Выставка одноименной серии раскрасок.
<...>Идея раскрасить черно-белые фотографические портреты элиты коммунистической партии, вероятно, приходила в голову многим. Не только с издевательской, но и с гуманистической целью – хоть как-то разнообразить их существование в одинаковых серых костюмах, оживить унылые лица. Появление знакомых физиономий в ярком гриме, в образах эффектных стареющих красавиц, странно и по-разному похожих на Вадика Монро, радует, как праздничный балаган, долгожданное и явленное наконец откровение.
Но Монро не просто делится с персонажами частью своего образа. Он еще и расстается с детскими комплексами. Вроде бы мама Владика была преданным членом партии и с детских лет приобщала чадо к своей вере. И даже придумала своеобразное партийное лото, чтобы сын знал лидеров по имени и в лицо. В суровые годы перестройки мама изверилась, но не изменивший своему детству Владик спас портреты от сожжения, а впоследствии от души их раскрасил, то есть помог пережить серый советский век и войти в новую цветную историю.
Для сомневающихся в истории детской и чистой любви предлагается другая, более отвечающая духу нашего времени. В ней на первый план выходят резоны практические. Как будто в предчувствии путча и захвата страны колопроктологами (трансвеститами) члены Политбюро осваивали в целях маскировки образы этих самых колопроктологов. Для чего и пригласили опытного гримера и визажиста Владика Монро, который смог увидеть измученные тяжким партийным трудом и множеством однообразных фотографий лица совершенно по-новому. И вот – алле! Цветные, эротичные дамы бальзаковского возраста раскрывают сокровенные тайны персонажей, фамилии которых не сохранились даже в анекдотах. Теперь, осененные гением Монро, они останутся в истории искусства.
(Фаина Балаховская. Артхроника/ № 5-6/ 2002, с.127)
В галерее С.Арт открылась выставка Владислава Монро в духе то ли Сокова, то ли Комара и Меламида. Это странно, поскольку уж в чем точно нельзя упрекнуть Монро, так это в том, что он работает с неактуальным. И надо же: в С.Арте он показал выставку-анахронизм.
Основной метод Монро, как известно, — травестизм, сквозная тема — исследование самоидентичности. Прославивший его образ Мерилин Монро роднит этого художника с Энди Уорхолом — гением ускользания, создавшим галерею масок без содержания, открытых любым интерпретациям. Через образ Монро в России восторжествовал поп-арт, причем не как локальная пародия (соцарт), а как интернациональный стиль.
<..>
И на тебе: в С.Арте Монро вспомнил кого бы вы думали? — членов Политбюро КПСС одного из последних уже разливов. Даже Яковлеву и Волкогонову пришлось бы долго морщить лоб, чтобы воскресить в памяти всех этих Чебриковых, Слюньковых, Соломенцевых, Долгих, Талызиных — всего 13 персонажей. Что может быть тупее, что может быть неактуальней!
И хоть бы он в них сам себя нарядил, так нет — сказал новое слово в живописи!
В общем, взял Монро 20-летней давности фотопортреты руководителей народа и партии и разукрасил их какими-то ядовитыми синтетическими красителями, с фломастером и процарапыванием, превратив в тертых, битых жизнью блядей.
Самая эффектная «блядь» на выставке — Шеварднадзе в образе Аллы Борисовны, помещенный в самый центр инсталляции.
Но и остальным досталось: вся попса в натуре, единственное: надо быть знатоком, чтобы опознать всех этих Распутиных, Долиных, Стрелок, Алсу и т. п.
Висят торжественно в рамочках, как в кабинете наглядной агитации, ни дать ни взять — иконостас, и ярко подсвечены лампочками. Особенно умилительны подписи, сделанные по нижнему полю аккуратным деловым шрифтом: «Лев Николаевич ЗАЙКОВ».
И вот спрашивается: где здесь современное искусство? Уж не превратился ли Монро совсем в театральщика — Фоменко или Васильева какого-нибудь, все сетующих, что при социализме свободы не хватало и духовность в загоне была.
Может быть. Но по уровню нелепости «Секретные материалы» достигли настоящих вершин, так что количество дрогнуло и стало переходить в качество. Явил Монро миру таинственный и дикий феномен, который я бы определил как мутантность власти, сродни бегству палача в наряде горничной, когда приходит возмездие. Ведь действительно, куда делись все эти «полудержавные властелины», которых, как казалось, в 90-е бесследно смело с парохода современности мощной волной истории. Ан, оказывается, они все здесь!
Нет, не о Шеварднадзе и Алиеве я говорю, да и Монро, слава богу, не опускается до высмеивания убогих тиранов — искусство все-таки должно «милость к падшим призывать». Монро изобразил настоящую метаморфозу, настоящий финт ушами, когда уйти-то они ушли, но лишь в физическом составе, тогда как дух их остался нетленным и переродился в свое Другое, что бы вы думали? — поп-культуру.
Народ, с мазохистским наслаждением терпевший всю тупость идеологического маразмирования, подглядывавший в щелку анекдота за личной жизнью деспотов и их сатрапов, теперь имеет возможность всю эту «сливу» иметь у себя. Стало куда как веселее с «Полем чудес», «Братом», «Нотр Дамом» и «Чикаго», хотя все это, по сути дела, все те же партийные съезды, где формируется генеральная линия власти.
Так что Монро опять оказался актуальным. Он на самом деле совершил не акт шутовского посмеяния над сброшенными с трибуны идолами, а портретировал новых кумиров так правдиво, так осязаемо, без какой-либо нонспектакулярной жеманности, что сама бумага, кажется, не удержалась и проявила их истинную суть, скрывающуюся в недалеком, но забытом прошлом.»
