», которых тем не менее западные кураторы, зачем-то нанятые (и задорого!) нашим Минкультом, к участию в злополучной биеннале не позвали! Сей печальный факт, как и лютая жажда официального подтверждения своей «звездности» (этого последнего из нереализованных детских комплексов), подвиг группу помешанных на коммерческой фазе своего творчества художников — Дубосарские, Кулик (зачинщик!) и группа АЕС+Ф — выступить с неожиданной для всех инициативой. Публично оклеветав в интернет-медиа «непрофессионализм» истинного профессионала Мизианы, как бы «в поддержку» кадровых решений и без того Великого человека Иосифа Бакштейна, напроситься через него таким оригинальным образом в хвост преувеличенно важного всеми культурного события. Это «Открытое письмо» не оставило Иосифу места для маневра и просто принудило его выделить сию инициативную группу в некий полуофициально-коммерческий блок биеннале, крышу для коего предоставил З. К. Церетели.
  «Звездность» этих художников, утвердившаяся, к сожалению, только в их собственных головах и, по сути, сведшая их с ума, явно нуждалась в поддержке «тяжелой артиллерии», то есть в вовлечении в одиозную группу «чистого и непорочного» человека, действительно обожаемого и превозносимого некоей «аудиторией» и уверенного в завтрашнем дне. Таким вот кривым путем я и оказался в соучастниках новоиспеченного, претенциозного проекта «Старз», выгодного, как казалось тогда, сразу многим в Москве…

  Тренировки сборной советских военнопленных в концлагере перед матчем с офицерами СС — вот, пожалуй, самое деликатное сравнение с начавшейся вскоре «подготовительной работой» внутри нашего коллектива. Через день массированного обстрела Куликом и другими «старзами» моих мозгов на диспуте «Почему мы звезды?» я уже подумывал о побеге из этой, как мне показалось, секты. Но моя родимая, материнская галерея XL в лице Лены Селиной (слава Богу, курировавшей выделенный для меня этаж) заранее попросила не пугаться неуместного, порою просто дикого пафоса моих «созвезд», который неизбежно вспыхивает в их практике «расчетов и сборки» любой мало-мальски «карьерной» выставки. Лена убедила меня остаться, ссылаясь на свой горький опыт. Дескать, после взрыва нервного перевозбуждения «парни» скоро сами себя измотают, и можно будет спокойно работать, главное — не вступать в спор на этой стадии. Но даже спустя две и три недели пламя нашего «пионерского костра» никак не угасало, что приводило снова и снова к мыслям о побеге. Приезжая на наши собрания в какие-то унылые места на затратные многочасовые съемки и пересъемки «группового фото» или на обсуждение вариантов нашего знамени (?), как бы снятого с флагштока дня Нептуна, меня охватывала жалость к самому себе. А что если выбранная тактика подыгрывания «старзам» была ошибкой и теперь мне точно не удастся избежать позора? Но внезапно приснившийся мне в те роковые дни Тимур, назидательно воздев к небу палец, напомнил про мою наиглавнейшую роль его бактериологического оружия, и я получил достаточно задора для эффектной, а может быть, даже жестокой развязки…

  Я уничтожил саму идею проекта «Старз» и высмеял его участников, сорвав при этом куш в виде очередного витка моей славы. Пресса, освещавшая биеннале, дружно «хоронила» всех участников по-идиотски амбициозной выставки, ориентируясь либо же ссылаясь на мои примеры «издевательств», которые были явно показаны в моей инсталляции, и превозносила меня настолько, что мне уже становилось неловко. Однако помимо сатиры над коллегами и остроумных, язвительных эскапад, или же благодаря им, то есть напитавшись энергией всепобеждающего смеха, божественная природа моего всепобеждающего искусства расцвела новыми пышными цветами, что вдохнуло в меня самого жизнь как бы заново. Достичь такого блестящего результата мне помогла вновь нахлынувшая старая моя любовь — Тимур Новиков, чьи анекдоты воспринимались порою как мантра, а дичайшие сексуальные выходки которого представляли собой больше сакрального и духовного, чем иные религиозные ритуалы».

  Владислав Мамышев-Монро. «Итоги 1-й Московской биеннале: курьезный финал проекта «Старз», или Залп бактериологического оружия» (буклет выставки STARZ в галерее «Д137», архив Фонда Владислава Мамышева-Монро)

• Айдан Салахова. «Мое второе «я»

  «У меня даже стойкое чувство, что он предвосхитил мое личное будущее, когда придумал сюжет с гаремом в проекте Алексея Бокова Dolce Revolution, в котором мы с ним оба участвовали, и когда однажды сделал хулиганскую расцарапку со мной в главной роли (она сейчас находится в коллекции Виктора Бондаренко). Даже не буду описывать, что он в ней изобразил, — это даже не 18+… (Серия фотографий Dolce Revolution создана в сотрудничестве с продюсером Алексеем Боковым. Владислав Мамышев-Монро выступил художником-постановщиком и одновременно сыграл дуэты с деятелями культуры, кино, телевидения и светскими персонами. Проект был показан в 2005 году в ресторане «Vаниль», Москва)».
  Айдан Салахова. «Мое второе «я» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 261)

• Ольга Слуцкер. «Магия перевоплощения»

  «Мне представилась возможность участвовать в проекте Dolce Revolution (2005), который продюсировал Алексей Боков, и я безмерно ему благодарна за то, что он меня позвал. Мы воссоздавали сцены из культовых фильмов — работа из этой серии сейчас висит у меня дома. Тогда мне, как коллекционеру, было очень интересно почувствовать себя впервые в такой же роли, как и Владик. Передо мной стояла та же задача — перевоплотиться. Моим персонажем была О-Рэн, героиня фильма Квентина Тарантино «Убить Билла». И возникла удивительная энергия, с Владиком было очень легко работать, тем более учитывая, что я не профессиональная актриса и никогда актерским талантом не отличалась. Но Владик сделал все так, что с его помощью эта магия все-таки произошла — магия перевоплощения, и работа получилась».
  Ольга Слуцкер. «Магия перевоплощения» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 280)

• Из интервью Ганне Цыбе для сайта Art Ukraine

  «В данный момент я работаю в технике царапания, к которой обращаюсь время от времени. И я знаю, что эти мои расцарапанные полотна имеют своих поклонников, за ними даже целая очередь, потому что я редко на них сподабливаюсь. А для меня это некая медитация. Делая эти механические движения, понимаешь, что ты не человек, а плоттер. Я себя чувствую божественным плоттером, который знает, где и как нужно чертить. Это очень крутое ощущение, исцеляющее опустошение. И тут в самое важное — место, где это делаешь. Аура, энергетика места. Здесь в Киеве она прекрасна. А например, в Питере сейчас такой треш, я там этим заниматься просто не смог бы.
  — Что это за техника — царапание?
  — Это моя техника. Я ее придумал в каком-то галлюцинозе, где-то в начале девяностых годов. Мне тогда весь мир показался состоящим из мельчайших ниточек, некой сетки. Я пытался эту сетку изобразить, но никакой краской не мог достичь нужного эффекта — не получалось такой тонкости линии. И потом я пришел к царапанию по фотоэмульсии и добился желаемого результата».
  Владислав Мамышев-Монро: «Я заслужил право заниматься искусством беспечным, абсолютно юмористическим» (из интервью Ганне Цыбе для сайта Art Ukraine, 9 октября 2012 года; http://artukraine.com.ua/a/vladislav-mamyshev-monro-ya-zasluzhil-pravo-zanimatsya-iskusstvom-bespechnym-absolyutno-yumoristicheskim/#.U_yZRPl_vuI)

• Елена Селина. «Воспоминания»

  «Надо сказать, что все его выставки, которые мы вместе сделали, возникали как-то спонтанно и делались очень быстро, несмотря ни на что… Несмотря ни на что — потому что за день до открытия обязательно что-то случалось — странное и разрушительное, — но интересно, что разрушительное с оттенком «зла, которое тем не менее делает нечто во благо», потому что все его выставки в итоге получались отлично и выглядели, как будто так и было задумано. Причем так происходило всегда, как бы задолго мы ни готовились к выставке.
  Например, выставка «В каждой зверушке Монро» (2006), хотя мы напечатали и обрамили исходные фотографии под расцарапку задолго до открытия, по каким-то трагическим обстоятельствам была не закончена (он долго и путано объяснял, по чьей из его друзей вине), и, оставшись на ночь в галерее, на каком-то нерве расцарапал все работы практически с нуля — размашистым скальпелем — живо и очень точно».
  Елена Селина. «Воспоминания» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 271)

• Валерий Кацуба. «В укрытой снегами «Диканьке»

  «Весной 2005 года Марк де Мони, тогда директор Фестиваля старинной музыки, пригласил меня на обед с предложением. И предложение было снять для фестиваля проект по мотивам «Прогулок короля» Александра Бенуа. То есть ввести современного актера/художника в барочные ансамбли загородных резиденций русских монархов, вдохновившись работами Бенуа.
  — Кто, ты думаешь, для такой истории наиболее подходит? — спросил Марк.
  Я же, как, собственно, и Марк, кроме как Владика Монро, никого другого в возможном проекте не видел. Однако было одно но. Подобную историю по мотивам «Прогулок короля» именно с Владиком сняла к тому времени Наталья Жерновская. Мы с Марком задумались.
  — Послушай, Марк, — сказал я спустя время другу и директору. — Я так полагаю, что Петр Первый, построивший Петергоф, вдохновившись Версалем, наверняка, любуясь своим творением, думал, что мог бы сказать о Петергофе Король-Солнце, и, возможно, даже представлял его своим гостем в Петергофе, блуждающим по аллеям парка. Вот, скажем, стоит в парке Петр, а ему навстречу по Большому каскаду спускается Людовик XIV, а где-то рядом, например, у Марли, читает в закатном солнце Вольтера Екатерина Великая…
  Владик предложение наше принял тотчас же, назвал историю «галлюцинозом» и просил еще добавить в список уважаемых особ Елизавету I Английскую — Добрую королеву Бесс. А худрук фестиваля Андрей Решетин просил со своей стороны о Фридрихе Великом.
  Стилистом на проект мы пригласили любимого всеми Юрия Виноградова и вместе с Юрой и Владиком, согласуясь с архивными материалами, отобрали на «Ленфильме» костюмы для истории. Грим же делал сам Владик, поскольку такого чутья, как у Владика, что сделать со своим или чужим лицом, чтобы перевоплотиться в тот или иной образ, я ни у кого еще не встречал. Причем перевоплотиться мгновенно, за полчаса или час. Так делать мог только Владик. У него был дар нарисовать на своем лице углем, сажей — тем, что было под рукой, — линии носа, губ, тени на подбородке так (выглядело это, следует заметить, вблизи не для слабонервных), что через какое-то время перед нами стоял на съемке уже не Владик, а, скажем, Фридрих Великий с оленем Пашей».
  Валерий Кацуба. «В укрытой снегами «Диканьке» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 124–126)

• Авторский текст из буклета к выставке, XL Галерея

  «Вот сел. Сижу, шевелю мозгами — силюсь придумать, что же можно о моей предстоящей выставке написать? И тягостно понимаю, что ровным счетом ничего. И не могу, и не хочу! Все возможное и даже невозможное жутко коротко сказано уже самим названием «РОССИЯ… КОТОРУЮ МЫ ПОТЕРЯЛИ!!!».
  Вот так вопиюще исчерпывающе и запредельно конечно, как Озарение, зазвучала вдруг эта сакраментальная фраза в соединении с моим визуальным рядом. По форме это будет, разумеется, инсталляция. И перформанс. Скажу лишь, что только на этой выставке вы впервые увидите и прочувствуете подлинный масштаб той чудовищной трагедии, которая постигла нашу многострадальную Родину в 1917 году!»
  Авторский текст из буклета к выставке, XL Галерея (2007, архив Фонда Владислава Мамышева-Монро)

• Владислав Мамышев-Монро. Красота в изгнании

  «— Ты резко негативно оцениваешь то, что сейчас происходит в стране?
  — Нет, честно говоря, я не считаю себя каким-то борцом… Но не случайно моя последняя выставка в галерее XL называлась «Россия, которую мы потеряли». Это было стебалово над всеми этими новоиспеченными дворянскими собраниями, над альбомами, которые выпускает историк моды Александр Васильев, над Никитой Михалковым с его «Сибирским цирюльником». С одной стороны, это было стебалово над этой высосанной из пальца ностальгией, но по большому счету я в 2007 году понял, что мы потеряли Россию, ее нет. Все, что происходит, возможно, останется как смена эпох, не исключаю, но в целом это жесточайшее разочарование».
  Владислав Мамышев-Монро. Красота в изгнании. Интервью для сайта fraufluger.ru (http://www.fraufluger.ru/persons/vladislav_mamyishev-monro_krasota_v_izgnanii.htm; 3 ноября 2011 года)

• Из интервью Наталье Костровой для сайта «Афиша-город» «Это не блядь, это я»

  «— Потом ты сделал выставку «Россия, которую мы потеряли» и вообще уехал из страны.
  — Да, в 2007 году я понял, что больше ничего меня не связывает с Россией. Профессор Преображенский никогда бы не согласился жить в стране, где председателем народных комиссаров работает Шариков! Я сначала активно ненавидел эту личность, а потом расслабился. Просто понял, что он — частичка общества, воспитанного Пугачевой и Кобзоном».
  Владислав Мамышев-Монро. Из интервью Наталье Костровой для сайта «Афиша-город» «Это не блядь, это я». 11 марта 2013 года (https://daily.afisha.ru/archive/gorod/archive/monroe-polonius/)

• Елена Селина. «Воспоминания»

  «Выставка «Россия, которую мы потеряли» (2007) сразу как-то не задалась, и пришлось накануне срочно записывать видео, которое Владик, последовательно гримируясь, делал, меняя образы, при включенной камере… Решили на это видео наложить записи Вертинского, но некоторые в замедленном, а некоторые в ускоренном темпе, и Сережа Хрипун, который монтировал видео и звук, с изумлением сказал: «Как странно, все смонтировалось быстро, и что интересно, Владик как будто чувствовал, где у Вертинского в песне акцент, потому что попадание в контекст слов и музыки был и органичным, и просто поразительным по точности!» Надо ли говорить, что пока Владик снимался, мы все даже и не думали о Вертинском? И голос Вертинского — точнее, решение о его наложении на уже готовое видео — тоже возникло спонтанно? На этой выставке планировался концерт, и весь день перед открытием Владик менял образы, чтобы остановиться на самом чудовищном — Борисе Рубашкине, который узнавался с трудом… Он пел на открытии русские песни, не попадая в слова и музыку, но это было просто магически… Когда все закончилось, он сказал: «А знаешь, как трудно было так петь, чтобы создать такое ощущение тотального провала?» Ну что я могла ответить? «Да, это был самый блистательный провал, который я видела в своей жизни… Провал, очень похожий на успех…»
  Елена Селина. «Воспоминания» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 272–273)

• Антон Левахин. «Явление Царя народу»

  «История царского образа Владислава Мамышева начиналась в 2010 году с невинного приглашения на Бал маркизы Луизы Казати, который готовился в одном из московских особняков. Владик размышлял, какой образ явить народу и миру, прибыть на бал или же посвятить себя новым «расцарапкам». Гостям было велено явиться в декадентских образах Серебряного века, подчеркивая разгул ночной страсти прекрасной эпохи маркизы. <…> «Владик, это, конечно, имеет смысл, если все сделать иначе, против ожиданий… Поедем на «Мосфильм» и посмотрим, что есть интересного!» — воскликнул я. Добрая подруга Ольга устроила протекцию, и нас ожидало восьмое чудо света — богатые костюмерные студии «Мосфильм». Промчавшись несколько сотен метров по этим закромам, мы поняли, что притягивает наш интерес — древнерусский костюм, напоминавший об образе Царя на картинах Репина и Васнецова. Мы примеряли и примеряли, смотрели и выбирали. И вот выбор был сделан: на бал явятся Царь Всея Руси и его гость, Принц-посланник из Венеции. Царский костюм оказался музейной ценностью сам по себе — наследие Сергея Эйзенштейна из кинофильма «Иван Грозный». Дело оставалось за малым: позволят ли нам хранители «Мосфильма» взять эти самые ценные экспонаты. Шансов устоять перед нашим обаянием у них оставалось все меньше. Бастионы пали. Предоставив необходимые гарантии, уже на следующий день я забирал огромные чемоданы, полные богатых облачений. Царь… Где же ваша борода?! Парик, служивший когда-то Королю-Солнцу, был перекрашен и превратился в густую седую бороду. Владик использовал свое лицо, словно холст, мастерски нанося штрихи грима. И вот уже «Грозные» брови сгущали знакомый образ великого Царя. Парчовая шуба укрывала его плечи и защищала от надвигающейся метели. <…>
  Словно одержимые полумраком и огнем свечей, мы создавали картины. «Рембрандтовская палитра…» — восторженно шептал Царь и продолжал позировать. Каждая фотография завораживала и пугала, смешила и очаровывала. Владик ваял образ в творческом ликовании. Приближался четвертый час утра. Мы покидали праздник. Уже дома, когда Владик разоблачился и снял шапку Мономаха, я сказал: «Посмотрите в окно. Первый снег! Мы просто обязаны воспользоваться этой декорацией». Владик, тогда уже живший в основном на Бали и отвыкший от московского холода, был взволнован. Практически силой я вытолкал его из дома. По пути я фотографировал его — Царя. Короткой тропинкой по свежему снегу мы пришли на улицу Варварка к палатам бояр Романовых, и вдруг я снова увидел этот особенный свет. В тишине ночи Владик устало примкнул к стене. «Батюшка-царь, Романовы заговор готовят, послушай…» — тихо произнес я. Состоялось мгновенное перевоплощение. Кадр за кадром фотоаппарат запоминал муки и сомнения то грозного, то печального Царя… Мы плавно перемещались от Варварки к собору Василия Блаженного и Лобному месту, от Красной площади к Биржевой и далее по Ильинке. Мы были увлечены. Время от времени к нам подходили растерянные прохожие, словно призраки, возникавшие из снежного сумрака. «Помилуй, царь-батюшка», — встав на колени, смиренно произнесла одна из прохожих. «Ты почто сына убил, батюшка?..» — угрюмо спрашивал другой. Мимо проехала милицейская машина, оттуда внимательно оглядели монарха, но ничего не сказали, на всякий случай. Это казалось чем-то сверхъестественным, но Царь щедро благословлял свой народ и шел дальше».
  Антон Левахин. «Явление Царя народу» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 166–169)

• Олег Уразметов. «Владушка-Душка»

  «…он рассказал мне о проекте «Иван Грозный» (совместно с Антоном Левахиным) — они взяли на «Мосфильме» костюм, шапку, шубу для образа и устремились по улицам Москвы. Снег идет, погода хорошая. Там есть кадр, где Владик на Лобном месте. О нем Владик рассказывает в последнем интервью, которое получилось накануне его отъезда на Бали. Я иногда его записывал на видео, а здесь мало того, что записал, да еще сделал импровизированную фотосессию на память. Идут они по Москве с фотографом — он в образе Грозного, а люди, которые движутся навстречу, замирают от удивления. Вот что Владик говорит об этом на видео: «Они просто падали на колени, так реагируют. Я думаю, как прикольно! Ну идем дальше, там другие: «Царь! Царь!» С нескрываемым, знаешь, таким раболепским восторгом. Но когда мы уже пришли на Красную площадь и начали там ползать по Лобному месту враскоряку, и так и сяк, ну, естественно, пришли менты, которые там караулят, охраняют. Знаешь, такие высокие, наглые, оборотни в погонах так называемые. Зажравшиеся хари, которых вообще ничего не могло прошибить. Они такие: «Ну че? Проедем в отделение?» Знаешь, издалека начинают. «Быстро в машину!» С автоматами Калашникова такие. Я разворачиваюсь, в гриме, с бородой там, все дела. И так просто смотрю на них. И эти, знаешь, вроде бы, казалось, бесчеловечные уроды, или как их назвать, чмошники, вдруг превращаются в живых людей! Непосредственных. Их лица просияли, как и все предыдущие встреченные на пути. Просто рухаются на колени, бьются о мостовую и орут: «Не вели казнить, вели миловать, батюшка государь!» Начинают ржать, садятся в свою ментовскую машину и уезжают. Волшебная история».
  Олег Уразметов. «Владушка-Душка» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 324–325)

• Революция гламура…FROM BALI WITH LOVE

  Главный сюжет.

  <…>

  Результатом визита в Московию стал этот выпуск журнала «Арт-хроника», № 10, декабрь 2011 — январь-февраль 2012, со спецпроектом «Помятай про газ!»

  ВНУТРИ ЭТОГО ВЫПУСКА «АРТХРОНИКИ» ПРИЛАГАЛСЯ СЛОЖЕННЫЙ ВЧЕТВЕРО НАИБОЛЕЕ УДАЧНЫЙ ИЗ МОИХ ПОРТРЕТОВ В ОБРАЗЕ ПУТИНА, СДЕЛАННЫЙ ДЛЯ ЭТОГО ПРОЕКТА, КОТОРЫЙ БЫСТРО РАЗОШЕЛСЯ БОЛЬШИМ ТИРАЖОМ И СОВСЕМ СКОРО УЖЕ БЫЛ ИСПОЛЬЗОВАН МИТИНГУЮЩИМИ НА МАРШЕ ОППОЗИЦИИ ОТ ЧИСТЫХ ПРУДОВ НА ЛУБЯНКУ И ЧУТЬ ПОЗДНЕЕ НА ПРОСПЕКТЕ САХАРОВА.
  ТАК СКРОМНЫЕ БАЛИЙСКИЕ ХУДОЖНИКИ ОКАЗЫВАЮТ СВОЕ ВЛИЯНИЕ НА СМЕНУ ПОЛИТИЧЕСКИХ РЕЖИМОВ В ЭТОМ ЗАСНЕЖЕННОМ КРАЕ ЗЕМЛИ!

  СЛЕВА С МОИМ ПОРТРЕТОМ НА МИТИНГЕ ОППОЗИЦИИ ВЫСТУПАЕТ АРТЕМИЙ ТРОИЦКИЙ…
  Портрет Монро в образе президента 12-летней выдержки популярен и на революционных митингах, и в светских салонах Москвы.
  Театральный вечер в ресторане «Революция» 05/12/2011.
  Объединенный митинг против фальсификаций на выборах в Государственную думу под лозунгом «Эти выборы — фарс! Вернем себе выбор! Вернем власть народу!» на Чистопрудном бульваре, 05/12/2011.

  В ОБЩЕМ, ПРОЕКТ ЭТОТ ДЛЯ ЖУРНАЛА «АРТХРОНИКА» ИМЕЛ ПОЛИТИЧЕСКИЙ СМЫСЛ — САГИТИРОВАТЬ АУДИТОРИЮ ГЛЯНЦА НА ПРОТЕСТНЫЕ ДЕЙСТВИЯ ПРОТИВ ПЕРЕГИБОВ В ПОЛИТИКЕ ДЕЙСТВУЮЩЕГО РЕЖИМА, ЧТО И СЛУЧИЛОСЬ, КАК МЫ ТЕПЕРЬ ЗНАЕМ, ВПОСЛЕДСТВИИ.

  ТИПА ОНА НАПИСАЛА СВОИМ СЛАВЯНСКИМ БРАТЬЯМ МЕДВЕДЕВУ И ПУТИНУ ПИСЬМО С МОЛЬБОЙ О ПОМОЩИ…
  «Не купуй росийськix товарiв!

  Да, писала я прежде такие жестокие строки, водился грех. А где он не водится, скажите, родные вы мои братья по славянской линии? Вспомню — вздрогну!
  Но ведь пришли же ш потом же ш другие времена, и поняла же ш я, как жестко заблудилась в трех соснах такого ясного нашего добрососедства. И ведь вывернула тогда наизнанку не просто пресловутый «контракт», а всю душу свою перед вами, ибо не изнанка это оказалась, а самоё лицо!
  И что же теперь?
  За честну ж дружбу меж наших народов страдаю одна я. В темницу сыру заперта и томлюсь. Себя мне не жаль. Лишь цвела б ты, моя Украина! Да еще пожелала б — што б пышней зацвела б и великая Русь!
  Кончаю. SOS! И жду вестей. Скажу прямее — помогите!
  И сделать все, что захотите, смогу сойдя из запертей!
  Ваша Юля».
  И ПОСОВЕЩАВШИСЬ, МЕДВЕДЕВ И ПУТИН РЕШИЛИ ЕЙ ПОМОЧЬ…
  «Медведев. И что сестре-славянке будем отвечать?
  Путин. Не отвечать, а выручать.
  Наш долг и наш девиз!

  ТО ЕСТЬ ЗАПИХАТЬ В КАРАВАЙ НАПИЛЬНИК, КОТОРЫМ БЫ ЮЛЯ СПИЛИЛА РЕШЕТКУ НА ОКНЕ СВОЕЙ КАМЕРЫ. О ЧЕМ, СОБСТВЕННО, ЮЛЯ-ТО И МОЛИЛАСЬ В ТОЙ САМОЙ КАМЕРЕ СУТКИ НАПРОЛЕТ…

  Медведев. Пошлем диппочтой в зону каравай, как будто б есть она нас попросила!
  Путин. Ага, и что-то нужное туда ей запихнем под низ!

  Юля (в это время). Молю судьбу разверзть решетки душных стен, в каки загнал меня верховнийший насильник!
  Пошли же ш мне от близких душ вестей!
  Пошли ж мне чудо!

  ПОЛУЧИВ НАПИЛЬНИК И ОСВОБОДИВШИСЬ, ЮЛИЯ ВЛАДИМИРОВНА НА ОООЧЕНЬ ВЫСОКИХ КАБЛУКАХ ПОБЕЖАЛА НАВСТРЕЧУ ВСЕМУ ДОБРОМУ И СВЕТЛОМУ, НАПРИМЕР, В РАДУ, ЧТОБЫ ЗАСУНУТЬ ЭТОТ НАПИЛЬНИК В ЖОПУ ЯНУКОВИЧУ…

  Юля. Вот оно — напильник!
  Оковы спилены, свобода ждет у входа!
  Пойду ж скорей судьбу благодарить!
  А тем же ш, кто мечтал поссорить меж собою два народа, теперь не грех иным путем напильник будет сей вручить!