(Костантин Бохоров. Секретные материалы: неизвестные страницы из жизни Шеварднадзе и других членов Политбюро. Художественный Журнал, №47, 200)
<…> В галерее выставили проект Влада Мамышева – питерского художника-лицедея, «нового академика» и перформансиста. Многоликому Протею русского актуального искусства, побывавшему во время своей арт-карьеры и Верой Холодной, и Гришкой Распутиным, и чуть ли не чертом с рогами, исполнилось во вторник 33 года. Монро встретил свой христов возраст с подобающей эксцентричностью — организовал выставку портретов членов горбачевского политбюро, раскрашенных собственными руками. <...>
Получилось, впрочем, великолепно – и вернисаж, и выставка, и портреты, и сам именинник. В отличие от многих других своих арт-проектов, когда художник облекался в парик Мэрилин, бороду бен Ладена или кокошник и косу народной русской красавицы, посолидневший и весьма пухленький герой предстал почитателям в обкомовском костюме-тройке. В сочетании с обильно политыми лаком золотыми кудрями и лицом с признаками розового тонального крема этот номенклатурный наряд выглядел особенно порнографично, придавая Мамышеву дополнительное сходство с его работами. Окончательный сюр происходящему придавало то, что Мамышев рассказывал собравшимся вовсе не о своем тернистом творческом пути, а о том, что он – маньяк собственной жены, с которой в 32 года впервые познал женскую ласку. Двухметровая коротко стриженная блондинка с лицом всех членов того самого политбюро сразу присутствовала поблизости и охватывала гостей вернисажа тяжелым взглядом.
Но препарированные портреты затмевали даже эту роковую женщину — Мамышев оказался неподражаемым фоторетушером. Несколькими штрихами он сумел придать лицам последних столпов советского государства потрясающее сходство со старыми шлюхами. Потрепанные жизнью, некогда очень привлекательные – как раз таких, наверное, любили советские руководители, по-прежнему следящие за собой, что проявляется в огромном количестве яркого макияжа, но все-таки потрясающе узнаваемые.
<...>
Всей этой чудесной вампуке было придумано два объяснения. Первое – из пресс-релиза (вообще, пресс-релизы этой галереи – тоже настоящие произведения искусства, но последний – просто шедевр). Итак, накануне путча, под угрозой атаки коллопроктологов, члены политбюро решили замаскироваться под этих самых коллопроктологов, стать политическими трансвеститами, для чего и пригласили режимного живописца Влада Монро в свое логово. Фотографии блестящих результатов его работы долгое время были засекречены, но сейчас их все-таки удалось выставить.
Второе объяснение – фрейдистское. В детстве мама Владика Монро, второй секретарь некоего ленинградского райкома товарищ Монро, играла с сыном в партийное лото, заставляя его угадывать членов политбюро по фотографиям, и так эти люди вошли в душу будущего гения. В начале девяностых, когда мама сдала партбилет, художник с трудом спас портреты от огня, а потом нашел и разрисовал в лучших большевистских традициях – ведь и Керенский, кровный враг и молочный брат большевиков, бежал из Зимнего в женском платье, и Ленин писал инструкции Каменеву и Зиновьеву в случае провала переворота дергать из Питера в дамских костюмах, так что членам Политбюро подобная освященная историей маскировка явно не помешала бы.
Но даже и без пышного словесного обрамления портреты старых шлюх — членов ЦК великолепны. Такой гомоэротическо-ностальгический конструкт кого хошь проймет, хотя бы даже и приверед-венецианцев, привыкших к изображениям Богородицы, сделанным из слоновьего говна, и прочим последним достижениям «мировой художественной мысли».
(Вася Баг. Вот те, нате – член в мэйк-апе... Газета.ru, 17.10.2002)
На этот раз под прицел Мамышева-Монро попали психопатологические разводы, которые производятся мастерами макияжа, украшающими наше столь травматическое Прошлое.
И вместо того, чтобы рассказать о милых дачных причудах сталинских прихвостней или душевных страданиях брежневских лизоблюдов, что так любит делать наше телевидение, Мамышев просто и изящно попытался придать человечность и жизненность портретам горбачевского Политбюро. Мастерский макияж — и железобетонная советская геронтократия стала женственной и нежной. Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе обратился Пугачевой Аллой Борисовной; Николай Иванович Рыжков, известный как плачущий большевик, оказался героиней садомазо-шоу в кожаной спецодежде, а лик Егора Лигачева просматривается в образе вдовы под черной вуалью, оплакивающей дорогой и любимый СССР. Только вот беда — прочие персонажи с трудом всплывают из наглухо запечатанной советской подкорки. Кто такой Слюньков — хоть убей, не вспомню, но он почему-то обрел облик самой божественной Мэрилин, аватары художника Мамышева. И без всяких воспоминаний имени бедного старика Фрейда мне почему-то подумалось: «Как славно и прикольно нам жилось в бывшие времена, не то что в нонешние!»
Никакого ясного порядка не видно, но его и не должно быть. Версия Мамышева несколько запутанна, но очень правдоподобна — накануне путча, опасаясь народного гнева, вышеназванные и вышененазванные члены Политбюро решили замаскироваться, по примеру Керенского, под женщин и пригласили для этого дела Мамышева. Сам официальный и режимный художник на вернисаж явился в образе комсомольского денди, в костюме с галстуком, и долго рассказывал, что теперь можно, наконец, поведать о секретах нашей истории.<…>
(Андрей Ковалев. Сказ о том, как Владик-Королевич спас Политбюро ЦК КПСС от народного гнева. «7-й Континент», ноябрь 2002)