  <…> С УТРА ЖЕ СЛЕДУЮЩЕГО ДНЯ НАЧАЛИСЬ ИЗНУРИТЕЛЬНЫЕ ТРУДОВЫЕ БУДНИ БАЛИЙЧАНИНА НА ПРОМЕРЗШЕЙ ЗЕМЛЕ МОСКОВИИ.
  НАЧАЛИСЬ СЪЕМКИ ДЛЯ КАВЕРСТОРИ НОВОГО НОМЕРА ЖУРНАЛА «АРТХРОНИКА» В СОДРУЖЕСТВЕ С ГАЛЕРЕЕЙ МАРИНЫ ПЕЧЕРСКОЙ.
  ПЕРВЫЙ ГЕРОЙ НАШИХ СЪЕМОК, ТО ЕСТЬ ЛИЦО ДЛЯ ОБЛОЖКИ ЖУРНАЛА — ЭТО ОБРАЗ НЕВИННО СИДЯЩЕЙ В УКРАИНСКОЙ ТЮРЬМЕ ЮЛИА ВОЛОДИМИРОВНЫ ТИМОШЕНКО… СПЕРВА МЫ ПОДУМАЛИ ИЗОБРАЗИТЬ ЕЕ ЭДАКОЙ МИЛЕДИ, РАЗОБЛАЧЕННОЙ И ОКРУЖЕННОЙ ПЕРЕВОЗБУЖДЕННЫМИ МУШКЕТЕРАМИ…
  НО ВСКОРЕ ПЕРЕКЛЮЧИЛИСЬ НА БОЛЕЕ НЕЙТРАЛЬНУЮ ИСТОРИЮ С ТРЕНИНГОМ ПО ЖЕСТИКУЛЯЦИИ, ПОДОБНО ЗНАМЕНИТЫМ ФОТОПРОБАМ ГИТЛЕРА КАК ОРАТОРА, КОТОРЫЕ ОН СДЕЛАЛ ВСКОРЕ ПОСЛЕ ВЫХОДА ИЗ ТЮРЬМЫ В ВЕЙМАРСКОЙ РЕСПУБЛИКЕ. ДАЛЕЕ ЖДАЛИ НЕ МЕНЕЕ, А БОЛЕЕ НАПРЯЖЕННЫЕ СЪЕМОЧНЫЕ ДНИ…
  НАДО СКАЗАТЬ, ЧТО ПУТИНЫМ БЫТЬ БЫЛО СТРАШНО.
  МЫ СНИМАЛИ В РЕСТОРАНЕ «МЯСНОЙ КЛУБ» НА КУЗНЕЦКОМ МОСТУ, А ВЕДЬ ТАМ ОБЕДАЛИ ЛЮДИ.
  И КАКИЕ! КОТОРЫЕ ПО ДОЛГУ СЛУЖБЫ НЕ РАЗ ОБЩАЛИСЬ С МОИМ ПРОТОТИПОМ. ОБСТАНОВКА ПОРОЮ СКЛАДЫВАЛАСЬ НЕРВОЗНАЯ.
  НО НЕ БЕЗ КАТАРСИЧЕСКОЙ РАЗРЯДКИ, НА ПОЛНОМ ХОДУ ВЛЕТЕЛ В РЕСТОРАН И ВОРВАЛСЯ НА СЪЕМОЧНУЮ ПЛОЩАДКУ НАШ БЕЗУМНЫЙ КОЛЛЕКЦИОНЕР ИКОН И АВАНГАРДА ВИКТОР БОНДАРЕНКО!
  ДАЖЕ НЕ ПРЕДСТАВЛЯЕТЕ, НАСКОЛЬКО СИМПТОМАТИЧНЫМ БЫЛО ЕГО ПОЯВЛЕНИЕ, ЗА НИМ ЖЕ ПРЕЖДЕ ПУТИН С КАСЬЯНОВЫМ ПОРТФЕЛЬЧИКИ НОСИЛИ, КОГДА ОН СТРОИТЕЛЬСТВОМ ПО РЕКОНСТРУКЦИИ КРЕМЛЯ РУКОВОДИЛ.
  А ПОЕХАТЬ В БОЛЕЕ ПОДХОДЯЩЕЕ И ПО ИНТЕРЬЕРУ, И ПО КОМФОРТУ МЕСТО, НАПРИМЕР, К ТОМУ ЖЕ ЛЁШЕ ВЕРХОТУРОВУ В СКОЛКОВО, БЫЛО НЕЛЬЗЯ ИЗ-ЗА МНОГОМИЛЛИОННЫХ БРИЛЬЯНТОВ И ЧАСОВ, КОТОРЫЕ МОИ ГЕРОИ МЕНЯЛИ ДЛЯ КАЖДОГО НОВОГО КАДРА, ПРЕДОСТАВЛЕННЫХ «МЕРКУРИ» ДЛЯ СЪЕМОК.
  С НАМИ ВСЕ ВРЕМЯ ТУСОВАЛСЯ КАРАУЛ ЭТИХ БРИЛЬЯНТОВ, КОТОРЫЙ ПРИЕХАЛ НА БРОНЕВИКЕ И У КОТОРОГО БЫЛ ЖЕСТКИЙ ПРИКАЗ ОТ НАЧАЛЬСТВА НЕ ПОКИДАТЬ ПРЕДЕЛОВ САДОВОГО КОЛЬЦА… СХОДСТВО БЫЛО ЧУДОВИЩНОЕ.
  В ЭТОМ ПОСТАРАЛСЯ, КОНЕЧНО, И Я, И ВЕСЬ СЪЕМОЧНЫЙ КОЛЛЕКТИВ, И ОСОБЕННО ГРИМЕР ЛЕРА, НАСТОЯЩИЙ КИНОШНЫЙ ПРОФЕССИОНАЛ.
  В ИТОГЕ Я, ЗАКАЛЕННЫЙ, КАЗАЛОСЬ БЫ, В БОЯХ БОЕЦ, ШАРАХАЛСЯ ОТ ЗЕРКАЛА, КОГДА, НАПРИМЕР, ХОДИЛ ТАМ В ТУАЛЕТ. МЫ ГОВОРИМ «МЯСНОЙ КЛУБ» — ПОДРАЗУМЕВАЕМ КРЕМЛЬ!
  СНЯТЫЕ НА ТЕЛЕФОНЫ ПОРТРЕТЫ ПОЛУЧИЛИСЬ ОСОБЕННО ДОСТОВЕРНЫМИ. <…> ГРИМЕРЫ И СТИЛИСТЫ ПЫТАЮТСЯ ЗА СЕМЬ МИНУТ СДЕЛАТЬ ИЗ ПУТИНА МЕДВЕДЕВА. КОНЕЧНО ЖЕ, ЭТО НЕВОЗМОЖНО.
  «МЯСНОЙ КЛУБ» УЖЕ ЗАБИВАЛСЯ КЛИЕНТАМИ ПОД ЗАВЯЗОЧКУ К ЛАНЧУ, И НАМ ПРЕДСТОЯЛО СВЕРНУТЬ СВОИ СЪЕМОЧНЫЕ ИНИЦИАТИВЫ В ТЕЧЕНИЕ СЛЕДУЮЩИХ ПЯТНАДЦАТИ МИНУТ.
  ТО ЕСТЬ ЗА ЧЕТВЕРТЬ ЧАСА ПРЕДСТОЯЛО И ПЕРЕГРИМИРОВАТЬСЯ, И ПЕРЕОДЕТЬСЯ, И ПОЛНОСТЬЮ ОТСНЯТЬСЯ…
  А ПАРИК, НАПРИМЕР, ОКАЗАЛСЯ НЕ ВПОЛНЕ ТОТ, И СТРИЧЬ ЕГО ИЛИ МЕНЯТЬ УЖЕ НЕ ВЫХОДИЛО ПО ВРЕМЕНИ.
  ПОЭТОМУ МЕДВЕДЕВ У МЕНЯ НЕ ПОЛУЧИЛСЯ. ТОЧНЕЕ, ПОЛУЧИЛСЯ НЕ МЕДВЕДЕВ, А КАКОЙ-ТО ГИБРИД МЕЖДУ БЕРЛУСКОНИ И КОБЗОНОМ.
  И В ПРИНЦИПЕ ЭТО НОРМАЛЬНО, ПОСКОЛЬКУ ТАКАЯ МЕЛКАЯ, СЛАБАЯ И ТЩЕДУШНАЯ ЛИЧНОСТЬ, КАК ЭТОТ НЕСЧАСТНЫЙ КЛОУН МЕДВЕДЕВ, РАЗУМЕЕТСЯ, НЕДОСТОИН ТОЧНОГО ВОПЛОЩЕНИЯ И УВЕКОВЕЧИВАНИЯ, ПО СУТИ, ТАКИМ МОЩНЫМ ГЕНИЕМ ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЯ, КАКИМ БЕЗ ЛОЖНОЙ СКРОМНОСТИ ЯВЛЯЕТСЯ ВАШ ПОКОРНЕЙШИЙ ИЗ БАЛИЙСКИХ СЛУГ…

  В ОБЩЕМ, ПРОЕКТ ЭТОТ ДЛЯ ЖУРНАЛА «АРТХРОНИКА» ИМЕЛ ПОЛИТИЧЕСКИЙ СМЫСЛ — САГИТИРОВАТЬ АУДИТОРИЮ ГЛЯНЦА НА ПРОТЕСТНЫЕ ДЕЙСТВИЯ ПРОТИВ ПЕРЕГИБОВ В ПОЛИТИКЕ ДЕЙСТВУЮЩЕГО РЕЖИМА, ЧТО И СЛУЧИЛОСЬ, КАК МЫ ТЕПЕРЬ ЗНАЕМ, ВПОСЛЕДСТВИИ.
  ГОЛОСУЙТЕ ЗА ЕДИНУЮ РОССИЮ! БУДЕТЕ, КАК МЕДВЕДЕВ, БОСЫЕ!!! <…>
  НА СТРОЙКЕ, РАСПОЛОЖЕННОЙ НА ВТОРОМ ЭТАЖЕ НАД ГАЛЕРЕЕЙ МАРИНЫ ПЕЧЕРСКОЙ, МЫ СНИМАЛИ «ТЮРЕМНЫЕ» СЦЕНЫ ЗАТОЧЕНИЯ НАШЕЙ ГЛАМУРНОЙ УЗНИЦЫ.
  ХОДИТЬ НА СТОЛЬ ВЫСОКИХ КАБЛУКАХ ПО КРИВОМУ БЕТОНУ БЫЛО БЫ ПРОСТО НЕВОЗМОЖНО БЕЗ ПОМОЩИ ОТВАЖНЫХ СТИЛИСТОВ И АССИСТЕНТОВ, НО Я ВСТАВАЛ И ШЕЛ, ПАДАЛ И СНОВА ВСТАВАЛ И СНОВА ШЕЛ К ЛУЧУ СВЕТА ИЗ СПЕЦИАЛЬНОГО СВЕТИЛЬНИКА, ПОДОБНО ЛИШЕННОМУ МОЗГА НАСЕКОМОМУ, ВСЕГДА УСТРЕМЛЯЮЩЕМУСЯ СГОРЕТЬ НА РАСКАЛЕННЫХ ФОНАРЯХ.

  Я ВАМ ПИШУ…
  КОНЧАЮ… СТРАШНО ПЕРЕЧЕСТЬ!
  СТЫДОМ И СТРАХОМ ЗАМИРАЮ…
  НО МНЕ ПОРУКОЙ ВАША ЧЕСТЬ!!!
  И СМЕЛО ЕЙ СЕБЯ ВРУЧАЮ!
  ЮЛИЮ ВЛАДИМИРОВНУ ТИМОШЕНКО РАЗРЕШИЛИ НАВЕСТИТЬ ДОЧЬ.
  ДОЧЬ ПРИНЕСЛА НОВЫЙ КОМПЛЕКТ ЛУИ ВИТТОНА ДЛЯ СЛЕДУЮЩЕГО СУДЕБНОГО ЗАСЕДАНИЯ И ИКОНУ. <…>
  УБЕГАЯ С ПОКАЗА, Я ШОКИРОВАЛ НЕКОТОРЫХ ИЗ СВЕТСКИХ ЛЬВИЦ, ТИГРИЦ И ОСЛИЦ СВОИМИ ФОТКАМИ В ВИДЕ ПУТИНА, КОТОРЫЕ БЫЛИ У МЕНЯ ВНУТРИ МОЕЙ МЫЛЬНИЦЫ.
  БОЛЬШЕ ВСЕХ ОБАЛДЕЛИ БОЖЕНА РЫНСКА И КСЕНИЯ СОБЧАК.
  НУ, СОБСТВЕННО, ИМЕННО ОНИ ПОТОМ И НЕ УХОДИЛИ УЖЕ С ОППОЗИЦИОННЫХ МИТИНГОВ.
  ВОТ ТАК ВОТ УДАЧНО ЗАРАЗИЛ Я ИХ ЭТОЙ ОРАНЖЕВОЙ ЗАРАЗОЙ!..
  <…> ТЕМ ВРЕМЕНЕМ, КОГДА Я УЖЕ УДАЧНО СВАЛИЛ ИЗ МОСКОВИИ К СЕБЕ НА РОДИНУ, ТО ЕСТЬ НА БАЛИ, В МОСКОВИИ ВЫШЕЛ-ТАКИ В СВЕТ ДЕКАБРЬСКИЙ НОМЕР ЖУРНАЛА «АРТХРОНИКА» С МОЕЙ ТИМОШЕНКО НА ОБЛОЖКЕ, КАК БЫ ЗАСТЫВШЕЙ ОТ ВОСТОРГА ПРИ ОГЛАШЕНИИ ТОП-50 САМЫХ ВЛИЯТЕЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ В РОССИЙСКОМ ИСКУССТВЕ.
  ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ ТАК МОЖНО ПОДУМАТЬ, ГЛЯДЯ НА ДИЗАЙН ОБЛОЖКИ.
  А НА САМОМ ДЕЛЕ ЭТО ОНА У МЕНЯ РАДУЕТСЯ ВЫХОДУ НА СВОБОДУ. ТАК ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ БЫЛО В СЦЕНАРИИ НАШЕЙ ИСТОРИИ ВНУТРИ АРТХРОНИКИ».
  Революция гламура…FROM BALI WITH LOVE (http://m-introduction.livejournal.com/45216.html; оригинал состоит из нескольких постов на Facebook Владислава Мамышева-Монро https://www.facebook.com/vladislav.mamyshev/media_set?set=a.1688687594819.49864.1766607519&type=3)

• Владислав Мамышев-Монро. Из интервью Наталье Костровой для сайта «Афиша-город» «Это не блядь, это я»

  «Н.К.: Я прошу прощения, но ты на Путина немножко похож.
  В.М.-М.: Ты тоже, дорогая моя, очень похожа на Путина!
  Н.К.: Но ты переодевался в Путина! Расскажи, кстати, как ты работаешь? Про саму механику. Тебе кто-то помогает?
  В.М.-М.: Я все делаю сам. И только в очень редких случаях — как, например, это было, когда журнал «Артхроника» просил меня сделать Путина, Тимошенко и Медведева, — мне помогали профессиональные визажисты. На моем лице умещается лицо кого бы то ни было в диапазоне между Монро и Гитлером, это максимальный разброс, возможный в XX веке. Если ты делаешь точный рисунок, не допускаешь никаких отклонений от оригинала, то в какой-то момент происходит странная химия какая-то. Это длится буквально несколько секунд — и только в этот момент надо фотографировать, — в тебя будто вселяется чужая душа. Например, когда я впервые переоделся в Путина, у меня было ощущение, будто я стал каким-то колоссальным тотемным опарышем, который сейчас лопнет от съеденного говна. При этом я не злодей, а санитар леса и должен как можно скорее сожрать нашу страну — умершую, великую Российскую империю, Советский Союз, чтобы поскорей началась новая жизнь.
  Н.К.: Думаешь, все-таки сожрет он нас?
  В.М.-М.: Да, и совсем скоро. Знаешь, на Бали, где я очень долго жил, очень много разных паразитов. Какие-то древесные жучки, термиты. И вот стоит в доме роскошный тиковый шкаф в стиле голландских мастеров. Ты им пользуешься каждый день, в нем у тебя висит одежда, но в какой-то момент ты дотрагиваешься — а он рассыпался. Его просто сожрали. Так и с нашей страной будет».
  Владислав Мамышев-Монро. Из интервью Наталье Костровой для сайта «Афиша-город» «Это не блядь, это я». 11 марта 2013 года (https://daily.afisha.ru/archive/gorod/archive/monroe-polonius/)

• Ирина Кулик. Проект «Современники»

  «— Каковы ваши политические убеждения?
  — Политические убеждения у меня, разумеется, резко либеральные. Я убежал из дома моей родительницы, партийной работницы, еще в сладчайшие брежневские времена, когда была тишь и гладь и благодать, все радостно любили друг друга, ничего не делали и забивали козла в огородах, противостояния тоталитаризму не наблюдалось, тем не менее я убежал из дома, потому что я хотел свободы. И вот когда я убежал к художникам, и стал жить по сквотам, и ощутил эту свободу, и стал самовыражаться как хотел, и когда началась эта перестройка и мы все ждали, что что-то изменится, и вдруг на нас сваливается еще больший, еще более тупой совок, на более низком уровне — тебя уже не генералы давят, а прапорщики, вообразившие себя генералами… Разумеется, я — яростный противник ныне существующего политического строя и поэтому, собственно, и уехал на Бали… Но я понял, что нужно, наверное, быть выше этого и зреть в корень вещей. Когда я перевоплощаюсь в кого-то, я могу почувствовать себя тем или иным персонажем. Когда я переодеваюсь Монро, я чувствую себя белым библейским голубем. А когда я в прошлом году переоделся для проекта «Артхроники» Путиным, я почувствовал себя каким-то гигантским опарышем, одетым в пиджак. Может быть, они, как санитары леса, должны разрушить как можно быстрее умершее тело нашей великой погибшей страны — тем скорее на этом опустевшем пространстве сможет произрастать новая свежая благодатная культура, которая уже будет связана со всем земным шаром».
  Ирина Кулик. Проект «Современники» (ММОМА, расшифровка видеоинтервью, 2013)

• Артемий Троицкий. «Владик в наших глазах»

  «На мой взгляд, фотографии — не только самая знаменитая и пресловутая часть творчества Владика, но и самая ценная. Если сравнить их (что постоянно делается, конечно) с аналогичными картинками Синди Шерман, то нельзя не отметить, что в них, помимо концептуальной составляющей, нарратива, как сейчас любят говорить, присутствует то, чего у Шерман в помине нет, — настоящее актерское перевоплощение. Шерман достигает смыслового эффекта чисто технически, Владик воздействует психологически, и на эмоциональном, интуитивно-подсознательном уровне его портреты работают несравненно мощнее. В этом смысле абсолютный opus magnum — одна из его последних трансфигураций, в Путина. Владик рассказывал (и я точно знаю, что он не привирал): в глазах его стоял ужас и на лице выступали капельки пота — каких психических и даже физических мучений ему стоило перевоплощение в президента РФ; кошмар — почувствовать себя, как он выразился, «гигантским опарышем»… От этого дискомфорта он не мог оправиться довольно долго».
  Артемий Троицкий. «Владик в наших глазах» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 302–303)

• Владислав Мамышев-Монро: «Я заслужил право заниматься искусством беспечным, абсолютно юмористическим»

  «А.Ц.: Многие переодеваются, имитируют голоса, и часто им удается достичь сходства. Вы не задумывались, почему именно ваши интерпретации так впечатляют?
  В.М.-М.: Я думаю, все дело в том, что в меня на короткое время вселяется та или иная сущность. Она очень быстро улетает — и даже фотография, сделанная в тот же час, не может этого передать. Недавно я оделся Цоем. Рядом стоял художник Никола Овчинников, он, как и я, тоже знал Витю — мы все были друзьями. И вот в какой-то момент я почувствовал, как этот образ вобрал меня — на долю секунды я стал им. И Овчинников это почувствовал. Это удивительное ощущение — тебя как бы автоматически наполняет.
  А.Ц.: То есть вы находитесь в экстатическом состоянии? Становитесь неким медиумом?
  В.М.-М.: Да, на короткий отрезок времени — он длится несколько первых минут, до десяти минут. Но я это ощущение запоминаю, это меня образовывает, я начинаю понимать свой персонаж. И это не ерунда, это дар».
  Владислав Мамышев-Монро: «Я заслужил право заниматься искусством беспечным, абсолютно юмористическим» (из интервью Ганне Цыбе для сайта Art Ukraine, 9 октября 2012 года; http://artukraine.com.ua/a/vladislav-mamyshev-monro-ya-zasluzhil-pravo-zanimatsya-iskusstvom-bespechnym-absolyutno-yumoristicheskim/#.U_yZRPl_vuI)

• Владислав Мамышев-Монро. Из интервью Наталье Костровой для сайта «Афиша-город» «Это не блядь, это я»

  «— А что будет на выставке в ММСИ?
  — Герои спектакля «Полоний», который мы поставили в «Политеатре». Всего 16 работ. Я в разных образах. Фотограф — Гриша Поляковский, гениальный мальчик, который случайно возник и щелкал-щелкал-щелкал, пока мы репетировали. Эдик Бояков давно хотел какой-нибудь проект со мной совершить. Он предлагал мне участие в проекте «Человек.doc», но я отказался. Там ведь пришлось бы входить в диалог с людьми, которые тебя не любят.
  — Это ты зрителей так называешь?
  — Ну да, пришлось выкладывать им душу, рассказывать про себя. Я не могу представить себя в такой форме. В «Полонии» все иначе. Как любила повторять покойная Галина Вишневская (и все еще живая Алла Демидова), когда ты стоишь на сцене, то обращаешься напрямую к Богу. Это, кстати, главный закон древнегреческой трагедии — не для зрителя работаешь, а для создателя».
  Владислав Мамышев-Монро. Из интервью Наталье Костровой для сайта «Афиша-город» «Это не блядь, это я». 11 марта 2013 года (https://daily.afisha.ru/archive/gorod/archive/monroe-polonius/)

• Сергей Хачатуров. «Арлекин vs Пьеро»

  «Судя по последним его вхождениям в разные образы для спектакля «Полоний» по Шекспиру трагическая маска личного одиночества стала обнажаться все более ясно и бескомпромиссно. Совершенно очевидно, что именно о нем в далекие семидесятые была исполнена песня одной из героинь его галереи — Аллы Пугачевой. Это песня «Арлекино», в которой есть пронзительные строки:
  
  Смешить вас мне с годами все трудней,
  Ведь я не шут у трона короля.
  Я Гамлета в безумии страстей
  Который год играю для себя.
  Все кажется: вот маску я сниму
  И этот мир изменится со мной.
  Но слез моих не видно никому,
  Ну что ж, Арлекин я, видно, неплохой!»
  Сергей Хачатуров. «Арлекин vs Пьеро» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 362)

• Из интервью Марии Москвичевой. Газета «Московский комсомолец»

  «А недавно я снимался в рекламном ролике в образе Эми Уайнхаус. Мне было очень тяжело — всю ночь потом мучился. У меня и у самого был опыт крайних загулов. Может быть, ее душа не ушла, потому что я почувствовал, как она в меня вселилась. Последние годы на Бали я много общался с брахманами, служителями культа. У них в практике впускание чужой души в свое тело с помощью транса. А духам иногда хочется побегать в живом теле, как для нас интересно уйти в астрал. Когда я делаю точный рисунок у себя на лице, чувствую, что эта сущность мне благодарна. И брахманы, когда увидели фотографии моих работ, почувствовали души тех, в кого я перевоплощался.
  М.М.: А какой ключевой момент перевоплощения?
  В.М.-М.: Сначала я с фотографии копирую лицо персонажа, переодеваюсь, встаю перед камерой… А потом — щелчок!.. И на несколько секунд сущность входит в мое тело. Только первые фотографии могут захватить это проникновение. Потом я отрабатываю актерское мастерство. Но только эти секунды волшебные; я сам не до конца понимаю, как это происходит. Но для меня очень важно точно нарисовать портрет моего героя. Вообще я всегда любил рисовать портреты. В армии это спасло меня от дедовщины. Меня все сержанты и солдаты просили рисовать портреты своих мам и девушек, чтобы потом отправить по почте. На себе я также рисую портреты тех или иных героев максимально точно. Мне кажется, что они влетают в меня, приняв мою оболочку за свою собственную».
  Интервью Марии Москвичевой. Газета «Московский комсомолец», 21 марта 2013 года (http://www.mk.ru/culture/article/2013/03/21/829272-poslednee-intervyu-vlad-mamyishevmonro-za-nedelyu-do-smerti-dal-quotmkquot.html)

• Лариса Колмыкова. «Последняя съемка Влада Монро»

  «В последний год Влад жил в Театральном проезде, где располагается мой магазинчик AIR. Он был желательным гостем и клиентом, часто приходил чаю попить и просто поболтать обо всем. Очень любил наряжаться, и всегда, когда он надевал ту или иную вещь, у него получался целый образ. Он играл с вещами, надевая то одно, то другое. Было весело наблюдать за ним. Так мы задумали сделать фотосессию для Влада и AIR. Он очень хотел предстать в новых образах, в которых его еще никто не видел. Мы пригласили фотографа Дмитрия Журавлева. Это было в начале февраля 2013 года. У Влада только что закончились спектакли «Полоний». Он был очень вымотан и истощен морально и физически. Для начала он придумал два образа — Марлен Дитрих и Эми Уайнхаус. Несмотря на усталость, Влад подготовился очень тщательно. Он принес свой реквизит, грим. Сам очень старательно наносил макияж, как настоящий профессиональный актер. Мы ему подобрали костюмы, и он безукоризненно исполнил роль Марлен. При этом фотограф только успевал снимать различные ракурсы. Влад был неотразим. Эми был совсем противоположный образ. Из богемной дамы 1940-х Влад с легкостью превратился в безбашенную бунтаршу 2000-х. Вся съемочная группа умирала от хохота. При этом Влад был абсолютно серьезен. И как он сам говорил, когда он воплощался в чьи-то образы, он глубоко погружался в этого человека, и реально его душа становилась душой того человека. Во время съемки я сказала Владу, что хватит играть покойников и лучше воплотить живых идолов, таких как Дэвид Боуи, Мадонна… Он с радостью воспринял эту идею, и мы договорились, что после его возвращения с Бали мы продолжим нашу работу и сделаем большую выставку…»
  Лариса Колмыкова. «Последняя съемка Влада Монро» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 148)

• Ирина Кулик. Проект «Современники»

  «Ирина Кулик: Каким было ваше первое произведение современного искусства?
  Владислав Мамышев-Монро: Первое произведение? <…> это была с группой «Новые художники» бутылка водки и три стакана, они стояли у меня на кирпиче, стаканы, а сверху бутылка, и композиция называлась «Поехали!». А выставка называлась «И снится нам…», про полеты в космос. Такое вот было первое произведение современного искусства».
  Ирина Кулик. Проект «Современники» (ММОМА, расшифровка видеоинтервью, 2013)

• Олег Котельников. «М.В.Ю.»

  «Была выставка «И снится нам…» в ДК ЖД. Устраивала группа товарищей, Густав (Георгий Гурьянов) принимал участие активное, Тимур тоже со своими ученичками делали что-то космическое там, целый уголок картин. Монрик приехал, приодевшись в любимые женские наряды, при полном параде. С произведением «Три кирпича и рюмочка». Кто, как не он, знал о космосе? Прослужив на Байконуре (смеется). Для него эта тяжесть была трехступенчатой ракеты, в трех кирпичах и рюмочке, которая бодрила, видимо, в слоях атмосферы. Он понял это так по-своему, но очень элегантно. Он привез эту вещь, вошел в зал — все художники, вешатели картин остановили свое дело и стали смотреть, не веря своим глазам. Он подошел и сказал: «Олег, не можете ли вы дать таксисту три рубля, у меня денег с собой нет!» Вешатели просто забыли, зачем они здесь. Мы быстро обсудили выставочку и поехали на Фонтанку в «Бой-клуб». Вот, ну и, естественно, такого красавца сразу в «Бой-клубе» приняли. И оценили. Может, они до этого были мало знакомы, а может, уже и были. Но я вот этого как раз уже и не помню. Это же и не главное, по сути. Конечно, это мощно, что человек взял, оделся девочкой, вышел на улицу, вызвал такси и приехал».
  Олег Котельников. «М.В.Ю.» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 150–151)

• Владислав Мамышев-Монро. «Очковтирательство, или Литературный героизм Тимура и Ко»

  «Вскоре искусствоведы О. Туркина и В. Мазин проводили «Первую женскую выставку». Они прослышали, что я в «Поп-механике» выступал, переодевшись в Мэрилин Монро, и пригласили меня явиться в этом виде на их выставку как ходячее произведение. «Женская выставка» — это было только название, так как в основном в ней участвовали мужчины под женскими псевдонимами. Например, у Тимура Новикова был псевдоним Аврора Крейцер. После драматической истории с собакой Горошевского мы не виделись, и я волновался. Волновался я напрасно, так как Тимур остался мной очень доволен — Мэрилин Монро из меня получилась самая взаправдашняя, и публика роилась вокруг меня. Приехавшие телевизионщики обалдели и не знали, как представлять такое чудо своим зрителям. Ведь такого еще не было. А. Невзоров в своей программе «600 секунд» представил так: «Товарищи, если вы встретите это существо, этого гермафродита, смело бейте его камнями по голове!..» Резонанс эта передача имела чудовищный. Я думал, что скандально опозорился, а знакомые, наоборот, наперебой меня поздравляли».
  Владислав Мамышев-Монро. «Очковтирательство, или Литературный героизм Тимура и Ко» (2002, рукопись, архив Музея современного искусства «Гараж». Фонд Владислава Мамышева-Монро. Стр. 16–17)

• Беседа в Сен-Тропе. Олви Матур — Владислав Мамышев, 26 июля 2004 года

  «О.М.: <…> «Поп-механика» случилась, значит, весной, на Пасху, а летом состоялась выставка «Женщина в искусстве». Вас рекомендовал нам, как кураторам этой выставки, Тимур Петрович Новиков. Он сказал, что вы замечательный художник и перформансист, в общем, подойдете для описания двойственности положения женщины. Вы на этой выставке дебютировали вместе с «Колибри»… М.-М.: Что, правда? С «Колибри»?
  О.М.: Ну да, они пели, играли, а вы читали под их аккомпанемент стихи про тампаксы, довольно экзотическую штучку тогда в Советском Союзе. Что вы помните?
  М.-М.: По-моему, это было стихотворение Юрия Циркуля. Мне кажется, среди поэтов современности Юрий Циркуль незаслуженно умалчивается многими литературоведами. Он очень глубокий и большой поэт.
  О.М.: Да, конечно, Циркуль — большой и глубокий! На «Геополитике» он будет читать свои прославленные «Дубы-колдуны», но это будет через год-два. А что вы помните о «Женщине в искусстве», самой первой выставке, в которой приняли участие? Кроме того, что вас начали преследовать как гермафродита?
  М.-М.: Ну, во-первых, это было мое новое рождение. Поскольку я был все-таки… все-таки, знаете, в душе я был очень официальным человеком. Пускай, я витал в облаках и все равно никогда бы не вписался в те официальные рамки искусства, которые были в советское время, тем не менее в душе я считал себя частью той безобразной тоталитарной машины. И участие в выставке «Женщина в искусстве» меня наконец перевело в разряд артистических маргиналов, и назад уже хода не было».
  Беседа в Сен-Тропе. Олви Матур — Владислав Мамышев, 26 июля 2004 года (К 12 Кабинет Ш. Картины мира V. — СПб.: Скифия-принт, 2014. Стр. 190)

• Олеся Туркина, Виктор Мазин. «Как мы подружились с Владиславом Мамышевым-Монро и стали монрологами»

  «Шла перестройка, самое важное событие в нашей жизни. Весной 1989 года мы одержимо готовили выставку «Женщина в искусстве». Это был наш первый совместный кураторский проект. Выставка создавалась как постфеминистская. Мы поставили вопрос о различии между полом и гендером и пригласили к участию не только женщин, но и мужчин-художников, которых попросили взять женские псевдонимы. Такая игра понравилась всем участникам. Георгий Гурьянов стал Валентиной Терешковой, Владимир Сорокин — Надеждой Невыносимой, Тимур Новиков — Ребеккой Крейцер… В процессе подготовки выставки Тимур Новиков познакомил нас с Владиславом Мамышевым-Монро. <…> Реакция на нашу выставку оказалась бурной. Зрители требовали вернуть им рубль, заплаченный за вход, писали в книгу отзывов о том, что «пусть бабы лучше варят борщ, а не суются в искусство». Но все это ни в какое сравнение не шло с той медийной бурей, в центре которой очутился Влад. На выставке он выступил с перформансом. Преобразившись в свою любимую героиню Мэрилин Монро, Владислав в сопровождении группы «Колибри» читал статью про аборты из советского медицинского справочника. На открытие приехала скандально известная и крайне популярная в начале перестройки программа «600 секунд», которая сняла перформанс Мамышева-Монро и в тот же день показала его, назвав при этом нашего героя почему-то гермафродитом. На следующий день нам позвонил Владик, который сказал, что его преследуют на улице с криками «Гермафродит!» и грозятся убить. Программа возымела свое действие: слово «гермафродит» зазвучало как угроза общественному устройству. <…> Ситуация складывалась опасная. Нужно было спасать Владислава Мамышева. Мы позвонили на телевидение и попросили публично принести извинения художнику, чья жизнь подвергается опасности по недоразумению. Не вдаваясь в подробности «гермафродитизма», мы просто твердо сказали: Владислав — не гермафродит. Один из редакторов программы «600 секунд», Вадим Медведев, любезно отреагировал на нашу просьбу и попросил минуточку подождать у телефона, пока он пересмотрит материал. Через некоторое время он вернулся к разговору с неутешительным приговором: Владислав — гермафродит, и в этом не может быть никаких сомнений. Да нет же, утверждали мы. Но даже если бы это было так, что же, убивать его за это? Если бы его, Медведева, сын, например, был гермафродитом, то что бы он сделал?! В ответ мы услышали от него, что он задушил бы такого сына собственными руками. К счастью, этот массмедийный галлюциноз продолжался недолго».
  Олеся Туркина, Виктор Мазин. «Как мы подружились с Владиславом Мамышевым-Монро и стали монрологами» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 310, 312)

• Александр Боровский. «Импровизатор»

  «Какое-то движение привлекло мое внимание. Рослая блондинка, подхватив длинное платье оголенными руками в белых перчатках по локоть, поводя бедрами и плечами, двигалась от группы к группе. Первая мысль была: помочь красивой женщине пройти на выставку. Куда-то не туда ее понесло — вот он вход, милая! Присмотревшись, понял: не на выставку ей надобно, ей надо себя показать, пококетничать, пожеманничать, пострелять глазками. Какая-то слишком уж откровенная кокетка для вернисажной публики! Ну а там уже разглядел и парик, и кадык — мужчина! Владик тогда был поджар, призывен, нервен, Монро получилась фантастическая!»
  Александр Боровский. «Импровизатор» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 48)

• Екатерина Андреева. «Добавки в монрологию»

  «Владика Монро я впервые увидела на открытии выставки «Женщина в искусстве», в теплое время 1989 года. Я с кем-то разговаривала, все вокруг веселились (на выставке было много смешных произведений и еще больше было смешных псевдонимов типа Лида Соссюра), и вдруг пронесся словно бы какой-то общий выдох. Смотрю: проходят сквозь народ девушки из «Колибри» и вместе с ними чрезвычайно высокая фигура, больше их раза в полтора, в красном платье с вырезом на спине по моде 1960-х. Собственно, я не видела лица, уткнулась взглядом прямо в этот вырез и пережила некоторое потрясение, потому что спина передо мной была совершенно женская, мягкая, веснушчатая, покатая, хотя было понятно, что обладатель ее — мужчина. То есть Мэрилин Монро я сразу узнала со спины, а потом уже познакомилась с Владиком».
  Екатерина Андреева. «Добавки в монрологию» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 7)

• Из интервью Александру Шейну для фильма «Тимур Новиков. Ноль-объект»

  «А.Ш.: Расскажи про выставку на мостах.
  В.М.-М.: Мосты — совершенно гениальная задумка. Мы переехали из дома на Фонтанке, потому что нашли новый сквот. Мовсесян — молодец, он нашел дом прямо напротив Эрмитажа, следующий после Капеллы — на Мойке, 22, который выходит на мостик на Дворцовую площадь. С балкона в комнате, в которой я жил, открывался вид на Ростральные колонны и кусочек Эрмитажа; там сейчас отель «Кемпинский». Дом был полностью пустой, мы договорились с коммунальными службами. Через Мойку от нас жил Анатолий Собчак. Мовсесян пошел на прием к Собчаку и договорился о том, чтобы провести такую выставку. Поскольку уже тогда очевидно было, что к нашей группе проявляют повышенный интерес западная пресса и кураторы, удалось легко договориться об этой выставке. За час до закрытия мостов перекрывалось движение, но это было не смертельно, потому что другие мосты оставались еще открытыми. На первой выставке висела огромная работа [Георгия] Гурьянова, где были нарисованы два огромных члена. Это за 20 лет до акции группы «Война»! Никаких вопросов это тогда не вызывало. Мы натягивали на канатах свои работы в течение этого часа, пока нам перекрывали движение. В первый год было не очень продумано освещение, а на второй мы пригнали с «Ленфильма» огромный грузовик, из которого колоссальное количество прожекторов высвечивало всю экспозицию».
  Интервью Александру Шейну для фильма «Тимур Новиков. Ноль-объект» (2013, впервые опубликовано в каталоге «Архив М» (М.: ММОМА, 2015). Стр. 329)

• Олеся Туркина, Виктор Мазин. «Как мы подружились с Владиславом Мамышевым-Монро и стали монрологами»

  «Никакие медийные скандалы не могли остановить Владислава Мамышева-Монро, и он с радостью откликнулся на наше следующее предложение — поучаствовать в выставке «Умелые ручки», которая была открыта один день, 17 мая 1990 года. Художники, принимавшие участие в большом проекте «Лаборатория искусства» в рамках выставки «Территория искусства», организованной Понтюсом Хюльтеном в Русском музее, а также присоединившиеся к ним, должны были принести объекты, сделанные своими руками. «Умелые ручки» пересматривали вопрос, поставленный в начале ХХ века Марселем Дюшаном: художник — это производитель рукотворных работ или умозрительных смыслов? <…> В особняке барона фон Дервиза, где располагался «Маяк», везде можно было обнаружить произведения искусства. Объекты, выполненные современными художниками, вписывались в многообразные интерьеры начала ХХ века, созданные под влиянием модного тогда историзма. Все залы, коридоры, гостиные, лестницы, закоулки дворца были объединены только звуком, созданным музыкантом Валерием Дудкиным. Звук собирался невидимыми микрофонами, развешенными по всем закуткам дворца, и возвращался в единое аудиопространство. Одним из центров акустической среды стал, конечно, Владислав Мамышев в образе Мэрилин Монро с хитом Happy Birthday to You. Перформанс повторял знаменитую историю поздравления Мэрилин Монро президента Кеннеди. Владислав Мамышев-Монро пел на сцене дворца, расхаживал по выставке, фотографировался, то есть делал то, ради чего вскоре будет появляться на открытиях большинство зрителей».
  Олеся Туркина, Виктор Мазин. «Как мы подружились с Владиславом Мамышевым-Монро и стали монрологами» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 312–313)

• Из архив Музея современного искусства «Гараж»

  «Молодость и красота в искусстве, 1990 г., кураторы Д. Смирнова и Т. Новиков. Для данной выставки «Красота» ее кураторы выбрали из моих прочих работ этот вот альбом № 18. Вероятно, что такая форма документации жизни и творчества, как альбомность, позволяет автору самовыражаться наиболее полно. Здесь он соединяет сразу несколько жанров: <зачеркнуто: Всем известно, что Владик Монро мастер перевоплощений и постоянно являет публике и друзьям из себя все новые и новые образы. Часта(я) смена этих образов и проследить этот потрясающий карнавал> искусство перевоплощения, философия, литература, рисунок, фотография, музыка, новые технологии, старые декоративные технологии, уходящие корнями в историю девичьих альбомов и дембельских альбомов и т. д.
  Получается, что посредством этого альбома я окончательно предстаю как уникальный синтетический художник, и не случайно мои альбомы (или журналы) пользуются такой популярностью. Это новое понятие универсального, синтетического художника трансформируется посредством альбомности в старинное понятие волшебника, мага, так как искусное рукоделие, необходимое в работе над альбомом, является древним магическим <зачеркнуто: ритуалом, оружием симпатической магии, активное внедрение в фактуру ритуалом… далее нрзб.>
  Рассуждения об альбомах и альбомности могут захватить меня настолько, что я никогда уже не оторвусь от этого текста, но я кончаю, так как есть более серьезные исследователи данной проблемы, способные объяснить предмет интереснее. Так, недавно мой друг и в некотором смысле слова коллега С. Ануфриев, тоже известный мастер альбомов, прочитал мне свой новый текст про альбомы и принцессу Альбу, в честь которой альбом называется альбомом. Это глубокое исследование, и другие мне ясно указывают: «Не рассуждай об альбомах, создавай их!» Вот я и создаю их старательно, с любовью к предмету и в стремлении к красоте».
  Владислав Мамышев-Монро (1990, рукопись, архив Музея современного искусства «Гараж». Фонд Владислава Мамышева-Монро)

• Олеся Туркина, Виктор Мазин. «Как мы подружились с Владиславом Мамышевым-Монро и стали монрологами»

  «…мы пригласили Владислава принять участие в выставке «Текствуальное искусство Ленинграда», которая открылась накануне празднования Международного женского дня 8 Марта 1990 года в выставочном зале на Каширке в Москве. Во время этой выставки прошел первый в России международный феминистский конгресс «Женщина как субъект и объект искусства». В конгрессе, разумеется, принял участие и Мамышев-Монро. Он продекламировал стихотворение Андрея Вознесенского «Я Мерлин, Мерлин. // Я героиня // самоубийства и героина» и спел свой хит «Гремит январская вьюга», прославившийся благодаря авангардному видеоклипу, снятому Андрюсом Венцловой. Владислав внес свой вклад и в прения, проходившие на конференции, во время которых он пытался внушить, что феминистки приложили свои руки к гибели Монро. Из-за этого утверждения конференция чуть не закончилась потасовкой».
  Олеся Туркина, Виктор Мазин. «Как мы подружились с Владиславом Мамышевым-Монро и стали монрологами» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 314)

• Беседа в Сен-Тропе. Олви Матур — Владислав Мамышев, 26 июля 2004 года

  «Сразу после участия в выставке «Женщина в искусстве» вы пригласили меня на «Геополитику» в Музей этнографии…
  О.М.: Да, помним мы ваши вакуумные пузыри, в которые попала бедная Мэрилин Монро; и доску почета с портретами выдающихся ученых-монрологов, в которых превратились члены Политбюро ЦК КПСС, тоже помним.
  М.-М.: Все это было связано с очередным кризисом в Ираке. Меня уже тогда стала почему-то тянуть Москва…»
  Беседа в Сен-Тропе. Олви Матур — Владислав Мамышев, 26 июля 2004 года (К 12 Кабинет Ш. Картины мира V. — СПб.: Скифия-принт, 2014. Стр. 197)

• Олеся Туркина, Виктор Мазин. «Как мы подружились с Владиславом Мамышевым-Монро и стали монрологами»

  «18 февраля 1991 года мы (при участии Аллы Митрофановой и Андрея Хлобыстина) открыли выставку «Геополитика» в Музее этнографии народов СССР, на которую, конечно же, пригласили Владислава Мамышева. <…> В это время геополитические события сотрясали территорию Советского Союза. Шли бои на баррикадах в Риге. Советская империя разваливалась на наших глазах. На входе в мраморный зал народов России лежали мешки с песком — объект Ивана Сотникова, реди-мейд, посвященный текущему моменту. Владислав Мамышев выступил как политический художник. Он сделал инсталляцию «Если бы она попала в вакуумный пузырь» / «Опытные действующие модели вакуумных пузырей», доску почета «Выдающиеся ученые монрологии» и стенгазету «Победа над догмами». Инсталляция изображала Мэрилин Монро в вакуумном пузыре. Деформированный образ звезды представлял результаты военно-нефтяного расстройства выпукло-вогнутой космической системы. На создание этой скульптуры повлиял вышедший на экраны в 1990 году фильм Пола Верховена «Вспомнить всё», в котором Арнольд Шварценеггер принимает участие в освободительной борьбе пролетарских мутантов-марсиан с крупными капиталистическими корпорациями. Возникновение вакуумных пузырей Владислав Юрьевич называет «глазапучащей смертью». Поглощенный вакуумным пузырем человек немедленно задыхается, и у него вылезают из орбит глаза. Двадцать лет спустя Владислав Мамышев-Монро вспоминал, что на выставке «Геополитика» в ответ на панику массмедиа в связи с поджогом Саддамом Хусейном нефтяных вышек он выдвинул свою теорию о гигантских вакуумных пузырях, покрытых пленкой, продуктом сгорания нефти. <…> Члены Политбюро ЦК КПСС стали «выдающимися учеными-монрологами». Чебрикова, Слюнькова, Лигачёва, Соловьева, Громыко… художник преобразил с помощью грима, осуществив смену пола почти исключительно мужского ареопага, правившего СССР. С одной стороны, Владислав был уверен, что перестройка неизбежно ведет к замене агрессивного мужского знака на женский. С другой стороны, он объяснил этот камуфляж тем, что если партийная система потерпит поражение, то члены Политбюро смогут спастись, переодевшись в женское платье, как, согласно легенде, сделал в свое время председатель Временного правительства Александр Керенский, который бежал в женском платье из Зимнего дворца. Через семь месяцев правление членов Политбюро закончилось. Им не пришлось воспользоваться подсказкой художника. На этот раз революция оказалась мирной».
  Олеся Туркина, Виктор Мазин. «Как мы подружились с Владиславом Мамышевым-Монро и стали монрологами» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 317–318)

• Владик Мамышев-Монро для Елены Селиной и варшавской выставки

  «Владик Мамышев-Монро для Елены Селиной и варшавской выставки.
  Конец Снежной королевы.
  «Снегурочка» — сказка социально озабоченного драматурга XIX века Островского, своеобразный сценарий будущего развития женского героического образа в период последовавшей в XX веке холодной войны между Востоком и Западом, уходящий корнями в языческие европейские мифы.
  Исследуя мифологию, обнаруживаешь, что Снегурочка — это трансвестит (звезда наших клубов), не обладающий огнем истинно женской страстной натуры, сохраняющий лишь внешнее подобие чарующего образа.
  Чары Снегурочки, как и чары трансвестита, работают лишь до прихода первых лучей солнца и не выдерживают проверки нормальными половозрелыми самцами на их способность исполнять детородные функции…
  Воплощенные мною трансмутации этого образа наиболее адекватно выражают суть проблемы и наглядно иллюстрируют неизбежный Конец сказочной героини…
  Западная Снегурочка — это могущественный тиран, присвоивший громкий титул «Снежная королева». Восточная же Снегурочка — россиянка — напротив, жертва кармических несовместимостей с реальной и грубой средой. Именно такой жертвой предстала в ХХ веке кинодива Мэрилин Монро с ярко выраженной рязанской физиономией и харизмой сибирячки, чудом занесенная на враждебную голливудскую почву. Мой давнишний проект «Несчастная Любовь» (1993) посвящен моим перевоплощениям именно в Мэрилин Монро, приведшим к трагическому финалу.
  Следующий проект «Счастливая любовь» (2000) демонстрирует мою трансформацию в кардинально противоположный тип Снегурочки — западный, то есть Снежной королевы сталинской эпохи Любови Орловой. Осознанно и досконально копируя голливудский стиль кинематографической подачи и выстраивания самого образа кинозвезды, Л. Орлова буквально царствовала в советском истеблишменте, свободно колесила по всему миру и обладала колоссальным влиянием в правительстве. Ее любовь к себе и к режиму была воистину счастливой, это был безусловный триумф советской Снегурочки, использовавшей в своем арсенале орудия враждебной буржуазной культуры.
  Западная ее конкурентка на мультимедийной ниве Мэрилин Монро не только воплощала тип русской забитой девушки, она страстно, как мотылек на огонь, тянулась к школе актерского мастерства Станиславского, тщетно умоляла алчных кинопродюсеров дать сыграть роль Груши в «Братьях Карамазовых» Достоевского, и вся эта тяга к «российской духовности» — известного и безотказного орудия русских интеллектуалов супротив лидирующих технологий и идей «загнивающего Запада» — окончательно сгубила ее.
  Таким образом на массмедийном уровне холодной войны советская Снегурочка одержала победу над американской, но с падением былого противостояния и фактической колонизацией России западными державами наша Снежная королева бесследно растаяла…
  Теперь Россия сама тает на глазах, постепенно теряя пядь от пяди своей некогда гигантской территории и не в состоянии вскормить новую Снегурочку-героиню. Символическим актом дисквалификации наших спортсменок-лыжниц на зимней Олимпиаде в Солт-Лейк-Сити по причине обнаружения в крови одной из них повышенного уровня гемоглобина (!), да еще вызванное прилюдно обнародованным фактом ее менструации (!) окончательно и бесповоротно завершилась эта глобальная постановка русского драматурга Островского».
  Владислав Мамышев-Монро. «Конец Снежной королевы. Владик Мамышев-Монро для Елены Селиной и варшавской выставки» (2002, рукопись, архив Музея современного искусства «Гараж». Фонд Владислава Мамышева-Монро; опубликовано в каталоге «Архив М» (М.: ММОМА, 2015. Стр. 91)

• Сергей Хачатуров. «Арлекин vs Пьеро»

  Вспоминаю случай в Дюссельдорфе двенадцатилетней давности. Московский дом фотографии (ныне МАММ) устроил выставку современных российских художников в Кунстхалле. Когда подошел к концу торжественный прием, устроенный магистратом Дюссельдорфа по случаю открытия выставки, и над рейнским городом сгустились сумерки, когда спала дневная тридцатиградусная жара и повеяло ночной прохладой, когда приветливо и уютно засветились огоньки кафе и пабов, тогда на центральной площади можно было наблюдать странную чарующую картину… Изящнейшая дама в черном балетном платьице и в туфельках на высоких каблучках грациозно вальсировала с преклонных лет денди в белоснежном костюме, серебряном галстуке и с золотым лорнетом на груди. Над головой у пары почему-то был раскрыт серебряный зонтик. Можно было подумать, что снимался фильм из жизни артистической богемы начала прошлого века. Но стоп. Присмотримся к вальсирующим внимательнее. Что за зрительные галлюцинации? Под носом танцующего господина характерная щетка-усики. А волосы зализаны в пробор, над которым так смачно издевались в своих антифашистских карикатурах художники Кукрыниксы. Не тот какой-то флирт выходит. Какой-то очень политически экстремальный. Поневоле подходишь ближе. И… хлоп. Падаешь без чувств на зеленый газончик у фонтана. В танцующей паре узнаешь директора Московского дома фотографии Ольгу Свиблову и загримированного под «фюрера на пенсии» великого лицедея всех времен и народов Владика Мамышева-Монро. Так экстравагантно эта сладкая парочка праздновала открытие выставки «Новое начало. Современное искусство из Москвы». Влад Королевич Мамышев-Монро свое пребывание в Дюссельдорфе превратил в отличный хеппенинг. Явился на открытие в образе Анти-Гитлера — белого антипода фюрера, в дорогом щеголеватом костюме, руки в перстнях, нос в пудре, на груди — монокль с сапфиром, на кокетливой сумочке — ангелочек. Потом расширил диапазон образов от Людвига II Баварского до чеховского Гаева. И по улицам ходил декадент декадентом: покручивая моноклем, картинно опираясь на зонт. Немцы замирали с раскрытыми ртами и специально забегали вперед по пути следования «антифюрера» удостовериться, что с ними происходит, что у них с глазами».
  Сергей Хачатуров. «Арлекин vs Пьеро» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 359–361)

• Павел Пепперштейн. «Я вам всё компенсирую йогуртами»

  «Однажды в Берлине мы с ним пришли на пресс-конференцию выставки «Москва — Берлин». Официальная пресс-конференция, министр культуры Германии, бургомистр и так далее. Владик пришел в виде Гитлера. Причем он очень аккуратно подошел к вопросу. Он полностью преобразился в Гитлера, но при этом обошелся без какой-либо нацистской символики. То есть придраться было как бы не к чему. Человек такой с усиками, с портфельчиком, без каких-либо свастик или чего-то такого. Мы специально сели в первом ряду, прямо перед лицом всех этих важных особ, которые сидели за специальным столом и давали пресс-конференцию. Владик устроил невероятный мимический как бы концерт. Что, кстати говоря, было полной инновацией. Потому что мы знаем мимику Гитлера в основном по его выступлениям. А Владику удалось изобразить слушающего Гитлера, причем виртуозно. Он постоянно демонстрировал невероятную увлеченность произносимыми речами. Экспрессивно наклонялся вперед, сжимал руки, иногда ронял кожаный портфель, который сжимал под мышкой. Я видел, как люди морозятся за этим. Все эти министры германские, видя, что выступают неожиданно перед самим фюрером. Как у них по лицам пробегают волны паники, потому что непонятно, как это все воспринимать. С одной стороны, вроде бы скандал, а придраться-то как бы не к чему. То есть нет никаких фашистских значков, ленты со свастикой, ничего такого нет. Но перед ними сидит Гитлер. Из их коллективного бессознательного, видимо, выплывало очень двойственное желание. То ли дать ему пиздюлей, то ли, наоборот, как-то вежливо вытянуться в струнку перед ним. Или еще как-то отреагировать. Никак отреагировать они вроде бы не имели права. Соответственно, они держали себя в руках. Характер у них был нордический, выдержанный. И все получилось. Но далось им это нелегко, потому что, конечно, Владик делал все, чтобы вывести их из равновесия. Они выдержали, а я, конечно, не выдержал. И периодически ползал там где-то, возле Гитлера, от хохота. Был шанс, что меня выведут из зала вместо Гитлера, который как раз вел себя вполне прилично».
  Павел Пепперштейн. «Я вам всё компенсирую йогуртами» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 235–236)

• Интервью Владислава Мамышева-Монро журналу «ГДЕ», октябрь 2004 года

  «ГДЕ: Владислав, как возникла идея проекта, представленного на «Фотобиеннале-2004», «Достоевский в Баден-Бадене»?
  ВЛАДИСЛАВ МАМЫШЕВ-МОНРО: Проект не задумывался специально для фотобиеннале, но когда я начал сниматься, то я понял, что его наилучшее представление может быть только на фотобиеннале. Мне предложили изначально из города Баден-Бадена придумать что-то для представления русскими непосредственно самого Баден-Бадена. Было много всяких версий. Но, безусловно, ближе всего русскому сердцу оказался наш самый мрачный колдун, писатель, который околдовал мозги всех наивных европейцев, — Достоевский. Тем более что свой гонорар за собрание сочинений он проиграл именно в Баден-Бадене. После этого случая и был написан «Игрок».

  ГДЕ: Как проходила работа над проектом?

  ВЛАДИСЛАВ МАМЫШЕВ-МОНРО: Честно вам скажу, мне было очень тяжело вживаться в этот образ. Целую неделю продолжались эти пытки, эти съемки ужасно мучительные! Вы не поверите, как мне было тяжело! Мне заливали глицерин в глаза много раз, чтобы слезы текли рекой. Каждый день с этой наклеенной бородой, с очень сложным гримом. На него уходило минимум два часа. На Мэрилин Монро мне приходится тратить час, а на Достоевского — два! Это ужасно долго! Но у меня просто задача такая — поместить как бы в себя вселенную, вобрав в себя самые кричащие, самые эгоцентричные образы человечества.

  ГДЕ: Вы были Буддой, Христом, Дракулой, Гитлером, теперь Достоевский. А вы не боитесь сливаться с такими личностями?

  ЛАДИСЛАВ МАМЫШЕВ-МОНРО: Конечно, без последствий ничего не проходит. К сожалению, меня преследует какой-то рок. Если я очень точно, очень удачно перевоплощаюсь в какой-то образ, меня сразу начинают преследовать какие-то мистические события, которые характеризуют сам этот образ. Так было и на этот раз. Это был последний день съемок, меня повезли в город Базель. Мне там надо было сниматься на фоне известной картины Гольбейна-младшего «Мертвое тело Христа». Достоевский часто упоминал ее в своих произведениях и говорил, что легко можно перестать быть верующим человеком, посмотрев на это произведение. Это ужасная картина! Обнаженный человек лежит как бы в плавках с рваными ранами. На другой день я лечу в Москву, приезжаю домой, сразу включаю телевизор. И вижу в новостях репортаж об обвале крыши «Трасвааля». И огромное количество обнаженных людей, истекающих кровью, с ужасными рваными ранами!»
  Интервью Владислава Мамышева-Монро журналу «ГДЕ», октябрь 2004 года (http://www.museum.ru/N19387)

• Из интервью для Ирины Штефановой

  «…когда я уже в армии изобразил Мэрилин Монро и получилось опять точное попадание, я понял, что для меня нет невозможных воплощений и все основывается на заказах, пожеланиях моих кураторов, которые делают выставки, проводят в тех или иных музеях в связи с теми или иными событиями. Например, образ Достоевского был приурочен к году России в Германии, в Баден-Бадене в свое время он проиграл свой первый гонорар за роман».
  Интервью для Ирины Штефановой (архив Фонда Владислава Мамышева-Монро)

• Владислав Мамышев-Монро. «Итоги 1-й Московской биеннале: курьезный финал проекта «Старз», или Залп бактериологического оружия»

  «Оказывается, в «навозной куче» московских современных художников ползают и такие, особо жирные, прямо-таки переливающиеся «жуки» — то есть «звезды», которых тем не менее западные кураторы, зачем-то нанятые (и за дорого!) нашим Минкультом, к участию в злополучной биеннале не позвали! Сей печальный факт, как и лютая жажда официального подтверждения своей «звездности» (этого последнего из нереализованных детских комплексов), подвиг группу помешанных на коммерческой фазе своего творчества художников — Дубосарские, Кулик (зачинщик!) и группа АЕС+Ф — выступить с неожиданной для всех инициативой. Публично оклеветав в интернет-медиа «непрофессионализм» истинного профессионала Мизианы, как бы «в поддержку» кадровых решений и без того Великого человека Иосифа Бакштейна, напроситься через него таким оригинальным образом в хвост преувеличенно важного всеми культурного события. Это «Открытое письмо» не оставило Иосифу места для маневра и просто принудило его выделить сию инициативную группу в некий полуофициально-коммерческий блок биеннале, крышу для коего предоставил З. К. Церетели.
  «Звездность» этих художников, утвердившаяся, к сожалению, только в их собственных головах и, по сути, сведшая их с ума, явно нуждалась в поддержке «тяжелой артиллерии», то есть в вовлечении в одиозную группу «чистого и непорочного» человека, действительно обожаемого и превозносимого некоей «аудиторией» и уверенного в завтрашнем дне. Таким вот кривым путем я и оказался в соучастниках новоиспеченного, претенциозного проекта «Старз», выгодного, как казалось тогда, сразу многим в Москве…

  Тренировки сборной советских военнопленных в концлагере перед матчем с офицерами СС — вот, пожалуй, самое деликатное сравнение с начавшейся вскоре «подготовительной работой» внутри нашего коллектива. Через день массированного обстрела Куликом и другими «старзами» моих мозгов на диспуте «Почему мы звезды?» я уже подумывал о побеге из этой, как мне показалось, секты. Но моя родимая, материнская галерея XL в лице Лены Селиной (слава Богу, курировавшей выделенный для меня этаж) заранее попросила не пугаться неуместного, порою просто дикого пафоса моих «созвезд», который неизбежно вспыхивает в их практике «расчетов и сборки» любой мало-мальски «карьерной» выставки. Лена убедила меня остаться, ссылаясь на свой горький опыт. Дескать, после взрыва нервного перевозбуждения «парни» скоро сами себя измотают, и можно будет спокойно работать, главное — не вступать в спор на этой стадии. Но даже спустя две и три недели пламя нашего «пионерского костра» никак не угасало, что приводило снова и снова к мыслям о побеге. Приезжая на наши собрания в какие-то унылые места на затратные многочасовые съемки и пересъемки «группового фото» или на обсуждение вариантов нашего знамени (?), как бы снятого с флагштока дня Нептуна, меня охватывала жалость к самому себе. А что если выбранная тактика подыгрывания «старзам» была ошибкой и теперь мне точно не удастся избежать позора? Но внезапно приснившийся мне в те роковые дни Тимур, назидательно воздев к небу палец, напомнил про мою наиглавнейшую роль его бактериологического оружия, и я получил достаточно задора для эффектной, а может быть, даже жестокой развязки…

  Я уничтожил саму идею проекта «Старз» и высмеял его участников, сорвав при этом куш в виде очередного витка моей славы. Пресса, освещавшая биеннале, дружно «хоронила» всех участников по-идиотски амбициозной выставки, ориентируясь либо же ссылаясь на мои примеры «издевательств», которые были явно показаны в моей инсталляции, и превозносила меня настолько, что мне уже становилось неловко. Однако помимо сатиры над коллегами и остроумных, язвительных эскапад, или же благодаря им, то есть напитавшись энергией всепобеждающего смеха, божественная природа моего всепобеждающего искусства расцвела новыми пышными цветами, что вдохнуло в меня самого жизнь как бы заново. Достичь такого блестящего результата мне помогла вновь нахлынувшая старая моя любовь — Тимур Новиков, чьи анекдоты воспринимались порою как мантра, а дичайшие сексуальные выходки которого представляли собой больше сакрального и духовного, чем иные религиозные ритуалы».
  Владислав Мамышев-Монро. «Итоги 1-й Московской биеннале: курьезный финал проекта «Старз», или Залп бактериологического оружия» (буклет к выставке STARZ в галерее «Д137», архив Фонда Владислава Мамышева-Монро)

• Владислав Мамышев-Монро. Текст для журнала «Хулиган»

  «В рамках Московской биеннале 2005 года среди трех, связанных между собой только относительной успешностью на рынке, амбициозных авторов засвербило острое желание прокричать, и как можно громче, что это они здесь вообще-то самые успешные. Что это они настоящие звезды! Чтобы иностранные специалисты, не знакомые с этой их успешностью, случайно мимо не прошли. Поэтому проект так и окрестили по-английски Star’s. Зачем-то позвали к ним и меня — четвертым. Наверное потому, что я один из них соприкасался с темой реальных старзов в своих перевоплощенческих практиках, ведь я побывал и в шкуре Мэрилин Монро, и Чарли Чаплина, и многих других, и для этих моих коллег было важно позаимствовать какие-то отличительные признаки звездности из такого специфического экзистенциального опыта. Такая творческая задача, как объявление себя звездами ради того, чтобы объявить себя звездами, показалась мне малоконструктивной, излишне нескромной, мелочной, глупой и безвкусной, поэтому я пришел к своей галеристке и попросил о возможности моего самовывода из столь звездного списка. Очень уж неприлично выглядели ежедневные собрания участников, такой апофеоз неумеренного тщеславия. Но в побеге из проекта мне было отказано, мне сказали: «Это очень надо для нашей галереи!» Тогда я решил сделать такие работы, чтобы, увидев которые, мои созвездники сами в ужасе от них отказались. Дело в том, что общая тенденция проекта была именно в лакировочно-глянцевой манере репрезентации произведений, и я надеялся на то, что, увидев совсем уже запредельную безалаберность и неряшливость моего исполнения, блюстители своего звездного статуса просто посчитают себя униженными и оскорбленными и взбунтуются против такого моего хамства. Типа: «Ну нет, Монро, так не пойдет! Мы вынуждены объявить о несоответствии уровня твоих работ нашей высокой звездной планке! Сори!» Получив от них несколько тысяч долларов на качественность работ сообразно заявленной смете (в которой у меня, например, значилась покупка дорогущих париков из натуральных волос, аренда исторических костюмов из Исторического музея и Музея народов Востока, зарплата профессионального гримера, оплата всевозможных натурных съемок на территории Кремля, в Большом театре и т. д.), я быстренько спустил эти деньги через рестораны и магазины модной одежды и к моменту съемок оказался гол как сокол. Вместо дорогих париков из натуральных волос я использовал разноцветный скотч, вместо исторических костюмов и аксессуаров — хлам, который нашел на ближайшей от моего дома помойке, и все фотографии забабахал на одном и том же жутковатом фоне Кремля. Но самое главное табу, которое я нарушил в первую очередь, — это объявленный хозяевами музея запрет на изображение Путина и патриарха. Эта тема несколько раз поднималась и акцентировалась на протяжении всего подготовительного процесса, поэтому я был уверен, что даже без учета общей безрадостной картины столь некачественного, через пень-колоду исполнения всех моих работ эти жуткие Путин и патриарх станут дополнительной, пятисотпроцентной гарантией моего вылета из числа участников проекта «Старз», своеобразным контрольным выстрелом в мозги приемочной комиссии. Но именно когда я сделал все для того, чтобы мои работы запретили, их встретили все с неописуемым восторгом, и, по сути, их успех вытащил на себе весь этот несоразмерно амбициозный проект».
  Владислав Мамышев-Монро. Текст для журнала «Хулиган», 2010, № 8 (цитируется по оригиналу файла из архива Фонда Владислава Мамышева-Монро)

• Интервью Томашу Гланцу для книги Souostroví Rusko: Ikony postsovětské kultury

  «В случае с Путиным, этим казусом «маленького человека», который оказался в большой политике и истории вовсе не благодаря своим личным качествам, а совершенно случайно, по прихоти политтехнологов*, конечно же, я был далек от того, чтобы тщиться искать в его чертах какую-то новую грань многоликого человечества. Просто тогда меня пригласили участвовать в нелепом проекте «Старз» в рамках 1-й Московской биеннале современного искусства. Группа коммерчески успешных художников — АЕС+Ф, О. Кулик, В. Дубосарский и А. Виноградов решили достаточно нескромно провозгласить себя единственными «звездами» на убогом, как им казалось, фоне остального российского искусства и позвали меня к ним в компанию, чтобы я оказал им моральную поддержку. По сути, это было совершенно наглое помещение себя на вершину некой умозрительной пирамиды, типа «Мы здесь главные!». Такая их общая позиция только усугубилась в процессе подготовки к выставке. Ну случилось у ребят головокружение от успехов! Ну зазнались! Можно было только посочувствовать тому, что морально они оказались слабы перед такими побочными явлениями «карьерного роста». Но участвовать в этом плохом театре я считал для себя совершенно неприемлемым. Поэтому я пришел к моей галеристке Лене Селиной и попросил дать мне возможность уйти из проекта. Мы очень близки были с ней тогда в вопросах искусства, как мне казалось, поэтому, когда она твердо сказала, что нам необходимо участвовать в этой выставке, я не смог возражать, но про себя решил: «Окей, если добровольно уйти у меня не получится, я сделаю все для того, чтобы другие участники проекта сами запротестовали против моего участия!» Я решил всех обмануть и сделать ужасные, невыносимые работы, которые никто бы не стал терпеть. Выставка проводилась в очень официальном музее Зураба Церетели. Поэтому без политических требований к художникам не обошлось. Были два основных запрета: никак не изображать Путина и патриарха Алексия II. Разумеется, первые, кого я изобразил, причем в абсолютно пренебрежительной манере, были именно эти персонажи. Там я еще массу «табу» нарушил и, казалось бы, сделал все, чтобы организаторы от моего участия отказались. И я был совершенно не виноват в том, что, несмотря на все мои ухищрения, эта моя экспозиция имела колоссальный успех и, по сути, за уши вытащила весь этот проект «Старз». Все это длинное отступление я посвятил только тому, чтобы вы не думали, что, делая Путина, я имел какой-то политический подтекст. Это все равно как устроители бродвейского шоу «Весна для Гитлера» в мюзикле «Продюсеры» ожидали от него провала, а не восхваляли Адольфа Гитлера

  * Так же как по прихоти профессора Преображенского бездомный пес превратился в Полиграфа Полиграфовича Шарикова из повести М. Булгакова «Собачье сердце».
  Интервью Томашу Гланцу для книги Souostroví Rusko: Ikony postsovětské kultury, 2011

• Александр Боровский. «Импровизатор»

  «Ну не любил Влад завершенности, однозначности, приговора. Даже когда проживал (как писали журналисты — перевоплощался) образы самых презренных вождей. О культурных героях я и не говорю: никаких мандельштамов! Даже папа римский в глазах Владика не тянет на однозначную благостность: кошечка на руках, а на лице какой-то отблеск целлофана. То ли намек на бронированное стекло папамобиля, то ли вообще — дохнуть не дают…»
  Александр Боровский. «Импровизатор» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 52–53)

• Елизавета Березовская. «Братья по разуму»

  «…я заехала за Владиком, чтобы вместе отправиться на Хеллоуин. Владик был еще совсем не наряжен, и в наличии были только заготовки парика, бюста и бедер из папье-маше для образа Барби. Пять часов вместе с Владикиным помощником мы обматывали его скотчем и заливали розовой краской из пульверизатора. Несмотря на долгие приготовления, мы все же успели в ту ночь посетить три клуба, передвигаясь по городу в основном пешком из-за чудовищных пробок. Неутомимый Владик успел еще и утром сделать съемку на детской площадке рядом со своим домом на Арбате. Только проснувшись на следующий день, я вдруг осознала, что провела всю предыдущую ночь, шатаясь по городу с «голым» Владиком».
  Елизавета Березовская. «Братья по разуму» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 33)

• Людмила Березницкая. «Два дня с Владиком Монро»

  Из Facebook Владислава Мамышева-Монро, 25 ноября 2009 года.
  «Я только что вернулся из Вены с выставки в Музее Людвига. Совершенно потрясающая была поездка. Во-первых, организаторы выставки почему-то ошиблись, и из документов с моим днем рождения они решили, что я родился не 12 октября, а 12 ноября, что совпадало с открытием их выставки «Гендер чек». И поэтому получилось так, что мало того, что впервые оказавшись в Вене, я уже по дороге из аэропорта заметил, что в городе просто невозможно найти места, откуда бы на меня [не] смотрела моя же физиономия с огромных баннеров, так когда я сразу же из гостиницы вбежал в музей на торжественное открытие, там меня уже ждала огромная толпа банкиров ERSTE, политиков, кураторов и журналистов, которые приветствовали меня шампанским и песней «Хэппи бёсдей…», называя меня в микрофоны «наша икона». У нас, как известно, не празднуют сорокалетие и, как правило, переносят празднование на неделю или месяц вперед, поэтому, поскольку мне 12 октября исполнилось именно сорок, то ошибка этих венских музейщиков 12 ноября выглядит совершенно божественным провидением, позаботившимся и о том, чтобы и поздравить меня с юбилеем так эффектно, и при этом учесть колоритные национальные предрассудки. Вы можете быть в курсе, что у меня в творчестве две фигуры — Монро и Гитлер в моем исполнении — служат своеобразным фундаментом, как максимально возможные противоположности проявления человеческой природы, персонифицированные Добро и Зло. Именно осознав когда-то, что я одинаково точно передаю сущность и того и другого, я понял, что могу воплотить любого, так как между этими крайними полюсами располагается все человечество. Поэтому наблюдаемое мною явление экспансии моих изображений в образе Монро в Вене, любимом городе Гитлера, который он много и тщательно рисовал и с которым связывал в юности все свои художнические амбиции и где он был отвергнут как художник (что в итоге и превратило его в монстра!), — все это было выполнено словно бы специально по заказу моей мегаломании. Ко мне туда прилетела Лиза Березовская <…> Не менее прекрасной была сцена в модном ресторане «Пальменхаус», который расположен в одном из отсеков роскошных оранжерей императорского дворца, на следующий день, 13 ноября. Сначала мы просто заметили, что в ресторане у корневищ одной из пальм накрыт очень длинный стол, за которым сидели 13 немолодых и ничем не выделяющихся среднестатистических австрийских женщин. Но через какое-то время мы поняли, что это никакие не женщины, а трансвеститы. Это было ошеломительно, что ни у одной из них не было в образе и намека на эксцентрику. Они были даже без косметики на лице и крайне скромно одетые. Я не представляю, что уж такое эта странная компания там отмечала, но поскольку я приехал на выставку «Гендер чек» и в то же самое время в музее шел симпозиум искусствоведов по гендерным вопросам, то это зрелище в ресторане выглядело идеальным перформансом по данному предмету, причем как абсолютная реплика «Тайной вечери».
  Людмила Березницкая. «Два дня с Владиком Монро» (Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников. — М.: ММОМА, 2016. Стр. 23–25)

• Владислав Мамышев-Монро. «Художник, художница: никакой разницы»

  «ДИ: Мужчина или женщина — наша первая и часто главная идентичность. Гендер и роли, которым должны следовать мужчины и женщины в соответствии с принятыми в обществе стандартами, в последние годы все чаще обсуждаются средствами искусства.
  В. Монро: В 2009 году для рекламы выставки Gender Check куратор Бояна Пеич выбрала мой портрет в образе Мэрилин, и вся Вена была в гигантских афишах. Это стало важным событием, потому что давно уже все мужское ассоциировалось у меня с Адольфом Гитлером, а Вена — не покоренный им город: здесь профессора венской академии не приняли его, и он превратился в чудовище, монстра и, в сущности, несчастного человека, сделав миллионы несчастными. В Вену я убежал из Москвы, чтобы не праздновать свое сорокалетие, по обычному русскому суеверию, и получил там праздник — выставку в Музее Людвига. Для меня добро и зло были персонифицированы в женском и мужском образах буквально: Гитлер максимально выражал общепринятый мужской стиль поведения. Эти качества были и в английском лорде, и в колонизаторе. Подобно тому, как претерпевал метаморфозы роскошный камзол Людовика XIV (от него все отрезали и цветочки, и подвязочки, к XX веку превратился в черно-белый фрак), так и мужской образ в итоге редуцировался в Адольфа Гитлера, злобная мордочка со щеткой усов в этом фраке — законченный образ символического зла. Для меня было важно выступить в Вене, где это чудовище провалилось, именно в женской моей ипостаси — Мэрилин Монро. Конечно, я всех женщин люблю, но Мэрилин очень похожа на мою маму, в ней для меня воплотились абсолютная женственность, жертвенность, потакание любым мужским прихотям. Этот старый тип гендерных различий закончился в начале XX века, но некоторые проявления его были очень сильны, вплоть до пятидесятых годов: женщина — покорная слуга господина своего, не может войти в храм с той же стороны и глаз не смеет поднять… В эксперименте, который я провожу много лет, я понял что Монро — белый библейский голубь, и ее пышногрудость — это не сладострастность, а открытость, наполненность душевным всепрощением и любовью ко всему. Во время выставки произошла история, странно связанная с Gender Check. Я и мои подруги в роскошном пространстве Palmen House с бабочками, пальмами, уходящими под своды, встретили странную компанию. За длинным столом в ресторане сидели тринадцать ничем не примечательных пожилых женщины, без косметики, в классических скромных платьях и туфлях. Оказалось, что это трансвеститы. Они были как злобные колдуньи, но никто не обращал на них внимания — это была часть обычной жизни».
  Владислав Мамышев-Монро. «Художник, художница: никакой разницы» (журнал «Диалог искусств», 2010, № 6, стр. 72)

• Письмо Наталье Тамручи

  «К тому же оба эти происшествия, стихийно стрясшиеся одно за другим, случились как будто специально «под заказ» Открытой галереи. Я ведь, когда получил от тебя предложение подумать на тему мужского начала, сразу начал ходить здесь по Бали туда-сюда, хвататься за голову и напряженно думать: «Мужское начало… Мужское… Начало…», и т. д. А как известно, тропики плавят мозги, и сколько я ни пытался напрячь свои извилины, не рождалось даже тени грядущего образа. Тем не менее это бесконечное прокручивание в голове словосочетания «Мужское начало» продолбило брешь в моем подсознании, как такое ауто-NLP, а далее через мои персональные каналы подключения к космическому разуму начало складывать в обозначенном направлении уже все окружающие меня обстоятельства.
  Так сначала я повстречал здесь совершенно прекрасную девушку из Москвы, соответствующую моим представлениям об идеале женщины и при этом будто специально «заточенную» под меня, словно это был я в юбке, и я моментально влюбился. В девушку. Чего со мной не случалось последние 10 лет. Поэтому мое персональное мужское начало пережило здесь настоящий ренессанс. Я купался в этой влюбленности, летал и благоухал (не переставая параллельно посылать мозгу мантры-сигналы: думать о предстоящей выставке), пока не начались все эти «художества» с покушениями на мое зрение. Очевидно, что инспирированные свыше!
  Ведь обычно я глаза себе не выкалываю! Причем не то что с такой регулярностью, а вообще я никогда их не травмировал. А тут такое совпадение! Ну надо же, во время думанья дум про работу для выставки «Мужское начало» у Монро на лбу фуй вырос!
  Фуй не фуй, но оба раза небесный боксер бил буквально в миллиметре от того, чтобы не лишить меня зрения. А о совпадении еще можно было бы порассуждать, когда бы это ЧП случилось только однажды. Аббревиатуру ЧП здесь должно читать в расширенном формате, в том числе и как Чудо Преображения.
  Итак, сначала был левый глаз, коим я упал на тиковый стул с крутой лестницы, приобретя абсолютно выдающийся даже на фоне «Рестлера» (в исполнении Микки Рурка) артикулированно МУЖСКОЙ вид. Действительно, с моей плотью произошло нечто небывалое, чего не смогла добиться даже при помощи пластических хирургов француженка Орлан. А с некоторых ракурсов и правда казалось, что из недр лба что-то такое до боли мужское пробивается вырасти наружу.
  Ну казалось бы, о чем еще думать? Вот они — готовые работы для выставки про мужское начало. Налицо! И ведь к тому же давно известно, что вся моя жизнь — это бесконечный перформанс, и все, что в ней происходит, становится объектом искусства. Но мне тогда будто глаза застили абсурдные поиски неких сверхумных идей, я бездарно протопал мимо готового, посланного мне свыше произведения, продолжая бубнить про себя: «Мужское начало… Мужское начало…» Глупо, не правда ли, Наталья?
  Поэтому что-то еще обязательно должно было случиться! Какой-то дополнительный толчок (или удар?), который бы заставил меня прекратить мучать свою думалку и узреть очевидное. Это произошло со мной позавчера, в самом опять же буквальном смысле. Теперь меня шандарахнуло в правый глаз. Но на этот раз мои небесные кураторы трогательно позаботились и о визуально смысловой законченности произведения в контексте моей неизбывной сердечной привязанности к божественной Мэрилин Монро, моей личной Дульсинеи!»
  Владислав Мамышев-Монро (письмо Наталье Тамручи, 2010. Архив Фонда Владислава Мамышева-Монро)

• Из интервью Марии Москвичевой. Газета «Московский комсомолец»

  «Но знаете, сейчас я перестал злиться на Путина. Меня много раз эксплуатировали в его образе. Последний раз в Барселоне, когда фонд премии Кандинского вывозил туда большую выставку, я сидел в облике Путина в президиуме вместе с министрами культуры. Со мной все потом фотографировались. Побыв в шкуре Путина, я понял, что ему сложно… Конечно, если бы каждому гражданину платили ренту с каждого проданного барреля, как в Арабских Эмиратах, мы были бы богаче, чем арабы. Но у нас никто не занимается этим вопросом».
  Интервью Марии Москвичевой. Газета «Московский комсомолец», 21 марта 2013 года (http://www.mk.ru/culture/article/2013/03/21/829272-poslednee-intervyu-vlad-mamyishevmonro-za-nedelyu-do-smerti-dal-quotmkquot.html)